Не спрашивай, не говори

      После Битвы умов и семестровых экзаменов в школе стало гораздо спокойнее. На взгляд Юстины, даже слишком спокойно - она не сомневалась, что теперь-то эрудиты начнут искать виновников своих бед... Но сами эрудиты только безразлично пожимали плечами:        - А зачем?        - В смысле - зачем? - оторопела Юстина. - Разве вы не хотите знать, кто напал на нас с этим чертовым лазером? Если этого человека не остановить, он нападет снова!        - Не нападет, - уверенно покачал головой Грин. - Я не знаю, кто конкретно на вас напал, но я понимаю, как этот человек мыслил: хотел выбить меня из участия в битве, а для этого надо было обезвредить вас. Цель, однако, не достигнута, более того - ты расколотила лазер, который позволял аккуратно и почти безвредно убирать людей, а такие штуки даже у нас появляются не каждый год. Так что нападать ему уже не с чем, да и незачем...        - А как же личная месть?        - Тоже вряд ли, - Грин покрутил в пальцах сигарету, но покосился на Флинта - тот ответил мрачным взглядом из-под бровей - и так и не закурил. - Личная месть началась бы в том случае, если бы ты лично сделала эрудитам что-то из ряду вон выходящее. На личную месть сейчас имеет право Монро - его, как-никак, чуть на тот свет не отправили... а все остальное было в пределах допустимого, хотя и неприятно.        - Да по-моему, вы просто не хотите его искать...       Она ожидала, что парни начнут оправдываться, но вместо этого Флинт легко кивнул:        - Верно, не хотим, а знаешь почему? Потому что мы и сами не святые. И никто не святой, и почти у каждого из участников был мотив и возможность спереть разработку Лавлейсса, точно так же как минимум у десяти человек была возможность поиграться с напряжением в учебном корпусе или подрезать изоляцию на проводке. Можно перебирать всех, вычисляя алиби и мотив каждого... а можно сэкономить время и нервы, просто сделав вывод: так тоже можно, и хорошо, что мы теперь об этом знаем. Учись отпускать ситуацию, Придд, - он картинно заложил руки за голову, прислонившись спиной к оконному стеклу, - ловить этот момент, когда ты уже ни на что не можешь повлиять, но можешь выдохнуть, отряхнуться и попробовать что-то новое.       Он говорил, не задумываясь, будто так давно вывел эти истины для себя и так часто их проговаривал, что теперь они слетали с губ сами по себе. Для угрюмого умника, которого он изображал обычно, такая легкость выглядела странно, но тому Эдварду Флинту, которого Юстина видела сейчас - сидящему на подоконнике с видом человека, знающего кое-что о жизни и уверенного в своей правоте - она парадоксально шла. И казалось, что именно такой Эдвард - и только он - мог найти слова, способные встряхнуть даже Смитти. "Учись принимать помощь. Учись отпускать ситуацию. Учись ловить момент"... Пожалуй, это стоило взять на вооружение.        - Они мудрые чуваки, - согласился Джей, когда Юстина пересказала ему этот разговор. - Говорят один в один как мой папаша... Знаешь, если бы я не знал точно - решил бы, что папаша из Эрудиции перешел.        - А на самом деле откуда он?       Джей никогда не заговаривал об отце в школе или в присутствии остальных, но сейчас, когда они вдвоем шли до сектора Искренности, Юстина не видела вокруг ни одного знакомого лица - и раз уж он сам заговорил о семье, не хотела упускать случай. Джей улыбнулся:        - Дружелюбный он у меня... Самый что ни на есть. Ты не думай, я его не стесняюсь, он реально классный. Просто пока я несовершеннолетний, матери штраф навесить могут, а штрафы у нас - дешевле спрыгнуть, - он встретил удивленный взгляд Юстины и кивнул: - Я серьезно, подъемник, экспертиза и кремация дешевле выходят.       Насколько знала Юстина, межфракционные браки не регистрировались, а связи резко не одобрялись - но лишь потому, что Искренности проще было запретить людям разных фракций вступать в брак, чем в случае развода или смерти одного из супругов мучиться с разделом детей и имущества. В целом она ничего против не имела... но назначать такие огромные штрафы - это все-таки было немного чересчур.        - Как-то они перегнули с суммой, по-моему...        - Ты мне это говоришь? - Джей фыркнул. - Ну да ничего, вот стукнет мне шестнадцать, свалю в Дружелюбие - и плевать мы на всех хотели...        - Хочешь сказать, ты сменишь фракцию только из-за родителей? - она без проблем могла представить Джея в Дружелюбии: он прекрасно себя чувствовал на полях, умел и любил работать... но вот особой самоотверженности Юстина за ним точно не заметила.        - Да нет, конечно. Просто одно дело - когда родители в разных фракциях и непонятно, че с ребенком делать, если вдруг что, а совсем другое - когда мать навещает взрослого сына-переходника. За второе штрафы не положены... Но я бы и без этого свалил, - признался Джей. - Я свободы хочу.        - Какой именно свободы?       Сказав, что впервые видит бесстрашного, которому в родной фракции свободы мало, она бы солгала: первым был ее отец, оставивший Бесстрашие вместе с огромным куском лжи. Харолд Придд хотел свободы от необходимости притворяться перед теми, кто презирал слабость и немощь в любом виде...        - Ты не подумай, что я хаю Бесстрашие - у нас вообще-то круто. Ну то есть нет каких-то совсем уж строгих ограничений типа как в Отречении, где вообще ничего нельзя... у нас свободы много, но это не та свобода, понимаешь? Если останусь в Бесстрашии, придется мне драться снова и снова, чтобы доказать, как я дохрена крут и достоин. Не вопрос, конечно... Но что-то мне поднадоело это доказывать.       Он надолго умолк, опустив глаза на свои ботинки и грязное месиво под ногами; Юстине очень хотелось спросить - с полдюжины вопросов крутились на языке, ожидая возможности разбить это молчание, - но она сдерживалась. Нечасто на Джея находили такие приступы откровенности, еще не хватало сбить его с мысли!        - Я все детство боялся, что кто-то прознает про папашу, - наконец признался он. - Думал: не может сын такого мудрого чувака быть дебилом, а значит, стану дебилом - никто и не догадается...        - И вжился в роль.        - Ага, по самые уши, аж сам себе поверил. И тут мертвые поэты! Но знаешь, быть умным оказалось не так стремно, как я думал. А потом, после лазера... первые два дня мне, понятно, жить не хотелось... Потом отошел, но вслепую-то все равно делать нечего - только думать. Без мертвых поэтов было бы скучно, а так я крутил в башке стихи и представлял, какие бы картинки по ним нарисовал, если б глаза не болели. И знаешь, я понял две вещи. Первая - я не хочу это потерять из-за чьих-то там амбиций. Засветят мне снова в глаза какой-нибудь чертовщиной или переломают пальцы на ринге - и все! Нет уж, слуга покорный! Потерплю полтора года - и ну их ко всем чертям, - он так энергично тряхнул головой, что его длинные волосы, до того спокойно лежавшие на груди, взметнулись и упали за спину.        - А вторая? - осторожно спросила Юстина; можно было потянуть паузу, но у Джея на лице было написано, что он ждет вопроса.        - Тебе же тоже инициации ждать, верно? А потом еще долго лечиться... - он дождался ее кивка и продолжил: - Так вот, я теперь знаю, как показать тебе радугу, и тебе не придется ждать два с хреном года - всего-то до выходных.       Сказать, что Юстина была заинтригована, значило не сказать ничего: она считала дни до конца недели, а в пятницу вечером начала считать часы. Она, конечно, знала, что ни черта не увидит - но Джей говорил так уверенно, что ей стало крайне интересно, что же он там придумал!       К назначенному часу она успела скурить полдюжины сигарет и пройтись быстрым шагом до конца квартала и обратно, не в силах усидеть на месте; Джей подошел как раз в тот момент, когда она подумывала навернуть еще пару кругов. Одобрительно кивнул, окинув взглядом ее крепкие ботинки без каблука и темные джинсы, поправил свой потертый рюкзак и подал ей руку:        - Ну что, готова?        - Спрашиваешь! Так куда мы все-таки идем?        - В одну из теплиц Дружелюбия... а больше я тебе ничего не скажу, и не выспрашивай, - строгое выражение лица не шло ему совершенно, но он хотя бы попытался.       Ни в дороге до сектора Дружелюбия, ни в самой теплице не было ничего примечательного - теплица как теплица, никакого намека на обещанную радугу; никто не обращал на двух подростков внимания, только один из рабочих - светловолосый мужчина, возвышавшийся над остальными, как башня - приветственно махнул им рукой; Джей поднял ладонь в ответ, но подходить не стал - сразу прошел куда-то вглубь теплицы, потянув Юстину за собой.        - Тут обеденная зона, - пояснил он, дойдя до длинного стола с двумя рядами скамеек и выкладывая из рюкзака нехитрый обед: прозрачный контейнер с сосисками, стаканчики, апельсин, две бутылки - с водой и, вероятно, с соком, - и пока что эта зона вся в нашем распоряжении.        - То есть ты привел меня на пикник?        - Почти... теперь садись, вытяни руки перед собой - только не над столом, ага, вот так, - и закрой глаза: они тебе сейчас не понадобятся. Юстина, не успев всерьез разочароваться, послушно выполнила его указания, а Джей сложил ей руки ковшиком и плеснул в ладони прохладную воду:        - Цвет - это не просто так, понимаешь? У цветов есть вкус, запах, вес и температура, просто не все это замечают, а ты сейчас научишься. Например, ты знаешь, что в воде очень любит отражаться небо? Так вот, оно синее... сейчас серое, конечно, но вообще-то синее, - уточнил он, удерживая ее сложенные руки. - У синего цвета нет ни вкуса, ни запаха; он может быть совсем легким, как весенний ветер, или плотным, как вода в твоих руках, или плотным и тяжелым, как лед - но он всегда холодный. Или, по крайней мере, прохладный... Понимаешь?       Да, она начала понимать - и не только про синий цвет, но и про замысел Джея в общем. Привязать цвета при помощи ассоциаций к тому, что она могла почувствовать... По крайней мере, это было забавно.        - Ну хорошо, а дождь? Он тоже синий?        - Не, дождь голубой - вода в нем слишком размыта воздухом, чтобы по-настоящему посинеть. Давай-ка, устрой мини-дождик, - Юстина покорно разомкнула пальцы, позволяя воде каплями пролиться наземь. - После дождя все растения оживают, зеленеют и набираются сока; зелень у них становится прям ух! Яркая, темная... Зеленый - сочный цвет, он бархатный на ощупь и вкусно пахнет; вот, попробуй!       Ей на ладонь легло несколько листочков; они в самом деле были мягкими как бархат и вкусно пахли чем-то очень знакомым...        - Подожди, сейчас угадаю... шалфей?        - Точно. А ты знаешь, что зеленый - это смесь желтого и синего? Если растения долго не получают влаги, они сохнут и желтеют; можно сказать, из них удалили весь синий цвет, оставив только желтый - сухой и колючий. Он может быть сладким, как мед, острым, как горчица, или пряным, как имбирь, но сухой он почти всегда, - какие-то тонкие жесткие нити невесомо коснулись ее руки от запястья до кончиков пальцев.        - А это что было? - она готова была поклясться, что прежде таких растений не встречала.        - Вообще-то мои волосы - они тоже почти желтые, - смутился Джей, заставив Юстину захихикать. - Черт, Юсти, ну не собираю я гербариев! Что нашел, на том и показываю...        - Не обижайся, я... просто не ожидала, - кое-как выговорила она сквозь смех. - Давай дальше, мне интересно!        - Да там немного осталось, - проворчал Джей, кладя в ее протянутые руки апельсин. - Оранжевый - это уже не желтый, но еще не красный, он вкусно и остро пахнет, и он уже набирает сок; оранжевый не такой колючий, как желтый, он плотный и тугой, вот как кожура этого апельсина, которую легче порезать, чем порвать... Дай сюда, не мучайся.        - Если будем есть, давай я глаза открою, - мысль о том, что Джей будет ее кормить с ложечки, смущала. Что-то в этом было слишком уж интимное, и Юстина к этому пока не была готова. Он, к счастью, настаивать не стал:        - И правда - у меня тут сосиски с кетчупом, еще перемажешься... рискнешь угадать цвет?        - Ммм... - Юстина вспомнила уроки рисования в младшей школе, цветовые круги и схемы; если наложить эти схемы вместе с объяснениями Джея на сочные еще теплые сосиски, щедро залитые острым соусом, получался... - Красный?        - В точку. Остался фиолетовый, - он разлил по стаканчикам сок, как оказалось - виноградный; от его сладости у Юстины свело скулы. - Ооо, ты поняла! Холодный и сладкий, слаще всех остальных цветов вместе взятых, а если долго-долго разбавлять его водой...        - ...он потеряет вкус и запах, и получится синий, правильно?        - Если не брать частности... да, примерно.        - Тогда не будем брать частности - пусть круг замкнется, - улыбнулась Юстина, отставляя стаканчик, и взглянула на Джея. - Это было классно! И кстати, я давно хотела спросить - какого цвета у тебя глаза?        - Серые, - просто ответил Джей. - Как и у тебя, кстати.        - То есть я вижу их такими, какие они на самом деле есть?        - Выходит, что так...       В нескольких ярдах от них работали фермеры Дружелюбия, круглый год поставлявшие провизию жителям Чикаго. За стенами теплицы расстилались отдыхающие поля, изредка гремели железные дороги бесстрашных, по-субботнему неспешно текла жизнь в каждом секторе города. Краем сознания Юстина помнила, что совсем скоро начнется новая учебная неделя, когда она будет сидеть за своей партой в одиночестве, не прислушиваясь к шепоткам за спиной, и ждать истории фракций, обеденной перемены, самоподготовки и собрания Общества... Где-то еще дальше маячили экзамены, лето, последний учебный год, инициация и долгое мучительное лечение - но сейчас Юстине об этом совсем не думалось. Хотелось как можно дольше жить этим днем, в котором они с Джеем ели остывающие сосиски, пили до отвращения сладкий сок и целовались, и губы у него на вкус были ярко-красные.