Argumento y sentimientos.

На самом деле. Это вправду было сложно. Мозг с торможением обрабатывал чужие слова, ведь английский оставался для него одной большой проблемой. И в этот момент Фернандо молился, чтобы перевод был неправильным. Что он просто ошибся. Но в этот день, в этом кабинете, ему показалось, что все его мечты разбили на кусочки. Он не то чтобы хотел быть чемпионом, не то чтобы с детства мечтал о таком. Вот правда ему дали надежду. Призрачную. Флавио сказал ему в тот день: "Ты талантливый парень, несмотря на то, что куда младше остальных. И я рад, что ты подписал контракт именно с нашей командой, твои тесты показали высокие результаты. Ты сразу можешь оказаться в боевом составе". — и этого хватило для того, чтобы глаза молодого испанца зажглись новым огнем, сердце ускорилось, а руки стали холодными от бабочек в животе. Это было волнение, но это было ликование в той же мере. И он ждал нового сезона, как второго пришествия. - На данный момент, в течении сезона, ты будешь находиться в запасном составе. В случае выхода одного из пилотов, ты заменишь его. - мужчина был непреклонен, протягивая ему документы. И Алонсо хотелось сжаться до уровня молекулы, но он лишь смог покорно подняться на ноги, прощаясь с боссом и как можно быстрее выходя из комнаты. Глаза щипало, сердце болело. Это было слишком для него одного. От чего уже совсем скоро, стоило съехать по стене на пол в пустых паддоках, дыхание сбилось, а щеки заполнили соленые капли и тошнотворная смесь злости со всем, что только было внутри. И парень пытался не сломаться прямо здесь, но он не мог. Он знал, что в любой момент кто-то может зайти, может увидеть его слабость и это коробило, но к сожалению, Фернандо ничего не мог с этим поделать. В любом случае, в Рено все выглядели добрыми и понимающими, может... Может быть, они просто пройдут мимо, не обращая на него внимание, будто его здесь нет. Этого будет достаточно, он уже будет благодарен. И вот звучат шаги. Аккуратная поступь, тихая он бы сказал. Даже со всей смиренностью в теле молодой гонщик сжимается и пытается проглотить слезы, но наружу выходит лишь отвратный всхлип, который ударяет по ушам, отражаясь от пустого паддока. Вылетел же в самое неподходящее время, ибо тот кто зашёл, кажется, сразу застыл. Было слышно лишь дыхание, но никаких шагов. Всем телом Алонсо ощутил этот взгляд на себе, тяжёлый, в чём-то душащий или просто сам он был забит, задушен собой сейчас. Думающий лишь о том, что останется на скамейке запасных навсегда. Снова шаги, кто-то идёт к нему и юноша хочет крикнуть им убраться отсюда, но это будет звучать так глупо и жалко, с его сбитым дыханием, ломаным английским. Поэтому с губ срывается лишь тихое: "No mires", — хотя вряд ли его понял бы хоть кто-то, может, стоило сказать это на итальянском? Французском? Может он хоть раз бы оказался в обстановке, где ему всё знакомо? Он даже не видит лица пришедшего, лишь из-под бровей и темных кудрей его ноги. И это была гоночная экипировка. Ох, если это был кто-то из его сокомандников.... Что ж, это было неловко. Да и пошли они к черту. Все. Он ненавидит то, как рядом с ним садятся, он видит колени потрёпанного гоночного комбинезона, руки, без перчаток правда, где прослеживаются жилы с венами. Гонщик, такой же как и он, но явно не новый. Если это был Баттон, то сегодня день, когда Фернандо умер, от ненависти к себе. Такое значимое сейчас в Формуле лицо и видит его таким жалким. Уже точно ничего не добиться. - Что случилось? - это не звучит пренебрежительно, даже без жалости, но и не как формальность. Возможно, этот незнакомец просто был слишком любопытен, а может, Нандо сейчас нужно было хоть какое-то утешение. Хоть кто-нибудь, кто держал бы его, кто понял бы его чувства, а не сказал, что ему пора вырасти. И что он не должен разрываться на части из-за таких мелочей. Сил не было ни на что, кроме сжатия кулаков, когда парень с новой силой обвивает свои колени, прячась за ними уже полноценно, пытаясь глотать слезы со всхлипами, пока рядом умиротворённая тишина. Даже можно было забыть, что рядом был кто-то. Кто-то незнакомый ему лично, может, с экранов. Кто-то явно важнее чем он сам. И испанец не мог поднять глаза, просто желая исчезнуть. Рука на плече почти что причиняла боль. Но давление не... Не было сильным, она просто понимающе лежала там, даже не сжимая, просто находилась здесь и заземляла. Возвращая к болящим от всхлипов лёгким, красным глазам и тому, что здесь холодно. Здесь чертовски холодно, но справа почему-то тепло. И о, это был тот незнакомец, что всё никак не уходил, просто сидя рядом, просто находясь здесь и больше не пытаясь лезть в его душу. Просто был. И Алонсо тоже просто был. Это вправду... Ощущалось иначе, чем если бы ему говорили сотни слов по типу: "Всё будет хорошо, ты справишься, я верю в тебя". Его не пытались убедить в невозможном, не пытались снова вселить надежду, что рухнет потом. Всхлипы стали более обрывистыми и громкими. Больше никто не пришёл, хоть точно парень и не знал, был ли здесь кто-то, вес с плеча не уходил, где-то за его собственным биением сердца было слышно дыхание. Сколько времени прошло? Час или два? Или всего минут пятнадцать с его прихода сюда? Но стало заметно легче, чему сам гонщик удивился, обычно, после подобных срывов, он был на дне ещё какое-то время. Но здесь и сейчас... Лёгкие заполнил приятный вакуум и в конце концов, он находит в себе силы. Ноги расслабляются, он протягивает их вперёд, сам же прислоняется головой к стене, пытаясь привести себя в чувства. Здесь всё ещё холодно, но сбоку было лёгкое давление и теплота. Так приятно... Фернандо незадумываясь выдохнул: "Gracias..." — хотя и знал, что вряд ли его поняли. Это подтвердило сконфуженно хмыканье. — Прости, приятель, я не говорю по-испански. Что ты сказал? — неловко уточнил голос, лица не было видно, точнее Алонсо не смотрел на него вовсе, но внезапно он понял, насколько этот тембр хорошо звучит и что он ему совсем незнаком. Идеальный английский, с лёгким акцентом, явно не британец. Глубокие ноты и лёгкая хриплость. Возможно ему показалось, но в тоне была та же ломкость, что в его собственном. Фернандо поднял руку, стирая последние капли с лица, чтобы неосознанно, по привычке, совсем по-детски надуть щеки. — Спасибо, другими словами. — всё ещё неаккуратным английским выдавил он из себя, не давая злости просочиться в голос. Он знает, это всего лишь его мозг пытается защищаться, но он не хочет прямо сейчас переживать ещё один эмоциональный подъем. Это точно добьет его. — Тебе лучше? — незнакомец смотрит на него и парень старается не смотреть в ответ, не желая показывать свои красные от слез глаза, игнорируя при этом то, что этот человек только что наблюдал за его рыданиями. Не смотреть не получается, голова поворачивается сама собой, когда плечо гладят вновь, пытаясь из мыслей вернуть в реальность и о... Приходится поднять подбородок, чтобы пересечься с карими глазами напротив. Щетина, крепкая челюсть, темные волосы. Он не видел этого человека раньше. Не видел на гонках, не видел в паддоках, нигде. Никогда. Но вот он здесь, успокаивает его. — Да, сэр. Прошу прощения, я... Явно помешал вашим планам. — с невеселой усмешкой бурчит под нос Фернандо последнюю фразу, снова опуская голову. Но в ответ ему с пониманием хмыкают: "Нет, разве что занял мое любимое место для срывов. Но как я понимаю, теперь придется делиться". И вот это звучит со смехом, но тоже без радости, скорее сухой факт. Правда с этим голосом, слова становятся... Живыми. Через секунды молчания со вздохам незнакомец добавляет: — Так что случилось, приятель? Ты можешь не говорить, если это слишком для тебя, я пойму. Это было хорошо, что его границы соблюдали, но испанец лишь качает головой, смотря в сторону двери. — Флавио ведёт себя как последняя сука, вот и всё. — и к счастью парня, сидящий рядом разражается искренним смехом, который заканчивается лёгкими покашливаниями, пока на собственных губах расплывается лёгкая улыбка. — О, как точно ты его описал. — хрипло добавляет мужчина и краем глаза испанец замечает, как тот вытирает глаза, похоже, вправду он не один на грани тут. Возможно, это даже хорошо, что они встретились. Но вряд ли они увидятся снова, а если увидятся, то сделают вид, что ничего не было. — Меня кстати Марк зовут. Марк Уэббер. Я не знаю, насколько тебе это интересно, но... Вторая часть предложения не закончена, вот правда тон давал понять, что после этих слов стоит точка, ведь у этого неизвестного гонщика, либо нет оправданий внезапному знакомству, либо он не знал, что сказать, чтобы это не звучало слишком уж неловко. А Нандо лишь задумался, пытаясь вспомнить это имя. Марк... Нет, он не слышал про таких. — Оу, а ты...? Гонщик? Просто я никогда не слышал про тебя, но ты в экипировке. — Да, но я уже долгое время на тестах. Ни одна команда не хочет брать меня к себе на постоянную основу. — на чужих губах появляется грустная улыбка и Алонсо вылавливает её, словно пытаясь запомнить. Этот человек выглядел, пожалуй, даже красиво. Но почему его никто не брал? Тот явно был уже не молод, его руки были сильными, об этом говорили вены и жилки проступающие даже на пальцах. Он выглядел даже более массивным, чем сам испанец. — Хотя мне уже двадцать четыре. А занимаюсь я этим с давнего времени... Но ладно, я не люблю жаловаться людям, с которыми только познакомился. И тон снова приобретает то веселье, что было. Это удивило парня, как же быстро Марк переключается с одной эмоции, на абсолютно другую. Наверное, он слишком привык к разочарованиям. Карие глаза уходят в сторону, когда между ними повисает молчание, скорее всего тот почувствовал себя неловко, что привело младшего в чувства. — Я Фернандо Алонсо. На данный момент оказался в запасном составе Рено... Хоть мне и обещали, что я буду в боевом. — он не хотел, чтобы его тон звучал настолько жалко, насколько в итоге прозвучал. Словно маленький забитый котенок. На него сразу же вновь обратили внимание. Изучили взглядом. — Хотя это справедливо, я думаю. Я слишком молод, они все уверены в моей неопытности... На что лишь идёт слабый смешок и рука аккуратно треплет плечо. — Все? О, ты ошибаешься. Я про тебя слышал. На самом деле, многие называют тебя юным дарованием, талантом. — казалось, Уэббер улыбался, но по-доброму так, об этом говорили его светящиеся глаза. — Флавио говорил, что если бы Трулли показал результаты тестов чуть хуже, то ты бы встал на его место. Люди ждут когда ты выйдешь на трек. Это не то чтобы успокаивало, испанец мог лишь разочарованно вздохнуть. Это было ещё хуже. Он не смог на тестах показать себя лучше чем Ярно, не говоря уже о Баттоне, с ним ему точно никогда не сравниться. А теперь он здесь, жалкий и разбитый, когда люди, как оказалось, надеялись на него. Глухой стук о стену, большее давление сбоку и чужие ноги рядом с собственными, плечи соприкасаются, пока руки лежат безучастно на коленях. — Но я понимаю тебя, приятель. Это... Тяжело когда отказывают, до этого дав надежду. И тут уже никакая всеобщая любовь не поможет, если ты всё равно оказался позади. — это понимание почти убивает. Ведь звучит так близко для него, что Фернандо кое-как проглатывает очередной порыв разрыдаться, сгибаясь ближе к Марку. Но нет, не сейчас и не сегодня точно. — Эм... А где я могу найти тебя в свободное время? Разговоры с тобой неплохо помогают. — через силу говорит парень, пытаясь спрятать лицо за темными кудрями, он хочет звучать весело, слегка пренебрежительно, но не может прямо сейчас. И кажется, это нисколько не смущает сидящего рядом, ведь во всем, что он из себя представляет, чувствуется улыбка. — Тут будет легче, если я буду тебя искать, ты всегда в Рено, а я же ну... Заглядывай в поддок Эровс и спрашивай про "назойливого австралийца", они сразу поймут. — лёгкая усмешка. Фернандо глупо хлопает глазами, в какой-то момент потеряв нить разговора и неловко чешет затылок, поворачиваясь обратно к лицу Марка. — Ты австриец?... И что значит... Как ты это произнес... Ну по отношению к тебе... Искренний, но не режущий смех мягко окутал полупустое помещение. — Австралиец, Австралия. Не волнуйся, приятель, над твоим английским мы ещё поработаем. В общем, ищи меня в Эровс. — с этими словами мужчина поднялся на ноги, протягивая ему руку, за которую юный гонщик ухватился, пытаясь подняться самостоятельно, но его уже потянули и через секунду он оказался на ногах, не прилагая никаких усилий. Это... Ощущалось надёжным. Может, он вправду пойдет искать его завтра. --- И он вправду искал его, почти каждый день, они тренировались вместе и вместе наблюдали за гонками других. Пока австралиец сам не стал их участником. Внезапно, Эровс выкупила команда Минарди и руководство решило дать Уэбберу шанс, он показывал хорошие результаты, и стоящий на трибунах молодой гонщик Рено искренне ему улыбался после каждого очка, что он собирал. В конце сезона, они могли назвать друг друга не просто приятелями, больше товарищами, несмотря на звездный дебют, они продолжали тренировки вместе. И Алонсо ждал, что с ним будут сражаться за господство на тестах, но Марк будто давал ему поблажки, не сражаясь в полной мере. Впереди был новый сезон и из-за этих мелочей, Фернандо чувствовал себя подавленно. Да, его результаты на высоте, но он сражается, пока с ним играют в поддавки. Это может выйти ему в минус на реальных гонках. Или в минус его другу. В конце-концов он не понимал, как можно добровольно отдавать свой титул кому-либо. — Нандо, что-то не так? — за спиной звучит знакомый голос, глубокий тембр, австралийский акцент и рука, что аккуратно обнимает за плечо, когда второй гонщик садится рядом. Трибуны пусты и другие пилоты уже давно начали расходиться, он не уходил, усевшись на краю сцены где были поулы. Журналистов тут хотя бы не было. Ну да, кому есть дело до второго класса. Болотные глаза метаются в сторону карих, это чувствуется верным, но в них злость, хоть на деле это всего раздражение, вот правда испанец всегда реагировал куда сильнее, чем на самом деле чувствовал. — Ты меня бесишь. — это единственное, что он может произнести сейчас. Но его английский вправду стал звучать куда увереннее, чем раньше. На чужом лице появилось минутное удивление. После чего стало скорее виноватым, Уэббер вздохнул: — Хорошо... Что я делаю из того, что тебя бесит? — он не обижался, кажется, лишь неловко ослабил руку на плече парня, после чего вовсе её убирая, кладя на собственное колено. Младшему почти стало стыдно за свои слова, но он считал, что прав, поэтому отвернулся, вновь смотря в бетон. — Ты играешь в поддавки. Ты также будешь играть в новом сезоне что ли? Я хочу чтобы мы сражались за место. Или ты собираешься всегда всем уступать по доброте душевной? — с губ срывается непроизвольный рык, а поза ссутуливается, будь у Алонсо иголки, они бы растопырились во все стороны, будь шерсть, она бы встала дыбом. Но сейчас он был самим собой, сжавшимся и чувствующим себя ребёнком снова, он ненавидел это, хоть и понимал, что в сравнении с большинством, он вправду ещё совсем подросток. Но мычание со стороны понимающее и Уэббер почему-то не уходит, а лишь подтягивает к себе колени, ему в лицо смотреть совсем уж не хотелось, не хотелось видеть там грусти, или жалости, или ещё бог знает что. — Хорошо, прости меня за это. Я больше не буду поддаваться, но... Чтобы ты знал, почему я это делал. Я искренне хочу увидеть тебя в следующем сезоне и там мы уже будем сражаться по-настоящему. — Это звучит так, будто ты недооцениваешь меня. Я и без поддачек прошел бы! — огрызается слишком уж резко молодой пилот, поворачиваясь к товарищу вновь, со сведенными к переносице бровями и изогнувшимися от злости чертами лица. — Если ты вправду хочешь показать, что уважаешь меня, то сражайся, а не веди себя как заботливая мама-утка! В ответ последовала тишина, тогда Фернандо увидел, как неловко Уэббер сжал руки между коленями, смотря на него немного дезориентировано, после чего отворачиваясь в сторону. Младший думал, что тот сейчас поднимется и уйдет, не желая чувствовать на себе всю злость, что только была внутри молодого гонщика, но. К его удивлению Марк не ушел, только спустя мгновения молчания повернулся вновь, а что больше поразило, на лице не было привычной улыбки, только неловкость. — Хорошо, я понял тебя, приятель. Больше этого не повторится. Просто... Знай, вне гонок ты не являешься соперником для меня. — это уточнение было почти болезненным, не в коем случае парень не хотел воспринимать своего товарища, как очередного конкурента, которого он обязан раздавить на пути к поулу. Они уже сложили какую-то рутину вместе. Об этом говорят приветливо раздвинутые руки. — Надеюсь, ничего не изменится в следующем сезоне между нами. Но тебе стоит знать, я не собираюсь уступать тебе, Нандо. Этот жест приятно согрел сердце испанца, так что он наклонился к рукам, что были куда длиннее и сильнее, чем его собственные, но держали надёжно и аккуратно. — Как и я не собираюсь уступать тебе, Марк. --- "Выпускают машину безопасности и дело идет к пит-лейну... Алонсо цепляется за покрышку от машины Уэббера, ранее сошедшего с дистанции. Боги, посмотрите на этот удар! Надеемся, что он будет в порядке. О, молодой пилот выглядит не очень". И не очень было мягко сказано. В момент удара, Фернандо сжал руль почти что до трещин, придвигая колени ближе и группируясь, он даже не пытался надавить на тормоз теперь, летя к другому барьеру. Это было больно. Стоило аду и шуму вокруг остановиться, как зелёные глаза открылись, осматривая сначала руль, потом барьер, едущую машину медиков. Всё кружилось не прекращая, когда молодой пилот схватился за борта и кое-как поднимая себя вылез. Стоило ногам оказаться на земле, всё покатилось, мир начал сиять яркими огнями и глаза словно отказывались работать, в голове был статичный шум, а к горлу подкатывала желчь, когда гонщик Рено прижался к стене, съезжая вниз на землю. Скорее надо снять шлем, ему нужен воздух, ему нужно было лечь. Но эти люди собравшиеся вокруг что-то ему говорили, говорили не засыпать и подниматься. Главное, что шлем стянули. Это не помогло, взгляд был расфокусирован и парень смотрел как сквозь. Но в какой-то момент он остановился. Аккуратно поднимали на ноги, укладывали и только тогда Фернандо заметил одно. Ягуар вышедший с дистанции. Машина, которой управлял Марк. За секунду до аварии, он услышал о том, что австралиец получил повреждение, но не успел переваривать, как задел что-то на трассе, сразу же отлетая в сторону отбойника. Голова шла кругом, но нигде не было видно Уэббера. Тот всё ещё в болиде? Его забрали в госпиталь? Он дошел до боксов? Всё ли с ним в порядке? Его машина выглядела ужасно. Хоть и Рено, которым он сам управлял, было далеко не лучше. — Что с Уэббером? — сквозь боль и раздумья, в подборе слов, выдавливает из себя испанец, всё ещё крепко держа руками ткань своего гоночного комбинезона, стараясь не терять связь с реальностью. Один из врачей вопросительно на него посмотрел. — Он в порядке? — Да, сэр, он в норме. Отделался небольшим испугом. За секунду до аварии вы задели покрышку его машины. На данный момент мы подозреваем легкое сотрясение. — и что-то ещё ему говорят, трогают лоб, но уже неважно, мандраж начинает отпускать, хотя руки дрожали. Марк в порядке, он цел и невредим. Это главное. Но как же иронично вышло, что первая в его жизни авария, случилась из-за обломков его машины. На деле, все винили австралийца в том, что он помешал Алонсо пересечь финишную черту, забрать его третье место, подняться на подиум. Но сам парень нет. Он не хотел обвинять своего друга в собственной невнимательности. В конце концов, он мог объехать, но не успел. Уже потом по новостям он услышал, что гонку остановили, из-за того, что обломки его машины усеяли всю трассу. На лице появилась самодовольная улыбка. Хотя бы другим подпортил и по итогу занял третье место, на котором был до аварии. Но вот рядом с его боссом стоял Берни. И что-то злобно говорил, нахмурив брови. Фернандо прочувствовал до самых кончиков пальцев, какой выговор получит при возвращении. Сам хозяин Формулы-1 был взбешён его провалом. Но это чувство осталось ненадолго, когда камеры переключились на Уэббера, что стоял разговаривая с механиками Ягуар в боксах. Он выглядел нормально, но поза была неуверенная. Только, пожалуй, парень заметил, как он подрагивает и вовсе не от холода на улице. Тот самый испуг о котором сказали врачи? Телевизор выключается. Он слишком устал, чтобы досматривать повтор и любоваться своим пустым третьим местом на подиуме. Врачи сказали, что он должен провести тут несколько дней и осталось лишь надеяться, что к следующему гран-при он успеет оправиться и присутствовать хотя бы на тестовом заезде. Рядом с палатой слышаться шаги и медсестра заглядывает внутрь. — Сэр, к вам посетитель. — и боги, сердце упало в живот, напоминая о недовольстве Экклстоуна и Флавио. Черт, неужели ему решили сделать выговор прямо в больничной палате? Отвратительно. Только не отстранение, нет... Надо взять себя в руки. — Santa mierda... Пусть заходят. — недовольно бурчит Фернандо, отворачиваясь к окну, без капли желания смотреть в лицо своего босса, ведь скорее всего, его попытаются убить одними лишь глазами и сказать, как он опозорил честное имя Рено. Неудачник, конечно, это же его главное прозвище. — Нандо, я просил не ругаться на меня по-испански. — мягкий и приятный баритон окутывает плечи, внезапно расслабляя, когда младший находит себя удивлённым и слишком уж быстро поворачивающим лицо к пришедшему, выглядя словно счастливый кот, которого поманили кормом. Марк смотрел на него понимающе и мягко, одет был в простые светлые джинсы и футболку, это выглядело домашне, что захотелось плакать, но далеко не от злости, или отвращения к жалости. О, как же ему захотелось домой. — Ты как? Что сказали врачи? Вся тревога медленно испаряется лишь от факта того, что они дышат одним воздухом, это приносит облегчение, когда мужчина садиться на стул рядом с постелью. Рука на его руке, аккуратно гладя и это уже привычный жест, но парень всё равно не может перестать улыбаться. — Я в полном порядке, лёгкое сотрясение, говорят, что к следующему гран-при буду как новый. А ты? Я смотрел повтор твоей аварии. Мне показалось, что твою машину перевернуло! Лёгкий смех и к счастью Алонсо, его друг подвигается ближе, начиная рассказывать. Это вправду был тяжёлый день, аварии, погодные условия. Рука на его руке оставалась успокаивающим грузом, когда грудину переполнило тепло, от простого понимая: он здесь. Уэббер не винит его за ошибки, не пытается оправдаться, наоборот говоря, что должен был быть осторожнее на треке и тогда бы младший не вылетел. Но это уже не имело значение. Ведь австралиец цел и пилот Рено впервые понимает, насколько не хочет это терять. Эту целостность, он бы не простил себя, если бы мужчина разбил или сломал себе что-нибудь, даже если в этом нет его вины. И по карим глазам видно, что старший тоже самое хочет сказать. Но они не говорят, позволяя этому повиснуть в воздухе, создавая цепочку, что переплетает их. Ну или так казалось Фернандо, который спустя минуту нашел себя оперевшимся на крепкое плечо Марка, вновь замечая, насколько он меньше, и насколько в чужих руках безопасно. Мягко его подталкивают, позволяя положить голову на грудь, в которой был слышен стук сердца. Это было хорошо. — Давай, приятель, тебе стоило бы вздремнуть, выглядишь ты мягко говоря сонно. — Иди ты... Idiota guapo... — Понял, с завтрашнего дня начинаю учить испанский. Но могу сказать сразу: у меня прогресс, я понял слово идиот. — усталая улыбка расплывается на губах пилота Рено. — Это не "идиот", это "придурок". --- Сердце начинало разрываться и слишком уж долго парень не мог понять: почему? Он смотрел с очередного поула на стоящего там снизу Марка который хлопал ему с улыбкой на лице. И внутри всё ворочалось вверх дном. Этот человек стал синонимом к слову "дом" и несмотря на разницу в их возрасте, Алонсо видел в нем вовсе не отца, или старшего брата, нет, это была... Другая семья. Тот, кто приезжает в госпиталь и к кому в госпиталь приезжаешь ты. Тот, с кем поздней ночью в паддоке сплетничаешь о Трулли, кто же фаворит Флавио. Тот, с кем вы обнимаетесь после удачных и не очень заездов, тот, кто начал жать твою руку по-особенному, так секретно и таемно. Рука к руке, иногда похлопывание по плечу от австралийца, к которому так тянется младший, пытаясь прижаться, но времени нет. Нет время говорить, думать, есть любопытные журналисты, чьим главным интересом теперь стал молодой двадцати двух летний испанец, а не его старший и более опытный друг, который, как только завидит издалека папарацци, со смехом убегает в боксы, лишь бы не попасться на глаза. Они вовсе не были детьми, но взаимоотношения их стали... Более ребяческими. Фернандо кривлялся, пародировал голос босса, всё, лишь бы рассмешить Уэббера и заставить того согнуться ниже, чтобы без боли в шее посмотреть на его улыбку. Это было хорошо, доверие друг к другу, когда вы соперники только на трассе... И о, это тоже становилось проблемой. Люди заметили за ним странный фаворитизм, идти на обгон без сомнений, даже не боясь вывести из строя свой болид, чужой [даже когда это болид его дорого сокомандника]. И так со всеми. Но стоит австралийцу пройти вперёд, как испанец начинает лишь мягко блокировать его на поворотах. Это уже не входило в планы. Они же договорились играть без подачек. Но каждый раз видя в зеркалах своего друга, он не мог ничего с собой поделать. Марка и так удачей обделила жизнь, он был готов позволить ему победить, лишь бы видеть, как ярко тот улыбается с небольшими нежными морщинками рядом с глазами. Так было в Монако, когда он поднялся на подиум и хоть Фернандо не занят тогда поул-места, он улыбался ярче, чем когда-либо, видя счастье австралийца. После гонки мужчина чуть не соскочил к нему со сцены, но бежал быстро, почти что сбивая бедного водителя Рено. Эти руки были так сильны, что Алонсо не мог противиться, лишь позволяя держать себя крепче. Дальше у них точно должен быть диалог о том, что стоит чаще обниматься. Даже спустя час, когда он собирали вещи в трейлерах и испанец уже видел своего старшего друга в обычной одежде, тот продолжал ярко улыбаться. Это было очаровательно и в конце концов, кто парень такой, что удержаться? Они были на стоянке, на глазах людей и журналистов, но такое чувство, что никто не заметил, как схватившись за руку один гонщик потащил другого за трейлеры, сразу же прижимаясь к его груди. — И к чему это было, приятель? — в чужом голосе сконфуженность и умопомрачительный австралийский акцент, только в последнее время он начал за собой замечать, насколько благоговеет этому звучанию. Рука в волосах заставляет чувство разрастись сильнее. — Просто хотел тебя обнять. Ты выглядишь очень красивым, когда улыбаешься. — смущённо произносит младший, пытаясь спрятать покрасневшее лицо где-то в подбородке Уэббера, который продолжал аккуратно гладить его волосы. — Я не знаю, как описать это на английском, но то, что я чувствую в испанском называется con reverencia когда смотрю на счастливого тебя. Австралиец на секунду задумался, слегка отстраняясь, складка между бровями, он пытается вспомнить. И тут до Алонсо доходит понимание, из-за которого он краснеет только сильнее. Неужели старший вправду начал учить испанский, чтобы понимать его? — Это... Трепет? Ты чувствуешь трепет? — переспрашивает водитель Виллиамс смотря на него краем глаза, пока голова повернута в сторону. Слово незнакомое и парень сконфуженно наклоняет голову, поднимая брови. Заметив это мужчина хлопает себя по лбу, чем неплохо так пугает стоящего перед ним юношу, который тянется, чтобы остановить это. — Это когда э... Ты смотришь на меня и ты чувствуешь, как... Всё внутри трясется? Что-то вроде этого? О, это было точное описание, что заставило даже слегка удивиться, чувствует ли это Уэббер, когда смотрит на него? — Да. Да, я именно про это. Чувство... Как ты сказал... Трепета. Трепет когда я вижу, что ты счастлив приятен. — предложение было составлено не особо грамотно, даже плохо, но улыбка была на юных губах, радость от нового выученного термина, который, кажется, очень часто используют. А вот Марк, кажется, не разделял его радости по этому поводу. Лишь слегка нахмурился, серьезно смотря ему в глаза. Чайный цвет, это всегда завораживало пилота Рено, он мог смотреть на это бесконечно, сейчас же там было слишком много серьёзности и ему явно сейчас будут читать нотации о чем-то, он сам не знает о чём. — Слушай, Нандо, ты молод, возможно немного сконфужен. Я просто хочу сказать тебе, что если начнёшь искать в этом чувстве что-то большее, то только сильнее запутаешься в себе. Не хочу, чтобы ты жертвовал своим благополучием. — звучало вправду очень, очень важно и серьезно, но зелёные глаза были абсолютно расфокусированы, лишь брови чуть нахмурены. Фернандо не мог понять, о чём идёт речь. Но ему это не нравилось, ведь появилось ощущение, что мужчина отстраняется, он не хотел, поэтому сжал его сильнее в объятьях. — О чём ты? Он чувствует, что на него толком не смотрят, но есть напряжение. То, как руки ослабли, в его волосах и на его спине. — Ты ещё слишком молод, чтобы понять цену этого. — Если ты достаточно быстр, то ты достаточно взрослый. Так они говорят. Ты не можешь спекулировать моим возрастом, Марк. Сколько раз я подвергал себя смертельной опасности на трассе, авария в Бразилии, например. Я не маленький. — недовольно ворчит Алонсо, лишь сильнее вжимаясь, лишь бы не отпускать. Тяжёлый вздох в макушку. — Чувства это не гонка. Ты никогда к ним не будешь готов и никогда не сможешь в них победить.— что-то умное твердит австралиец, но обнимает снова. И уже ничего не важно, ведь парень расслабляется в этих руках. Снова и снова. — Я говорю о любви и том, что если ты почувствуешь, что любишь меня, то не надо. Есть множество проблем с этим, Нандо... Слишком серьезно, становилось душно от этого. Любовь? Да, возможно парень и любил его, возможно то, как он осматривал иногда Уэббера в гоночном костюме, это вовсе не было на альтруистических началах, чтобы проверить, всё ли хорошо застегнуто. Но сейчас хотелось назло влюбиться да так, чтобы ребра трещали, чтобы просто не оставить старшему выбора и пути побега. Он же собирался убежать от этого, не так ли? — А я уже чувствую. И что ты с этим сделаешь? — уже более раздражённо фырчит ему в футболку Фернандо, чувствуя как тело под ним напряглось, чувствуя, как руки от него убрали окончательно, но не отталкивали. — Я... Я не знаю. Давай поговорим об этом в другой раз, в другом месте. А не на стоянке, где в любую секунду из-за угла может выйти Физикелла в поисках тебя. Или хуже, Флавио. Этот черт мне голову открутит. — почти что мычит австралиец и теперь, когда младший поднял голову, он видит, насколько мужчине некомфортно. Поэтому отпускает. Кажется, он и так всё ухудшил. Водитель Виллиамс отстраняется, поправляя свою одежду и поворачиваясь к той небольшой расщелине между машинами. Он не уходит из-за неловкого голоса с испанским акцентом. — Теперь ты... Злишься на меня? — Нет, Нандо, далеко не на тебя. Просто знай: всё в порядке. У нас все в порядке. Просто ты... Ты хороший человек, но время неподходящее для такого рода разговоров. — Тогда давай поспорим. — Сейчас не лучшее время, пожалуйста. — Если я выйграю этот сезон и стану чемпионом мира, то ты мне будешь должен желание. Рука протягивается вперёд и мужчина может спокойно уйти, оставив это всё позади. Но. Он тянет свою и ощущает тепло приятного сжатия, а также тепло в груди от того, как младший просиял. — Договорились. --- Пожалуй, спор был наилучшей мотивацией. Марк сам не мог поверить своим глазам наблюдая за тем, насколько быстро испанец набирал очки. Он и так отрывался ранее от Физикеллы, но сейчас всё было иначе. Усталость на лице сменилась упорством и ему нравилось за этим наблюдать, еще больше ему нравилось, как Фернандо махал ему с очередного поула с улыбкой, которая из счастливой превратилась в более хитрую. И на собственных губах расплывалась смущенная ухмылка. А потом, как бы мягко выразиться. Водитель Виллиамс почти выпал в осадок, когда услышал, что Алонсо вправду занял впервые чемпиона мира. Он был молод и многие сомневались в нем. Но вот он на сцене, дурачится с кубком, как и всегда. "— Этот человек никогда не вырастет," — подумал про себя австралиец, но продолжал хлопать. Как никак, он сделал почти что невозможное. Победил Шумахера, прервав его стабильную серию на протяжении пяти лет. Грудь теплом обливалась от гордости. Вот правда руки стали неуверенными, когда взгляд зелёных глаз переключился на него. На одного него и только он, кажется, увидел самодовольную усмешку. Это будет долгий разговор. Но а конце концов, он сам пошел на спор. Церемония заканчивается, журналисты, что как с цепи сорвались, накидываются на гонщиков, начиная расспрашивать их ощущения, планы на следующий сезон. В основном к Михаэлю. "Как так получилось?", "Расстроены ли вы прерванной серией побед?". Поэтому Марк ретировался в трейлер Виллиамс как можно быстрее, просто чтобы спрятаться в случае чего от любопытных глаз. "Что ты делал на награждении команд-соперников?" — на это он не сможет ответить, не закрывая лицо и не отводя взгляд. Но прежде, чем пилот, можно сказать, уснул в своей комнатушке, ему очень агрессивно постучали. Открывая дверь, он явно не ожидал, что на него тут же накинется пилот Рено, сразу же утаскивая в комнату и закрывая дверь. — Ты бы ещё дольше реагировал! Меня почти заметили! На губах у двоих абсолютно дурацкие улыбки, адреналин заставил Уэббера потерять прочность земли под ногами и он сел на край кровати ожидая этот диалог. Парень явно не собирался его начинать, лишь подошёл ближе и наклонился к нему. Боги, у него нет ни одной вещи без логотипа спонсора или команды, даже сейчас он был в голубой футболке с желтыми полосами. — Наконец-то у меня не болит шея при взгляде на тебя. — мягко усмехается спустя минуту молчания парень, он выглядел неуверенно и смущённо, вот что в нем отметил старший. — Ты же помнишь про наш спор? Улыбка заставляла щеки болеть, когда австралиец закатил глаза не без доли юмора. — А как же такое забыть. Ну, загадывай, я конечно не джин, чтобы исполнить любое, но в пределах разумного — без проблем. — и говоря про пределы разумного он точно не имел ввиду то, что произошло. Испанец слишком уж внезапно и неумело прижался к губам Марка, который только неловко успел ухватиться за его талию, держа на месте, страхуя его от падения, или себя от действий, о которых потом пожалеет. Например усадить испанца к себе на колени, углубить поцелуй, показать, как надо. Чтобы зубы не стукались как сейчас и воздух не выходил моментально. Ведь спустя пару секунд от него отстраняются и дышат. Боги, будто он собирался его утопить. — Это было твоим желанием, Нандо? — лукаво спросил мужчина, неловко убирая одну руку с талии младшего, когда та начал медленно сползать к бедру. В ответ приглушённо смеются. — Не до конца... — фыркнул испанец, после чего, игнорируя сопротивление второй руки, всё же переместился на колени пилота Виллиамс. Но, не пошел дальше, просто уселся, в конце концов вовсе ноги перестраивая так, чтобы обхватить ими чужое туловище. — Изначально, когда мы спорили, это было моим желанием, со временем оно изменилось, на более... Как вы это говорите. Intimidad? — Интимным. Ты про это. — кое-как подавляет в себе нервный смех Уэббер, крепче хватаясь за чужую спину. Был шанс, что к ним зайдут, тогда будет тысячи недопониманий, он мог бы разрушить карьеру младшему, либо себе. Но. Парень в его руках выглядел счастливым. Он не мог сопротивляться этому. — Если ты хочешь исполнения этих желаний, то тебе придётся выиграть ещё один чемпионат, приятель. Тихий смех, в шею тыкаются сильнее и дышат. Это тепло и мягко. Это хорошо. Всё ещё есть волнение, насчёт последствий, происходящего, будущего. Он просто надеется, что для столь юного и полного жизнью гонщика, является лишь временным интересом. Как это иногда бывает с людьми, что старше. Поток мыслей перебивает расслабленный вдох. — Я рад быть тут с тобой, Марк. — Я тоже, Нандо, я тоже. — И я выиграю чемпионат. Обещаю. Смех, пожалуй, слишком громкий. — Испанская настырность. Он ощущает всем телом, как чужие щеки надуваются. — Звучит по-расистски как-то.