Ну, вот и всё!

Меня зовут Ипполит Терентьев. 18 лет от роду. Кажется, вся жизнь впереди. Я тоже так думал, а потом начал кашлять, лечился, потом опять лечился, а потом начал кашлять кровью. Диагноз — туберкулёз. Запущенный. "Как же это так?"- долго думал, злился — "Если бы не врач... Да если бы раньше!..." Да, если бы раньше то, прожил бы дольше, а сейчас мне, почти малому ребенку, осталось только лечь и ждать смерти. Я ведь и застрелиться пытался! Хорошо это для для меня? Для того, кто жить начал только? Хотя я уже смирился, но злоба берет меня внезапно и поделать ничего я с этим не могу. Не так давно случилось одно страшное происшествие — Рогожин зарезал Настасью Филипповну, да и князя Мышкина приплел к этому. Никогда этого князя не уважал, но то, что он тогда пережил — настоящий кошмар. Он ведь как дитя, а труп бывшей невесты даже для нормального человека выглядит пугающе. Лев Николаевич успел хорошенько разглядеть и запомнить этот образ. Следующую неделю он провел сидя на кровати, смотря в стену. Все думали, что не оправится уже. Однако, шел я по улице, смотрю — князь идёт. Я долго всматривался — а вдруг он просто в бреду и тут быть не должен? Нет, прямо идёт... Заметил, что я на него гляжу и побрел ко мне. Может, убежать? Это ведь не поздороваться и уйти, а всё равно, что проповеди слушать. Ну, нет-нет-нет, не надо! Времени у меня и так не очень много, а тут ещё... — Здравствуй, Ипполит, — князь уже напротив меня и бежать бесполезно. Может, нагрубить ему? Нет, просто глаза опустит и будет слушать, да и жалко его. Я же не изверг. — А... А как это Вы... — и всё? Это всё, что я выдал перед тем, как закашлять? — Простите, я Вас совсем не понимаю... — как и ожидалось, он опустил глаза в пол, как будто бы провинился чем-то — Что же ко мне все сегодня относятся так, как будто бы.. Как будто бы я болен. — А Вы хотите сказать, что чувствуете себя хорошо? — диалог приобретает странное русло. Неужели не помнит, что было с ним? — Совершенно не понимаю о чём Вы говорите, Ипполит. Понимаете ли, Вы ведь не первый спрашиваете... — Мышкин мнет рукав своего пальто — Должно быть, приступ случился, вот я и забылся... — Вы ведь видели многое тогда... Все наверняка удивлены, что в себя пришли.. — Так... Когда же это "тогда"? — мужчина поднимает голубые глаза и сверлит меня ими. Знаю я, что не специально он делает это, но приятного мало ведь. — У Рогожина. Убили ведь Настасью Филипповну! Неужели не помните?! — мне не хотелось срываться на больном человеке, но ведь зачем делать так?! Не хотите говорить — так скажите, не ломайте комедию, милостивый государь! Затем, конечно же, стало стыдно. А если он опять с ума сойдёт?! Но князь и не шелохнулся: — Рогожин? Кто же это? Слышал о неком... Неком Парфёне, но ведь никогда и не видел его... И никакой Настасьи я не знаю... — Лев Николаевич добрался до запонки и, неловким движением оторвал её. Наконец-то руки уберет от рукава. Ну, всё. Терпение моё лопнуло, театр одного актера надоел и я уже был готов напасть с гневной тирадой. В глазах собеседника промелькнул страх, он даже сжался, как будто бы был готов, но единственное, что я выдал: — И не нужно Вам. Это я напутал. Пойдете со мной до парка? И вот мы уже идём вместе, князь разошелся в тираде о чем-то про веру, про мою болезнь что-то сказал, но я не многое понял. Меня волновало немного другое и я даже в силах не был против что-то сказать, хотя очень хочется. Я прерываю его размышления: — Князь, просьба к Вам одна у меня есть... Он, кажется, оживился после этого: — Спрашивайте, спрашивайте... Я же Вам обязательно помогу. Я съёжился: — Могу я у Вас пожить? Я ведь немного проживу, не долго буду место занимать. — О, Ипполит, это ведь совсем не трудно для меня... Конечно, конечно, можете. С того момента я проживал вместе с князем. Мне не плохо здесь, но и хорошего мало — Мышкин вечно меня донимал своей заботой. Как будто бы его жизненная цель была в вечном сочувствие и сострадание ко мне! Спрашивает меня по несколько раз день буду ли я чай или что-то ещё, или заведёт свою речь о том, что всё будет хорошо. Может, молиться ещё начать? Молиться о том, что бы он отцепился от меня. Кажется, он опять стучится. Я распахиваю дверь резким движением: мужчина стоит с чашками в руках. Да сколько же можно повторять, что не буду я чаевничать! — Да что же Вам от меня нужно?! Милостивый государь, дайте мне спокойно побыть одному! — я хватаю мужчину за плечи, — У вас мания какая-то? Бред?! Как не зайти проверить, так чай предложить, как не предложить, так притащить! Времени у Вас, князь, навалом что-ли, раз ко мне так и лезете?! Вот так и стремитесь меня довести, вывести из себя! — кажется, начинаю жестикулировать и размахивать руками..— А! Я кажется понял, разгадал вашу сущность! Вы сами болеете, а тут я — умирающий человек! Надо же Вам поглядеть, посмотреть, как Ипполит Терентьев умирает, ведь сразу ваш недуг кажется Вам не таким уж страшным! Вы ведь не умираете, милостивый государь?! Вот и радуетесь тому, что не плохо всё! — Ипполит, так я же к Вам с самыми благими намерениями!.. — он немного отходит, чтобы я не задел чашки рукой, и опять виновато опустил глаза, — Вам же тут совсем одному приходится... Вы отказывались, а я давеча подумал: "Так может он стыдиться" и решил принести Вам... Я ведь только хочу, что б Вам легче было... Облегчить страдания... Я хватаюсь рукой за свою голову и продолжаю с саркастическими нотками свою жалобу: — Знаете, князь?! А помогите мне! Найдите-ка пистолет, ружье...— начинается приступ кашля — Не важно... И добейте меня! Выстрелите, выстрелите прямо в мою голову! Нету пистолета? Так Вы чем-нибудь другим меня! Вот, как Ро... — неосторожным движением руки, я задеваю князя, из-за чего тот резко закрывается руками и роняет чашки. — Я.. Мне... Я позже зайду, — дыхание у больного сбилось, он смотрел испуганным взглядом, а руки начали трястись. А не тряслись ли они до этого? Может, он и до этого был на уже пределе. Собеседник быстро удаляется к себе и запирает дверь. Я теперь чашки должен убрать? Домахался руками. Испортил чужие вещи. Довёл человека. Может, его сейчас кондрашка хватит... Мне крупно повезло — чашки развалились всего части на 3, не больше. Сгребаю их в свой платок, который давно пора поменять, и кладу на стол. А вдруг захочет склеить... Начинается новый приступ кашля, а платка нет, поэтому приходится пачкать руки в крови. Было стойкое желание просто вытереть руки об одежду, но я же культурный человек, в конце концов, поэтому иду в ванную, отмываюсь и прохожу мимо комнаты "благодетеля" и слышу звук... Как будто бы мешок с чем-то падает... И вправду кондрашка?.. Начинаю стучаться и звать князя, а не открывает... И вот я сижу снова у себя и мысли наслаиваются одна на другую... А что, если человека убил? Я не изверг, но вдруг случайно довёл? Я уже не следил за временем, просто думал об этом. Внезапно, слышу шаги за стеной. Я сразу туда понёсся и начал стучаться как умалишённый. Дверь открылась и снова предо мной стоит князь. Хотелось начать новую гневную тираду, ведь в течение пары часов я считал себя убивцем, но Лев Николаевич выглядит как-то... Нехорошо, хотя цел и невредим... Только затылок потирает и морщится... Тирада подождёт. — Вы почему не открывали?.. — Простите, я, должно быть, задремал и не услышал.. Ипполит, Вы что-то спросить хотели, кажется? — Я просто... — и вот замялся, надо, наверное, исправить ситуацию, — У Вас чай заварен? Ещё чуть-чуть и князь упадёт прямо тут от какой-то непонятной мне радости, но вместо этого он просто уходит за чайником. После этого я всё-таки начал соглашаться на чай. Как минимум потому, что после этого на достаточно длительное количество времени князь не переживает за меня. Я так и не узнал о том, что случилось с ним, но, если живой, то всё хорошо.