Вальс

      Наступила поздняя осень. Небесные воды спрыгивали с облаков, разбиваясь об тротуар, образуя стеклянные лужи и липкую грязь. Ветер холодных перемен кружил волосы и шарфы прохожих, слабо унося их вверх. Он был дирижёром этого времени года, управляющим скрипом веток и лёгким шумом дождя. Последние жёлтые листья кружатся в танце, соревнуясь друг с другом в количестве движений и мастерстве, и в конечном итоге, они падали на одну и ту же землю. Однако, в этот тёмный вечер яркий фонарей, когда луна возрождалась из тьмы, а звёзды прятались в тёмно-синем небе, танцывали не только они.       Далеко-далеко, за сотни километров, за морями и океанами, в одном из многочисленных штатов США, в небольшой атомной электростанции, питавшую города и сёла, в одной маленькой комнате кружились двое, мужчина и женщина. Пластиковое окно с открытой форточкой с трудом показывало их, сделав их тенями: единственным источником освещения служила настольная лампа. Могу предположить, что вы догадываетесь, кто это может быть, не так ли?       Круг вёл пухловатый директор за сорок с седыми от нервов волосами и выглаженном до идеала костюме, а его спутницей была юная лаборантка в элегентной и отличной форме. Они — давние знакомые, работающие на станции несколько лет. Первое время они часто ругались по совсем идиотским причинам, пока не начали сближаться. Сильвия была весёлой и пронырливой девчушкой, привлекающая своим энтузиазмом и харизмой, а также хитрая лисица, способная использовать ситуацию для личной выгоды. Дмитрий Сергеевич, или как его чаще называли Шеф, был её противоположностью: тихий и строгий человек советской закалки, грустный и одинокий, но в тяжёлой ситуации поможет, чем сможет. И была у них одна похожая черта: они скрывали свои чувства от других, тем или иным образом замыкаясь в себе.       Комната сладко пахла вишнёвыми духами, кофе и медикаментами. Бежевое радио с забавным антенками играло расслабляющий и завораживающий джаз для своих слушателей. На паркетном полу пробирки мешали свободно наступать, но в целом и не скажешь, что это лаборатория была тогда чистой, но они были слишком сильно заняты собой, чтобы обращать внимание на столь незначительные мелочи. Они не слышали ничьих разговоров и посторонних шумов за пределами комнаты, а лишь музыку и дыхание.       Они смотрели друг на друга и, не отрывая взгляда, углублялись в зеркало их души. Ледяные голубые глаза против коричневых очей, из которых давно высосали душу. Холодные, тонкие пальцы девушки перекрещивались с сильными, что показывали каждую крупную вену на кисти. Её изящные ступни, освободившиеся от неудобных туфель, так и желали быть выше, становясь на носки. Сильвия, прикрывая свои глаза, хитро улыбалась. Она всегда улыбалась. Так хотелось бы знать, о чём она сейчас думает и думает ли вообще, но докопаться сейчас до истины это как искать шило в стоге сена — безполезное занятие. Боюсь, мы никогда не узнаем её чувств.       Прижав её тонкую талию, Шеф чувствовал, как черти грызли его изнутри. Он наивно верил, что это сделает его хоть немного счастливым. Люди же одержимы чувством любви, не так ли? Они готовы пожертвовать кем и чем угодно, стыдиться перед всеми и унижать себя, лишь бы получить мягкие и добрые слова. А это всего лишь танец. Ничего интимного или столь извращённого. Но это так грязно, противно и стыдно для него, но так комфортно и уютно. А той самой эйфории от нахождения с самым дорогим человеком на свете всё не было. Директор был готов в любой момент отпустить её, прекратить этот балаган, если бы не ощущение, что если ослабит хват, то она упадёт.       Уверенно вздохнул, он наклонил её, упорно держа её талию и лопатки. Она спокойно поддалась и выгнулась мостиком, от чего бирюзовая блузка скользнула вверх, обнажая часть живота. На лице лаборантки оставалась знакомая улыбка. Дмитрию казалось, что уголки её губ становились всё дальше и дальше друг от друга, словно она насмехаясь над ним. Но он знал, что другой возможности может и не быть, и останавливаться на этой несуразице не имело смысла.       Сердцебиение увеличилось, начиная бить по грудной клетке. Директор краснел от смущения и неправильности своих действий. Взгляд расфокусировался, думая о значении происходящего. Он застыл.       Всё это похоже на перебор. Почему он не убежал, когда была необходимость? Очевидно, он знал и ответом на это служили одиночество и давящий груз на шее называемый «депрессией». Странное ощущение двоякости, когда тебе нужна помощь, а ты её отвергаешь, всё ещё её желая. Это не просто грусть или печаль, как думают многие, а болезнь, не дающая человеку определиться в самом себе. Она насильно прижимает тебя к кровати, закрывает твои уши, чтобы пропускать слова дорогих тебе людей, завидовать достижениям других, доказывая, что ты хуже и не способен на большее, чем жить. Она губит медленно и мучительно, постигая и детей, и взрослых.       Наконец, Шеф вновь сфокусировал взгляд и обратил внимание на её лицо, что до сих пор выглядело радостным. Слегка приоткрытые, тоненькие, покрытые розовой помадой губы стали главным экспонатом его взора. В его уставшей голове вертелись мысли, противоречащие самим себе. Они заполняли его мозг, как мусорку в торговом центре, засоряя переживаниями и тревогой. Поморгав, мужчина отсеял всё это и спина наклонилась в след за девушкой. Их мягкие тела соприкоснулись, напор воздуха из рта грел её кожу, глаза закрылись, и поборов все сомнения, тёплые губы встретились с холодными, обнявшись в лёгкие поцелуи на пару мгновений. Они подействовали как горький шоколад в день расставания, успокаивая разбушевавшееся сердце. Мир растворился вокруг, короткая щетина на его подбородке приятно щекотила её щёку, а их носы уткнулись в друг друга.       Отстранившись, Дмитрий выпрямился и печально улыбнулся, думая о том, что он сделал. Лучшие чувства, наконец, взяли над ним верх и он остановился, прижимая красотку к себе, что явно была вовсе не против. Приподнявшиеся глаза устремили взгляд в потолок, пока он прокручивал это событие в своей голове снова и снова. По мере повторений, воспоминания с Сильвией волной нахлынули в память: их первая встреча, то, как она дарила ему букет роз, оправдываясь, что Шеф их никогда не подарит, то, как он подбрасывал её до работы, как она раздражающе, но забавно шутила. Был ли ему столь нужен этот поцелуй? Определённо. Хоть когда-то его пустая, сломанная душа должна наполниться теплом.       Но чего-то не хватало. Что-то насильно вырвали из этой прекрасной сцены, запрещая ей быть идеальной.       Возможно, причиной этому служило неудовлетворённость, что жаждала ещё, пока мудрая совесть била её по голове.       Возможно, это всё из-за наступившей ночной смены, куда размахивая папкой и грызя яблочно-молочную сладость за щекой, с радостью шёл неуклюжий лаборант по имени Крэклин.       Возможно, главной причиной являлся невыносимый бардак с разбитыми колбами и летавшими из-за ветра бумагами.       А возможно, всё намного проще, чем кажется. В куске свинца, остановившее сердце лаборантки, из его собственного револьвера, что сейчас лежал на железном столе. Уж слишком она была тихой сегодня.

Послышался скрип двери. Её приоткрыл юный лаборант.