Восьмая степень счастья

Сумеру заливали летние дожди. В комнатах было душно и тесно. Тот, кто уже к двадцати годам созрел, чтобы стать жертвой «убийцы вдохновения», продвинул своё творческое откровение ближе к свету. Кавех — юный мастер, ещё не осознавший, что способен одержать верх над самыми трудными преградами и добиться всего, чего захочет — задумал выполнить совершенный проект: две противоположные фигуры, несравнимые в физической красоте с самой жизнью, превосходящие небеса и звёзды. Всё время Кавех проводил за работой. И пока день переходил в ночь, утро в вечер, он стал подобен прокаженному, уже смотрящему в лицо смерти. Кавех снова исхудал, без отдыха колдуя молотом и резцом над мраморной плотью. В таком состоянии следовало искать корни в главной черте натуры юного мастера: врожденной одержимости, что заставляла полёт мысли вздыматься и опускаться, как волны из которых состояли художественные образы его творений. Когда Кавех в работе, то он полностью погружается в своё творение, которое удар за ударом будто оживает, обретая собственную плоть, пока сам мастер становится всё более измученным. Отвлекать такого творца от процесса, если не сказать таинства — последнее дело. Однако бесполезно говорить об этом с суровой коллегии учёных мужей: «Ваш талант требует немало времени, а у Мудрецов его нет». Кавеху требуется определённое усилие над собой, чтобы перевести взгляд с Убийцы обратно к фигурам. Первой он закончил «Повелительницу цветов» — на грани снов и реальности застрявшую в бутоне лотоса, как в защитном коконе. Её голова сонно покоилась на мужском плече, и рука другой статуи, пряча обнажённые женские груди, лишь подчеркивала их форму луковицы. Мраморную деву Кавех изобразил юной — это видно в полуприкрытых глазах, потому что она слишком смущена, чтобы взглянуть в лицо другим, а её живот ещё мягок и расслаблен, но чрево готово к вынашиванию плода. Желанная, настоящая, прекрасная — мечта любого мужчины. Больше от великолепия «Повелительницы цветов» и требовать нельзя. Ни одной такой старые Мудрецы в своей жизни не видели. И, когда прозрачные блики фонтана перед Домом Даэны будут скользить по захватывающей пластике молочно-белой плоти, они ещё яснее почувствуют желание, пронизывающее все члены их уставших тел. Кавех отошёл от статуи девы на несколько шагов, и вот его взгляд уже касался мощной фигуры, белой молнией спустившийся с небес на крыльях сокола. Обнаженный, ничем не прикрытый там, где соприкасается с телом «Повелительницы», которая продолжала грезить, отвернувшись в другую сторону. Кто он? Пастух, возлюбленный, чужак или отец будущего дитя? Но он смотрит только на неё, пока незримая сила мучительно-сладострастного переживания связывает их. Как мужчина осеменяет женщину, так и Кавех излил в эти статуи последние капли своих сил. Преданный своим идеалам, он независимо от воли коллегии Мудрецов подчинился мятежной фантазии, создав точное отображение полузабытой реальности.