Роксолана. Жажда крови

Глава 3. Я хотіла сховатися від сонця в затінку золотої хмари, Але холодний вітер відігнав хмару. Ваша нещасна Хуррем Хасекі… Настя «Турки незлые, они нас кормят и жалеют!». Настя не верила в это, отказывалась верить. Они видели слезы в ее глазах и потому старались лишний раз не трогать золотоволосую, опасаясь испортить красоту полонянки. Доставалось всем –и Маришке, и смешной конопатой Степке, и бойкой сероглазой Анютке – только Настю не наказывали. Берегли нежную девичью кожу от ударов вымоченной в соли плети. -Не перечь им, не перечь…Настя!-отчаянно молила Маришка, сердцем болея за подругу. Настя молчала, отворачивалась, прятала глаза. Чем ближе был Стамбул с его потными турками, как скот, покупающими хорошеньких девушек на базаре –тем тоскливее у Насти на сердце становилось. Хотелось выбежать на палубу, да броситься с отчаянным криком в синее море, но было страшно. Тело было молодым, оно хотело жить – ей ведь всего тринадцать! Хотелось жить, любить, петь, радоваться солнышку яркому… Родить детишек, познать любовь, стать мужней женой… Все перечеркнули проклятые татары. Ворвались в родную деревню, перерезали всех, а кто не сопротивлялся да какую-то ценность представлял – тех в полон угнали. Вся жизнь ее сломана была, перечеркнута в одночасье… Все так же каждую ночь снились Настя матусенька и сестренка. Отец, которого в спину ударили да так и бросили у разграбленного иконостаса… Настя все так же просыпалась с криками, в слезах. Турки сперва пугались каждого ее всхлипа, но потом привыкли и перестали обращать внимание. Вот и сегодня так же было. Утром проснулась она от крика своего, а рядом –турок стоит, помощник капитана Ферхад. Стоит и смотрит, ничего не говорит. Рядом сжалась в комочек испуганная Маришка, привыкшая к тому, что раз рядом турок, значит, будут бить. Били просто от скуки, за непослушание, за невовремя сказанное слово – туркам, привыкшие к коням и кровопролитной резне, скучно было плыть третью седьмицу, и они спасались от скуки, ломая прутья о спины строптивых полонянок. Тем и спасались несчастные полонянки, что ждали скорого прибытия в Стамбул. Там уж их купят кто в рабыни для дома, кто в гарем, там уже другая жизнь пойдет… Потому последние пару дней тихо было в трюме турецкого корабля. Боялись полонянки разозлить своих надзирателей, не доплыть живыми до будущих хозяев. Одна Настя не боялась. Ей уж лучше смерть, чем в чужие руки. …На третий день с утра поднялся шум и гомон. Прибыли в Стамбул. Настя сидела ни жива, ни мертва –не успела, опоздала, как теперь избавиться от участи, что ей уготована? Смалодушничала, себя пожалела! Слезы струились по ее нежному лицу, пугая рассчитывавших на хороший барыш турок, дороживших ее красотой. -Вай, Фируза, не плачь, слюшай…-попытался вытереть ей слезы один из мучителей. Настя вскинулась на него, как дикая кошка, крикнула что-то яростное, вцепилась зубами в смуглую сильную ладонь. Турок с воплем оттолкнул от себя строптивую роксоланку, баюкая прокушенную руку, из которой текла кровь. Настя облизала губы, ощущая на них горьковато-соленую влагу…И неожиданно почуяла дикий животный голод. Глаза роксоланки загорелись недобрым темным огнем. В полутьме трюма Ферхад этого не заметил. Турок, бормоча проклятия, отходил от безумной девицы, не замечая, как верхняя губа строптивой рабыни поднимается в злом волчьем оскале, обнажая удлинившиеся передние зубы… -Настя!-дернула ее за рукав Маришка. Девушка вздрогнула. Наваждение пропало так же быстро, как и появилось. –Ты что, Настя, успокойся…Они же убьют тебя! Злость снова поднялась в ней обжигающим темным пламенем. Еле слышное глухое ворчание вырвалось сквозь стиснутые зубы. -Настя?-заметила странное поведение подруги Маришка. Настя раздувала ноздри, как горячий арабский скакун, едва сдерживаясь – ей хотелось кинуться вслед ее тюремщику, зубами вцепиться в смуглое горло, поросшее жесткой щетиной. Вцепиться и пить, пить восхитительно горячую горьковато-соленую жидкость… Из оцепенения вывел ее грозный окрик капитана, ворвавшегося в трюм. Видимо, Ферхад не утерпел-таки, нажаловался на роксоланку. -Славянская собака!-брызгая капельками слюны, замахнулся на Настю турок. Из-за плохого знания языка вышло у него очень похоже на «шлавянския шябака»! Маришка, не удержавшись, хихикнула. Резкий окрик, свист плети –и девушка с криком схватилась за рассеченную щеку. На лице выступила кровь. Настя почуяла ее, облизнулась. Голод вновь охватил ее жаркой, обжигающей внутренности волной. Капитан заметил голодное темное пламя в глазах славянки и побледнел. -Cadi !-с ненавистью крикнул он, замахиваясь на девушку любимой плетью. Настя сама не поняла, как она успел увернуться из-под удара, но через миг она уже была около капитана, вцепившись острыми ногтями в его шею и утробно урча. Голод затмил ее разум, не осталось больше ничего –только она, ее голод и шея этого багровеющего от натуги толстяка, пытающегося оторвать ее руки от своей шеи. На смуглой коже выступила кровь –темная, густая… Дальше все слилось: вот Настя с урчанием впивается в шею визжащего, будто свинья на убое, толстяка, вот чьи-то руки отрывают ее от капитана и как безвольную куклу, швыряют о стену…А дальше темнота, перед которой отступил и этот безумный яростный голод, лишивший ее рассудка. Валидэ Ибрагим пришел. Хафса Султан поспешно накинула яшмак –хотя не до соблюдения условностей ей сейчас было, да и Сулейман не запрещал греку спокойно ходить по гарему и видеть лица его женщин…,-и махнула Айше. Рабыня без слов поняла хозяйку и кинулась отворять двери. Валидэ снова сжала кулаки. Ее тонкие пальцы побелели от напряжения. Разговор предстоял серьезный. Ибрагим вошел, и сразу склонился в почтительном поклоне. Валидэ и впрямь вызывала у него уважение: своим характером, своей несгибаемой силой воли, своими манерами –эта маленькая женщина была матерью нынешнего Повелителя Мира, в конце концов! Правда, поговаривали, что на самом деле в ту далекую августовскую ночь Хафса Султан родила мертвую девочку… Но это были всего лишь слухи, а гарем надежно хранил свои тайны. -Салам алейкум , валидэ-султан,-негромко поприветствовал госпожу Ибрагим. –Доброго вам вечера. -Ва салам , Ибрагим,-кивнула на подушку рядом с собой Хафса Султан.- Проходи. Пламя многочисленных свечей, расставленных в покоях, отбрасывало теплые блики на ее молочно-белую кожу, которой, казалось, не смели коснуться морщины и прочие невзгоды, посещающие женщин в возрасте. Валидэ была почти так же прекрасна и юна, как и двадцать шесть лет назад. На тонких пальцах валидэ переливались многочисленные перстни –подарки султана Селима. Почивший султан был искусным ювелиром, и сын пошел по его стопам – ведь по традиции, каждый шах-заде должен было освоить какое-то ремесло….Сулейман же своим талантом отца превзошел. Вот только украшений его работы зоркий Ибрагим на валидэ не заметил. Едва заметно усмехнулся, тут же стер усмешку с лица. Недаром говорят, что Хафса Султан отчего-то ненавидит своего единственного сына, посланного ей Аллахом в утешение… Не зря болтают досужие языки, ой, не зря… Ибрагим не решился присесть на предложенную валидэ подушку. Остался стоять, ожидая приказов и распоряжений госпожи. Валидэ-султан вздохнула и знаком приказала верной Айше выйти за дверь. Рабыня поклонилась и покинула покои госпожи. Валидэ и Ибрагим остались одни. -Все ли у вас хорошо, госпожа? Надеюсь, вы в добром здравии?- не выдержав гнетущей тишины и испытующего взгляда темных глаз, осведомился Ибрагим. -ИншаАллах, Ибрагим, я в добром здравии, и Повелитель, хвала Аллаху, здоров,-все еще размышляя, правильно ли она поступает, собираясь довериться этому пронырливому, насквозь лживому греку, ответила валидэ.- Хотела поздравить тебя с новым назначением… -Повелитель необыкновенно добр ко мне, валидэ-султан,-скрывая хитрый блеск в глаза, склонился в поклоне Ибрагим.-МашАллах, я принесу пользу всему османскому государству своей службой. -ИншаАллах, Ибрагим, ИншаАллах…-валидэ, наконец, решилась. Если не этот грек с его пытливым умом и безграничной жаждой власти –к кому еще ей обратиться? Никто не поможет, никто не спасет… Ибрагим уловил перемену в настроении госпожи. В воздухе разлилось ощущение близкой опасности. Интуиция грека не подвела. - Говорят, ты был раньше Учителем Страсти…-не глядя на Ибрагима, побелевшего от этих слов, прошептала валидэ. -Госпожа.. -Молчи! Меня не волнует твое прошлое, а твое будущее-в тени Повелителя. Забудем былое. -Госпожа! -Но у меня есть к тебе одна просьба…-слово «просьба» из уст валидэ нужно было понимать как «приказ». Ибрагим понимал. Ибрагим прекрасно все понимал. И знал, что выполнит эту «просьбу», какой бы тяжкой она не была. Всего одного слова валидэ было достаточно для того, чтобы султан отдал приказ казнить грека. Сулейман всегда отличался маниакальной подозрительностью… Ходить в его любимцах означало каждый миг ходить на волоске от смерти… Ибрагим это знал. -Я слушаю вас, госпожа,-покорно склонился перед этой маленькой, но удивительно сильной женщиной грек.- Приказывайте. -Найди мне рабыню. Необычную рабыню. Я хочу сделать подарок своему сыну…-слово «подарок» валидэ произнесла со странной интонацией.- Она должна быть умна. И непохожа на других. Ищи такую, Ибрагим! -Что потом мне нужно будет сделать с этой рабыней? -Ты должен сделать ее алмазом среди жемчужин,Ибрагим!Слышишь?! Алмазом! Пусть она покорит, очарует, завладеет сердцем Повелителя! Если он не полюбит ее – я уничтожу вас обоих…-валидэ кусала губы. Она побоялась посвящать грека целиком в свой план. Пока ему хватит и тех слов, что уже были сказаны. -Сколько у меня есть времени?-грек не стал задавать лишних вопросов. Валидэ хочет подарить сыну Рабыню Страсти? Мудрое решение! Давно пора убрать из покоев Повелителя глупую, растолстевшую на гаремных сладостях Махидевран. Правда, остается еще Гюльфем, но та глупа и жадна –что ей Повелитель, когда есть тряпки и побрякушки? -Я хочу сделать подарок сыну в первый день месяца джумада-аль-уля ,-с этими словами валидэ отвернулась от растерянного грека, дав понять, что разговор окончен.