Роксолана. Жажда крови

ПРОЛОГ В Стамбул их привело обычное любопытство. Шумные улочки Гранд-базара, вкуснейшая жареная рыба с луком, прекрасный Босфор и неповторимое очарование этого древнего город –жемчужины у моря… Что может быть лучше для молодой влюбленной пары? Тарас с Юстиной упивались этим прекрасным городом, будто дорогим вином. Они были молоды и беззаботны. И еще не знали –да и откуда бы они могли узнать?- что уготовано им Судьбой. Ранним майским утром, накануне отъезда обратно в Россию, Юстина неожиданно предложила своему жениху посетить усыпальницу Сулеймана и Роксоланы. Идти до нее было недолго, но Тарас почему-то заупрямился. Его не покидало смутное предчувствие, что этот день им лучше провести в гостиничном номере, предаваясь утонченной восточной любви. Или просто выспаться. Но Юстина была упрямей своего любимого. Под конец она сердито рыкнула на ленившегося парня и выскочила из номера, прихватив с собой кошелек. «Буду ему сейчас в мелочах уступать…»,-зло думала девушка, шагая по узкой стамбульской улочке.- А потом? Он же мне на шею сядет и ноги свесит! Еще и паранджу наденет –с него станется!» Оставшийся в номере Тарас ощутил странное беспокойство за убежавшую девушку. С каждой минутой ему все больше казалось, что она в опасности. Не выдержав, он вскочил с постели, захлопнув крышку ноутбука – початиться приятелями можно и позже,- и выбежал из номера в одних шортах и майке. Он не знал, что вернуться обратно им уже не суждено. На пальцах объяснившись с прохожими турками, Тарас узнал, где находится мечеть Сулеймание и поспешил туда. По пути он бросал заинтересованные взгляды на скромных турчанок, покрытых темными платками. Ему было в диковинку, что в современной Турции до сих пор заставляют женщин ходить покрытыми. Раньше, во времена султанов и их жен, понять такое обращение с дамами Тарас бы еще как-то мог… Но не сейчас, когда на дворе XXI век. Это было как-то совсем уж чересчур. Предзакатное марево окутало улочки Стамбула. Ослепительно яркое солнце понемногу уступало сумеркам. На краю небосклона начал разгораться багровый закат… Тарас застыл, случайно подняв голову к небу. Красота природного явления неожиданно захватила и потрясла его. Достав из кармана шорт айфон, Тарас упоенно принялся снимать потрясшее его небо. И не заметил, как за спиной у него возникли две смутные тени. ..-Его кровь нечистая. Госпожа отравится,-прошептала одна тень, склонившись к другой. – Кизляр-ага… Давай поищем кого-нибудь другого? -После Пробуждения госпожа будет голодна, Мелек-хатун,-ответил ей тихий голос. –Поэтому не будем искать дольше…Он подойдет. Тарас ничего не понял, но в следующий миг ему на голову опустилось что-то тяжелое и мир померк. Две тени втянули в переулок потерявшего сознание блондина и вскоре слились с сумраком, их породившим. …Юстина вошла во двор мечети Сулеймание, настороженно оглядываясь. Она долго искала ее, плутала по всему городу, каждый раз ее направляли не туда. А почти в конце пути какая-то старуха схватила ее за руку и, не слушая протестующих воплей испуганной девушки, что-то прокаркала на своем вороньем языке. Щурилась, тихо бормотала, поминутно призывала Аллаха в свидетели, и цепко держала Юстину своими скрюченными артритом пальцами. От нее неприятно пахло старческим потом и специями. -Да отпустите вы меня!!-истерично крикнула девушка. Полубезумная старуха ее пугала. Та склонила голову к правому плечу и, глядя на нее своими узкими слезящимися глазами, прошептала всего одно слово: -Оlüm…-На это Юсиного турецкого хватило. Вскрикнув, она наконец-то вырвала руку у демонически хохотавшей старухи и, не разбирая дороги, помчалась вниз по улице. Вслед ей оборачивались изумленные прохожие. Мечеть в свете закатного солнца выглядела потрясающе. Но Юстину неожиданно пробрал озноб. Вспомнились слова безумной старухи. Здесь, на кладбище, где была похоронена знаменитая Хасеки Хюррем Султан, все слова сумасшедшей неожиданно приобрели какое-то особое значение. «Не стоило мне сюда приходить,-схватившись за звезду Давида, висевшую на шее, подумала перепуганная девушка. –Одной, без Тараса…Лучше бы в номере остались! Выпили бы, потрахались…» Она направилась ко входу в Сулеймание…Но неожиданно ее ноги подкосились и девушка беззвучно осела на землю в глубоком обмороке. -А вот и вторая…-удовлетворенно прошептала тень, подхватывая Юстину, будто она ничего не весила. –Госпожа будет довольна, Сюмбюль-ага! Неведомый Сюмбюль ничего не ответил. Он тащил тяжелого Тараса к неприметной могиле в конце кладбища. -Скоро полночь…-ни к кому не обращаясь, прошептал он. –Уже скоро Госпожа проснется, еще красивее и сильнее, чем раньше! Мы так долго этого ждали… Мелек-хатун?! Мелек-хатун виновато оторвалась от прокушенного запястья Юстины, с которого тонкой струйкой капала кровь. -Прости меня, Сюмбюль,-виновато прошептала она. – Я очень голодная… -Никакого уважения к Госпоже!-возмущенно вскрикнул евнух. Минуту помолчал, уложив бесчувственного Тараса на землю, а потом присоединился к страшной «трапезе». До полуночи оставалось не более двух часов. ГЛАВА 1. 1518 год, Черное море -Настя! Настiнька! Доню!- Насте снилась мама. Она раз за разом обмякала в объятиях злобного черноусого татарина, вонзившего саблю ей под ребра. Гнусные, подлые твари! Они только и умеют, что беззащитных в спину бить! Настя вскрикнула и проснулась. Холодный пот заливал в лоб. Это бесконечное морское путешествие выпило из нее все силы. Она не могла спокойно смотреть на турок, стерегущих полонянок. Ей хотелось схватить нож, да или просто ногтями вцепиться в эти смуглые лица и крича, словно дикая кошка, рвать, рвать их на части…Хоть так отомстить за переполняющую ее сердечко боль. Но что она, обычная тринадцатилетняя девчонка, могла? И она то плакала, то хохотала, то начинала петь песни на родном языке, и их подхватывал нестройный хор девичьих голосов. Голосов таких же пленниц, как она. Сперва с ней даже пытались подружиться. Но своенравная Настя не хотела ни с кем иметь дела. Только черноглазую Маришку подпустила к себе. Подружкой не называла, но без нее было бы совсем тоскливо. Вечером девочки забивались в дальний уголок трюма и шептались о том, что их ждет в этой проклятой Богом Турции, куда везли их смуглые османы. Девушки постарше рассказали им, что пираты будут их продавать, продавать на невольничьем рынке. Будто тупой бессловесный скот. И от того, как будешь себя вести, как покажешь себя перед смуглыми толстыми турками, выбирающими себе рабынь, вся твоя дальнейшая Судьба зависеть будет… -Не хочу с тобой разлучаться, Настюша,-сжимая ее ладошку своей, шептала Маришка. –Как родная ты мне стала…как же я без тебя… Но Настя не была дурочкой. Она прекрасно понимала –сможет и без нее. Своя шкура дороже. Продадут Маришку какому-нибудь толстому потному турку в халате, а она улыбаться и кланяться ему будет, за «спасение» нечестивую тварь благодарить! Про Настю и не вспомнит тогда, не до Насти ей будет… А смешливая Настюша что? Да пусть только тронет…да пусть только взглянет!! …на нее турок-басурман… руки на себя наложит, жить не станет! К мамо, к тяте, к сестренке – ей туда, к Господу в Рай, лучше будет отправиться, чем прислуживать этим животным с масляными темными глазами. И Настя пыталась сказать об этом Маришке, но та ей только рот испуганно зажимала, чтобы надзиратели не услышали. -Собакам, собакам тебя кинут!-жарко шептала она. – Вон, Ярославу-то, рыжую, что с нами плыла – за неповиновение собакам кинули на корм! Я сама видела, Настя, как ее тело потом в море-то сбросили ! Ох и страшно! Ох и лютые они, турки! Но Настя не слушала подругу. Она всерьез считала – лучше уж смерть. Дни тянулись бесконечно долго. Было так тоскливо, что даже смешливая от природы Настя больше пела и плакала. Сил в ней не было смеяться, не находила в себе сил. Садилась в уголку и горе свое в песне выпевала: -Мисяць на нэби, зироньки сияють, Тихо по морю човен плывэ. В човне дивчина писню спивае, А козак Чуе, серденько мре. Письня та мыла, писня та люба, Все прокоханья, все про любовь, Як мы любились та й разишлися, Теперь зийшлися навики знов. Ой очи, очи, очи дивочи, Тэмни, ак ничка, ясни, ак дэнь. Вы ж мэни, очи Вик вкоротили, Дэж вы навчилысь зводыт людей? Пела, как птичка – голосок тонкий, жалобный, с душой пела…Турки стояли, замирали –заслушивались. А как девушки Настину песню подхватывали, так и вовсе басурмане обмирали, боясь чудо, навеянное тонкими нежными голосами, спугнуть. Мечтательной дымкой подергивались темные глаза турок… А то как грянет по трюму разудалая: -Роспрягайтэ хлопци конэй Та й лагайтэ спочивать, А я пиду в сад зэлэный, В сад крыныченьку копать. Маруся, раз, два, тры, калына, Чорнявая дивчина В саду ягоды рвала, Копав, копав крыныченьку У зэленому саду. Чин э выйдэ дивчинонька Рано-вранци по воду? Выйшла, выйшла дивчинонька Рано-вранци воду брать, А за нэю козаченько Вэдэ коня напувать. Просыв, просыв видэрэчко – Вона його нэ дала, Дарыв, дарыв з рук колэчко – Вона його нэ взяла. Знаю, знаю дивчинонька, Чим я тэбэ огорчив: Що я вчора из вэчора Краще тэбэ полюбыв. Вона ростом нэвэлычка Ще й годамы молода, Руса коса до пояса, В косе лента голуба. Роспрягайтэ хлопци конэй Та й лагайтэ спочивать, А я пиду в сад зэлэный, В сад крыныченьку копать. …Турки-то, как слышали лихую песню, так притопывать в такт начинали, даже подтягивать пытались, да слов не знали, и так смешно выходило, что Настя прерывала пение и смеялась, смеялась, слезы с глаз своих дивных утирала…В такие минуты забывала она и о горе своем, и о смерти неизбежной… Просто пела, в песнях этих выпевала все, что на сердце было… Все тревоги уходили, пока пела о родимой стороне, о залитом солнцем закатным Рогатине, о яблоне в саду да о румяных щеках матусеньки…. О сестричке, в чьих золотых волосах солнце терялось и лишь освещало ее, так, что становилась она похожа на ангела с пылающим нимбом… Больно глазам смотреть было… Сестричка, кровиночка…Мамо, тятя… Каждую ночь видела их в кошмарах. …А потом кошмары начались наяву. Константинополь, дворец Топ-Капы Валидэ кушала лукум. Ее темные округлые брови сошлись на переносице. Царственная колыбель гневалась, но уронить свое достоинство в глазах многочисленных слуг и шпионов сына ей не хотелось. -Госпожа…Валидэ-султан…-согнувшись в почтительном поклоне, евнух Сюмбюль подошел к своей госпоже.- От главного астролога послание Вам… -Читай,-кивнула валидэ, чуть просветлев ликом. –Читай. Евнух откашлялся и негромко зачитал послание. Валидэ сидела, как истукан, сжимая побелевшие пальцы в кулаки. …Десятый султан Османской империи, является посланником Аллаха на Земле… Каждое слово евнуха будто кипящее олово вливалось в ее уши, жгло, терзало, причиняя нестерпимую боль. Жестокие законы Мехмеда Фатиха заставили Сулеймана уничтожить всех его родных братьев, одного за другим, расчищая себе путь к Трону, а потом он не побрезговал и отцом. Селим Грозный умер два месяца назад, и его место занял Сулейман. Но вопреки всеобщим ожиданиям, валидэ Хафса не радовалась этому. Казалось бы, каждая мать шах-заде мечтает о том дне, когда сын ее станет падишахом. И валидэ Хафса пыталась изобразить эту радость, приглушенную горем по безвременно почившему любимому супругу. Сулейман пока был спокоен. Его шпионы исправно доносили ему о том, как счастлива и довольна валидэ, как ежедневно она молит Аллаха послать здоровье молодому падишаху, как беспокоится за своего льва… И только старая преданная служанка Хафсы Султан, Айше-хатун, знала истинное положение вещей. Она вместе с молодой валидэ переживала раз за разом ту давнюю августовскую ночь, когда появился на свет нынешний султан Сулейман… И она знала, какая боль терзает ее царственную госпожу. -Благодарю тебя за добрые вести, Сюмбюль-ага,-с непроницаемым лицом валидэ подала просиявшему евнуху мешочек в монетами. –Ты можешь идти… Двери за евнухом бесшумно закрылись. Валидэ осталась одна. -Сын змеи…-еле слышно прошептала она.- Сын льва и змеи… Да как ты смел вообще появиться на свет из проклятого лона?! Как позволил великий Аллах дожить тебе до этих дней! Валидэ обессиленно оперлась о подушку, смахнув выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. -Да простит меня Всевышний… Но я обязана этому помешать,-рещительно пообещала самой себе Хафса Султан. И, кликнув служанку, приказала:-Позовите ко мне Ибрагима!