***
Первый снег в этом году пришелся на ноябрьскую ночь. Выполнив все требуемые дьявольщиной ритуалы, Влад возвращался домой самой короткой дорожкой — через лесную чащу. Парнишка брёл, шелестя скукожившейся на морозце листвой, и пытался размышлять о чем-то своем, отвлеченном. Но… — Что молчишь, окаём проклятый? — перед чернокнижником возник силуэт развеселого Главаря. Поправив лацканы пальто, он посмотрел задиристо: — Неужто язык в задницу засунул? — Отвали. Череватый самым наглым образом прошёл сквозь наставника. А бесятина игнорирование жуть как не терпела. Обратившись мерцающим в лунном свете туманом, он поспешил по пятам ведуна: — Ну что ты кручинишься, малохольный? Мы ж сегодня славно потрудились! Чёрт обожал посиделки на кладбище, которые, по обыкновению, заканчивались единым сценарием — двумя-тремя загубленными душами. В такие вечера Главарь был полон энтузиазма и азарта, в то время как Влад, обессиленный и уставший, плёлся домой, будто палач, отпахавший смену на эшафоте. — Представь, как отрадно будет, когда эта наглая бабка от рака сгорит. Как её там… Нюрка? — Мне всё равно. — Пиздишь! — чёрт вновь преградил колдуну дорогу, витая в паре дюймов от земли поблёскивающим силуэтом. — Сам ведь хотел её покарать. Не ври, позорище. Великосветскую беседу прервал странный звук, точнее, последовательность странных звуков: хруст, шелест крыльев и что-то неразличимое, похожее на стон или хрип. Колдун и его несменный наставник переглянулись безмолвно, и Влад, движимый любопытством, бросился с места. — Ничему его жизнь не учит, — вздохнул обреченно Главарь и растворился в воздухе. На опушке, в ворохе померзших листьев лежало тело. Над ним кружил ворон, размахивая крыльями, и каркал, будто звал на помощь. Влад рухнул рядом, отогнал надоедливую птицу. Дрожащее, выкашливающее из себя душу тельце, которое он приобнял за плечи, захлёбывалось в рыданиях. Молодая девушка, судя по тонким запястьям и копне волос, рассыпанных по спине. — Тихо ты, тихо, — начал колдун с утешений, однако, когда руки его нащупали в темноте веревку и обломанную ветвь, тон его обернулся немилостивым: — Ты что творишь, дура?! — Я не могу! — плакала навзрыд девчонка. — Я больше так не могу! Череватый и сам не понял, с чего рассердился. Вероятно, воспоминания о той роковой ночи нахлынули слишком бурным потоком, с которым парень никак не мог совладать. Ему очень хотелось, чтобы никто, абсолютно никто не совершал тех же ошибок. Эта глупышка, рыдающая на его груди, наверняка не догадывается, какие последствия несет за собой суицид. — Не могу! Не могу, не могу, не могу! — в полнейшем отчаянии взвыла девчонка и забила кулачками по груди юноши. Череватый не нашел способа утешения лучше, чем сгрести психичку в объятия. Мол, побрыкается и перестанет. Но она успокаиваться не собиралась: ревела горько, дрожа каждой клеточкой тела, ревела, как профессиональная плакальщица на похоронах Папы Римского. А наглый ворон улетать не планировал — так и кружил над головами, выдавая то и дело скрипучее «кар». Как стервятник, приглядевший долгожданную падаль. — Проваливай! — отмахнулся от птицы Влад, но пернатый не отступал. Подмога пришла, откуда не ждали: тень, переливающаяся в лунных лучах всеми оттенками чёрного, спугнула птицу и погнала её прочь, вглубь леса. Девчонка тем временем угомонилась. Дрожь поутихла, а истерика выражалась лишь в редких всхлипах. Отстранившись от Влада, страдалица вытерла слёзы, натянув рукава на ладошки, и прижалась спиной к стволу дерева. — Опять ты?! — слегка обвинительно прозвучало из уст Череватого, который в девичьем личике распознал ту психичку, что совсем недавно потерялась в лесу. В серебряных лучах её волосы отливали медно-красным цветом, а глаза… глаза её удивительны. Один цвета неба по утру, второй болотистых, сероватых оттенков. Хоть и заплаканные, хоть и опухшие от слёз, они околдовывали. Влад, признаться, всю злость растерял, пока пытался поймать за хвост улетучивающиеся мысли. — Что случилось-то? Девчонка на сей раз выдавать секреты боялась. Притянула колени к груди и отвела в сторону взгляд, всем видом демонстрируя, что к исповеди не готова. — Ты не поймешь. Тоже подумаешь, что я сбрендила. — Тоже? Поймав на себе взгляд чрезвычайно опасающийся, Влад кивнул, мол, не бойся, я готов тебя выслушать и обязательно попытаюсь понять. Но она сомневалась. Ей явно хотелось поделиться тем, что давно беспокоит, однако вскрыть карты перед незнакомцем она боялась. — Расскажи мне. Девушка закусила нижнюю губку, будто отговаривала саму себя от опрометчивого поступка. Но уже в следующую секунду правда вырвалась наружу, минуя запреты разума: — Я слышу голоса. Сказала и тут же закрыла лицо ладошками. Как маленький ребенок, который у зеркала взывает к Пиковой Даме, но боится увидеть именно ее в отражении. — Так… — как бы ожидая продолжение, отозвался Влад. Сам не знал, что в нём горит с большей силой — любопытство или желание найти себе подобных. Несумасшедших и неодержимых. — Мне кажется, за мной кто-то ходит. Вот здесь, — бедняжка, голос которой снова срывался на жалостливые всхлипы, положила на шею ладонь, — здесь постоянно чьё-то дыхание. Постоянно! Из глаз брызнули слезы, рот искривился. Она, пребывающая под гнетом отрицания всего необычного, боялась верить самой себе. — Я сошла с ума, да? — посмотрела она на Влада, как затравленный зверёк. — Нет, — ответил Череватый крайне категорично и встал, протянув девушке руку в пригласительном жесте. — Пошли. — Куда? Влад молчал, не ответил ни через минуту, ни через две. Противясь всем сомнениям, незнакомка подалась вперёд и вложила в его холодные пальцы свою тёплую ладонь.***
В зловещей атмосфере кладбища, казалось, были сокрыты самые страшные тайны. Могилы, устланные туманом, кресты, покосившиеся от времени, тени, падающие от корявых деревьев… Девушка, вышагивающая за юным колдуном не так уж и смело, нервно озиралась по сторонам и пыталась согреть ладошки дыханием. — Не думаю, что это хорошая идея, — призналась она откровенно, рассчитывая, что новый знакомый тут же развернется и возьмёт курс на хутор. Но настырный ведун не привык пасовать. — Пришли, — выдал он после продолжительной паузы и, сбросив рюкзак, сел в изножье могилы, украшенной прогнившим деревянным крестом. — Откуда ты зн… — Садись. Девчонка, пораженная тем, что этот чудик привел ее к могиле дедушки, о котором она даже толком рассказать ничего не успела, замерла на месте. — Что встала, как не родная? Садись. Будем вопросы задавать. Лучше бы Влад и дальше грубил и хамствовал, ведь смешок, брошенный им в окончании, заставил бедняжку поёжиться и плотнее закутаться в куртку. — Садись-садись, — улыбался чернокнижник, зажигая свечи. — Ночка предстоит плодотворная. Девушка терялась в догадках: от холода трясутся её губы и руки или?.. Боялась дико, но всё-таки села рядом, продолжая оглядываться по сторонам. Будто появление вампира из кустов ожидала или повторение Варфоломеевской ночи. — Как тебя там? — А? Настя! — выпалила спешно девушка, вздрагивающая от каждого шороха. И ужаснувшись при виде появившегося из рюкзака зеркала, забрызганного кровью, повторила осипшим голосом: — Настя я. — Воскресшая, значить? — Что?.. — девчонка уставилась на Череватого, точно баран на новые ворота. Влад нахмурил брови, выражая полное недоумении подобной реакцией. Его, признаться, забавлял ужас и одновременный восторг, с которым на него пялилась рыженькая. — Я про имя. Анастасия — это же воскресшая? Или я что-то путаю? — А-а, ты про это, — девушка наконец отмерла от минутного исступления эмоций. Поправила прядку волос за ушко, облизнула нервно губки и заговорила быстро-быстро, как сплетник-воробей с собратьями: — Просто я чуть не умерла при рождении. В пуповине запуталась, а при родах она, как петля, вокруг шеи обвилась. В-общем, я еле выжила. Вот меня так и назвали, воскресшая. Влад болтовню терпеть ненавидел, и, честно говоря, половину из трёпа рыжеволосой даже не слушал — бурчал одними губами свое «не во имя Отца, не во имя Сына» и отправлял помощников, как собак-ищеек, в загробный мир. — От рака сгорел, — озвучил он полученную подсказку потусторонним хриплым голосом. — Прям изнутри пожрал всего. Девушка поинтересовалась дрожащими от жути губами: — Ты его знал, что ли? — Можно и так сказать, — молодой колдун наблюдал, как образ мертвеца, стоящий у креста, демонстрирует ему покрытое метастазами нутро. — Открывай, открывай, открывай… Настя, как дышать, позабыла. Пальцы превратились в ледышки, и не подбирающаяся к Пропащинску зима была тому виной. — Дай сюда руку. — Зачем? — трусишка натянула манжеты толстовки по самые ноготки. Влада позиция «взад пятки» не устраивала. Раздраженно вздохнув, он схватил девчонку за запястье и достал из рюкзака иглу: — Так дела не делаются. Коль уж начали, будь добра не отступать. Нельзя с Силой в кошки-мышки играться. Добром это не кончится. — С чем играться? Ай! Всего пара капель крови упала на зеркало, но этой платы было достаточно, чтобы Сила откликнулась. Влад отбросил иголку в сторону и водрузил зеркало на девичьи колени. Настя смотрела на страшный предмет, как на древний артефакт, таящий в себе проклятия предков. Девушку аж потряхивало. — Бери в руки. — Не хочу, — пропищала она односложным, быстрым звуком. — Через «не хочу». Или так и будешь жить в неведении? Сдавшись под натиском, Настя вцепилась в края зеркала дрожащими пальчиками и пробурчала недовольно: — Бред какой-то. — Подумай о нём, — советовал колдун, подпаливая от свечи букетик засохшей полыни. — Представь, что видишь его, как живого, что слышишь его голос. Говори с ним мысленно, а я помогу. Девушка сделала глубокий вдох, собираясь с силами, и, отважившись, вперилась немигающим взглядом в отражение. Влад тем временем обратился к Силе: — Прошу тебя о помощи. Полностью твори, всё ей покажи. Через Хозяина твори, чтоб по ногам, по рукам, по телу прошло. Полностью покажи, покажи, говорю… — лился шипящий, змеиный шепот за плечом Насти. А она, не моргая, всматривалась в зеркальную поверхность, что, словно туманная ширма, скрывала за собой вход в иные миры. — Показывают в голове? — Угу, — отозвалась срывающимся голосом девушка, перед глазами которой отобразилось расплывчатое лицо. Она, окаменевшая совершенно, сопела шумно носиком, сомкнув губы, и, казалось, даже моргнуть боялась. Владу реакция показалась подозрительной. — Все нормально? — забеспокоился он и заглянул в лицо новой знакомой, но наткнулся на маску, лишенную чувств и сознания. Настя была далеко-далеко за пределами этого мира и явно общалась с тварями, снующими в подземном царстве. — Эй! Слышишь меня? Девушка не отзывалась. Зрачки ее увеличивались, становились пропастью, в которую она падала с каждой секундой, крича безмолвно о помощи. — Отпускай! Отпускай полностью! — Влад пытался выхватить зеркало, но Настя держала его так крепко, будто руку того, кто бы умер без ее помощи. — Приказываю, отпускай! Уходи, откупай! В меня уходи, поквитаюся с тобой. Уходи, уходи, уходи! — Руки горят, — всхлипнула она тихонько, но сил на то, чтобы отпустить треклятое зеркало, не хватало. — Не во имя Отца, не во имя Сына… Уходи! Уходи, говорю, сука! Чёрные молитвы не помогали, казалось, делали только хуже. Над головой закружили тени. Два силуэта сцепились в смертельной хватке, задрались прямо в воздухе. Раскатистый смех, женский смех, мерзкий, выворачивающий наизнанку, жалящий душу острыми иглами пронесся вихрем сквозь Настю и Влада, унося за собой всё самое светлое и доброе, что пряталось в сердце. Стало так жутко, будто древнее зло наружу вырвалось. Что-то доколе неизвестное и несущее лишь разрушение. Услышав потусторонний хохот, Настя словно от кошмара очнулась и смогла наконец разжать пальцы. С её ладошек капала кровь. Влад откинул зеркало на могилу, накрыл платком и тлеющей полынью. — Всё нормально? — чернокнижник, признаться, перепугался не на шутку. Спиритический сеанс полностью вышел из-под контроля. — Не молчи! Настя! На побледневшей девушке не было лица. Она, охваченная чистым ужасом, хлопала ртом, не в силах произнести ни звука, и, задрав голову вверх, просипела чуть слышно: — Что… что это такое? Два ало-черных силуэта схлестнулись в бою прямо над головами подростков. Тени шипели, визжали, орали на разный лад: то рыком басистым, то ультразвуком, от которого разрывались барабанные перепонки. Материализовавшись человекоподобной формой, они с криком и грохотом повалились на землю, припорошенную первым снегом. — А он любит поиграть! — захохотала победоносно мерзкая чернь, обрастающая женским силуэтом. Она, ряженая в тряпьё и лохмотья, взгромоздила каблучок на голову Главаря, валяющегося бездыханно в грязи. — Хитрый, быстрый, шустрый. Но я шустрей! Занозистый, скрипучий смех, точно воронье карканье, прогремел на всю округу. Сущность скалилась, пожирая Настю алыми глазами. Но самое ужасное, что и девушка её видела. Видела ту, которая так долго гонялась за ней по пятам.