Когда нельзя убить

      — Сильвестр уже не тот, что прежде, — негромко произнёс Рокэ Алва, задумчиво крутя в пальцах кинжал. Лионель слегка приподнял бровь, ожидая продолжения.       Они с Рокэ удобно расположились на нижних ветвях раскидистой ивы. От прочих прогуливающихся по саду их отделяла широкая полоса спиреи, достаточная для того, чтобы создавать некоторое уединение, но в то же время не способная скрыть от глаз как беседующих, так и тех, кто мог бы их подслушивать. Впрочем, сейчас друзья не вызывали ничьего интереса.       — Отец всегда доверял ему, — продолжал Рокэ, почти не глядя на собеседника и словно рассуждая сам с собой. — Заслуженно, пожалуй. Раньше к нему вопросов не возникало.       — Но потом Манриков стало слишком много, — хмыкнул Ли, угадав мысль друга.       — Слишком, — зло буркнул Рокэ. — Сложно придумать что-то более отвратительное, чем Манрик на месте Окделла и Колиньяр на месте Эпинэ.       Лионель мнение товарища о двух присвоивших чужое негодяях разделял всецело, однако не привык выказывать свои чувства даже перед близкими. Потому он лишь слегка скривился и заметил:       — Едва ли мы что-то можем сделать с ними сейчас.       — Сейчас нет, — подтвердил Рокэ. — Сильвестру умные без надобности, он предпочитает держать при себе послушных. От ссоры с ним выиграем отнюдь не мы.       Послушных. Таких, как Агний или Фердинанд. О, с ними Сильвестр мог бы гордиться плодами своего воспитания. Последний, если на него как следует насесть, подчинится и левретке.       — Но бездействовать ты тоже не намерен, — заметил Ли.       — Кошку следует называть кошкой, а трещину трещиной, — Рокэ уже успокоился и говорил размеренно, словно всего лишь вёл светскую беседу, а вовсе не озвучивал то, что всё ещё не хотелось принимать за истину. — Трещины же следует латать. Пока не разрослись.       Лионель склонил голову набок.       — Предлагаешь послушаться?..       — А после самим взять то, что нужно, — твёрдо закончил Рокэ, сжав рукоять клинка.       — Это не останется незамеченным, — это не было возражением, лишь приглашением к обсуждению плана. Что до согласия, то озвучивать его Лионель нужным не считал. Если потребуется, он пойдёт за Рокэ хоть бы и в Закат, и друг это знал.       — Он может понять, что это сделали мы, но не поймёт мотивы.       Замечание было справедливым. Сильвестр откровенно гордился, что видит других насквозь, однако молодой Савиньяк неоднократно подмечал то, что ускользало от взгляда старика. И то, что более проницательный человек справедливо принял бы за объявление войны, Сильвестр сочтёт всего лишь выходкой ещё не повзрослевшего маршала, которую незачем принимать всерьёз. Он привык считать Рокэ непредсказуемым, склонным к граничащим с глупостью авантюрам, пусть и пребывает в этой уверенности.       — С чего ты предлагаешь начать?..       План не был готов и наполовину, когда из-за кустов раздался голос Сильвестра:       — Прогулка окончена, собираемся на обед.       Рокэ досадливо поморщился. Ли его понимал: ни на обеде, ни во время тихого часа откровенно не поговоришь, а значит, они потеряют ещё не меньше дня. Время же не ждёт.       — Рокэ, Ли, — воспитатель заметил, что друзья не торопятся исполнять его волю, и теперь решительно обходил кусты спиреи, — все должны вас ждать? Или обед вам не нужен? Рокэ, бросай свою палку, в группу ты её не понесёшь.       Ли усмехнулся. Будучи совсем малышами, они с Рокэ пытались объяснять Сильвестру разницу между какой-то грязной палкой и фамильным кинжалом, однако, повзрослев, были вынуждены прийти к выводу, что в холодном оружии воспитатель понимает не больше, чем в своём любимом шадди. А уж в его отвратности Лионель как-то раз убедился лично. Пожалуй, усомниться в разуме Сильвестра стоило ещё тогда.

***

      Претензий к Сильвестру было много. Лионель не раз видел, как Рокэ почти терял самообладание, когда натыкался на стайку из Колиньяра и двух Манриков, которая теперь собиралась вместе не только на прогулке, а маячила перед глазами и в группе. Колиньяр был нагл и самоуверен. Он шумел и проказничал; он бессовестно заваливал своими игрушками кровать Эпинэ, которую теперь считал своей; он безнаказанно содрал и выкинул коня со шкафчика Эпинэ и налепил на его место своего медведя, яркого и безвкусного; и вообще вёл себя так, словно был в этой группе всегда, и тут ему самое место. Рыжие кузены всюду следовали за ним, зыркали на Рокэ и явно надеялись, что когда-нибудь он сорвётся и решением Сильвестра тоже будет удалён из группы.       Колиньяр появился среди них недавно. Пару недель назад в группе произошла большая драка. Сильвестр разбираться в ситуации не стал, сочтя главным пострадавшим плаксивого Фердинанда, а зачинщиками — некстати подвернувшихся Окделла и Эпинэ. Последний, конечно, погорячился, уже на глазах воспитателя ещё раз стукнув Фердинанда игрушечной машинкой, но ведь это не было поводом его изгонять! Рокэ был убеждён, что они бы справились и сами, без чужого вмешательства — пусть Фердинанд и плакса, но бить его Рокэ не позволял никому; он как раз успел отлупить плюшевым ызаргом Окделла и собирался приняться за Эпинэ, когда Сильвестр оторвался от своего шадди и прибежал на шум.       На следующий день изумлённые воспитанники группы «Талиг» узнали, что Окделл и Эпинэ переведены в группу «Агарис», а их места в «Талиге» заняли Колиньяр и рыжий Манрик, то ли кузен, то ли двоюродный племянник того Манрика, что уже был с ними.       Манрика-первого — разумеется, у них были имена, но Рокэ считал ниже своего достоинства их запоминать, именуя рыжих братьев исключительно по фамилии и порядковому номеру, если требовалось пояснить, о каком именно идёт речь; эту привычку перенял и Лионель — Манрика-первого раньше удавалось держать в узде, с товарищем же он стал почти не уступать в нахальности Колиньяру. Сильвестра, впрочем, все трое слушались охотно, практически лебезя перед ним и всеми доступными способами вызывая его симпатию. Так что у воспитателя они были на хорошем счету, и Сильвестр недвусмысленно дал понять, что в случае драки уже с ними зачинщик, которым, разумеется, будет назначен не кто-то из этих подхалимов, повторит судьбу Окделла и Эпинэ. И проклятая троица упивалась своей безнаказанностью.       Колиньяр даже имел наглость попытаться занять за обедом стул не Эпинэ, а самого Рокэ. Сильвестр же совершенно не придал этому значения и, вместо того чтобы пересадить нахала, велел Рокэ не устраивать скандала и идти есть на свободное место. Впрочем, это было лишь однажды. Сразу после Рокэ побеседовал с Колиньяром так, что тот в слезах и соплях помчался ябедничать, хотя не был и пальцем тронут — Рокэ для начала ограничился словами. Тогда-то от Сильвестра и прозвучало, что в случае драки будет изгнан даже Рокэ, Колиньяр же был тщательно утешен и обласкан; на стул, однако, больше не покушался. В этом он оказался понятливее самого Сильвестра, неизменно устраивающегося на обедах не на стуле — на единственном в группе широком кресле, которое по всей логике должно было принадлежать главе дома Алва.       Другим поводом для раздражения был тот факт, что Сильвестр в принципе не полагал нужным считаться с Рокэ. Воспитатель продолжал видеть в сыне Алваро лишь мальчишку, только и знающего, что играть в солдатики. Безусловно, солдатики были важны, и Рокэ с Ли часами возились с ними — званию маршала следовало соответствовать — но Рокэ был способен на куда большее, чего Сильвестр в упор не замечал. Рокэ не позволялось выходить за территорию детского сада в одиночку, не позволялось залезать на деревья, словно он мог с них сверзиться, как какой-нибудь Окделл, да что там! — Рокэ влетело, когда он всего лишь пытался открутить от своего велосипеда задние колёсики. Сильвестр не поверил, что Рокэ сможет сохранить равновесие всего на двух колёсах, и мало того что отказался об этом спорить, так ещё и в принципе запретил проверять, отобрал велосипед и отдал его только вечером — отцу. Говорить о принятии настоящих решений не приходилось вовсе.       Но хуже всего были конфетки. Ежедневно после обеда каждый воспитанник группы «Талиг» получал на десерт конфету — строго одну. Сильвестр лично клал их перед каждым обедающим, не позволяя даже самому запустить руку в заветный мешок, который после прятал в верхний ящик большого шкафа у входа в группу. Рокэ не раз и не два показывал Сильвестру нетронутую конфету, выданную накануне, тщась втолковать, что он уже достаточно взрослый, чтобы самому хранить свои конфеты, выданные, скажем, на месяц, и есть их по мере надобности, но всё было бесполезно. Сильвестр с возмутительным снисхождением объяснял, что не станет делать исключение для одного Рокэ, а позволить всей группе распоряжаться своими конфетами самостоятельно он не может никак. Разумеется, не может. Никто не забыл, как полгода назад подменявший Сильвестра стажёр оставил мешок с конфетами без присмотра, и до него конечно же добрался Манрик, тогда ещё один. За несколько минут безнаказанности рыжий обжора успел слопать столько, что следующие несколько дней он маялся животом и даже остался дома, вот только при чём здесь Рокэ? Сильвестр, однако, спорить отказался, посоветовав Рокэ пойти поиграть, а собственным запасом сладкого обзавестись дома. Как будто владение хоть четырьмя сотнями мешков с конфетами как-то окупит ежедневную унизительную церемонию их раздачи.       Терпеть это дольше Рокэ не мог. И однозначно постановил начать именно с конфеток.

***

      Шёпот, сдавленный смех и опять шёпот. Лёжа на своей постели, Лионель старательно изображал послушно спящего и внимательно прислушивался к тому, что делал Рокэ. От кровати друга снова донеслось бормотание, затем смешок, и наконец девичий голос горячо и возмущённо зашептал на тон громче, чем Рокэ, так что слова были отчётливо слышны:       — Нет, прекрати, прекрати, слышишь? Я не буду это слушать!       Ответа Рокэ было не разобрать, зато девочка зашептала ещё громче, почти переходя на визг:       — И вовсе не нравится, прекрати! И несмешно, и вообще ты дурак!       Ответом ей были звучные шаги. Тяжёлую поступь воспитателя было не перепутать ни с чем.       — Рокэ, Катарина, вы спать совсем не собираетесь? Я понимаю, что у вас тут любовь, но будьте добры не мешать другим.       Не умей Ли так хорошо владеть собой, он бы усмехнулся. Предполагать, что друга и Катарину связывает любовь, было ещё глупее, чем трактовать их отношения как взаимную ненависть, однако Сильвестр умудрялся делать именно это. Одногруппники были более внимательны, но и они за подначками Рокэ и за высокомерно вздёрнутым носиком Катарины не замечали ничего большего. Впрочем, Рокэ устраивало именно такое положение вещей, которое он охотно использовал. Как сейчас.       Воспитатель удалился, и пару мгновений спустя со стороны кровати Рокэ снова послышались шёпот и возня.       — Рокэ, если ты не прекратишь, я поменяю тебя кроватями с Колиньяром!       Сильвестр уже четвёртый раз приходил и пытался призывать к порядку. Рокэ затихал на пару минут, но стоило воспитателю, расположившемуся у выхода из спальни, вернуться к чтению какой-то безмерно унылой книги с мелким шрифтом и без картинок (Ли в неё заглядывал), как всё начиналось сначала, и теперь, кажется, терпение мужчины было на исходе. Сильвестр не любил весь тихий час караулить сон подопечных, предпочитая, когда все уснут, уходить на кухню за шадди, и только иногда возвращаться проверять, не проснулся ли кто. Сегодня Рокэ ему такой возможности не давал.       — Мы уже спим! — услышал Ли голос друга.       — Надеюсь, — процедил Сильвестр.       Несколько мгновений он, по всей видимости, продолжал укоризненно созерцать нарушителей спокойствия, затем, сочтя себя достаточно внушительным, удалился.       Рокэ молчал и не шевелился, Катарина тоже притихла. Теперь главным было не заснуть, и Ли стал считать про себя до тысячи. Когда он дошёл до восьмисот пятидесяти девяти, шаги раздались снова: Сильвестр ушёл.       Несколько минут ожидания, и друзья бесшумно поднялись. Катарина не шелохнулась — свою роль она уже сыграла, теперь дело за ними. Зашевелился Манрик-второй; поднял рыжую голову и начал было:       — А куда это вы?.. — но поднесённый к самому лицу кулак Лионеля заставил его замолчать.       Теперь только вперёд. Было страшно и было нужно, а значит, не так уж и страшно. Сильвестр мог вернуться в любой момент, но всё же варка шадди требовала внимания и времени, которого у Сильвестра оставалось меньше половины. Именно сейчас старик, вероятно, неотрывно следил за своей мерзкой горечью, которая вот-вот должна была попытаться убежать; так говорил Рокэ, а он наблюдал за тем, как варит шадди его отец.       Затем Сильвестр перельёт свою гадость в изящную чашку и будет сидеть, прикрыв глаза, стараясь отрешиться от столь надоевших ему непослушных детей. Будет медленно отхлёбывать свой шадди и, вероятно, только к самому времени пробуждения найдёт в себе силы вернуться в группу.       Комната для игр была пуста, ни души не было и в обеденной зоне. Рокэ бесплотной тенью проскользил к столам, Ли не отставал ни на шаг. С двух сторон подняв тяжелый стул, как не раз они репетировали в ходе дневных игр, как бы невзначай, они перенесли его к заветному шкафу и мягко, сумев не стукнуть об пол, опустили. Ли прокрался обратно в игровую зону и притащил оттуда табуреточку, которая тотчас была водружена на стул. Рокэ проверил её устойчивость, поднял глаза на друга, кивнул и полез. Покачнулся, выпрямляясь на табуретке, но удержал равновесие — ловкости ему было ни занимать, недаром Рокэ лучше всех ходил по валяющемуся во дворе бревну. Встав на цыпочки, мальчик ухватился за ручку верхнего ящика. Потянул, и обычно тихая дверца отозвалась отвратительным пронзительным скрипом.       Друзья в испуге замерли, но больше ничего не происходило, только было слышно, как шелестят деревья за окном. Рокэ потянулся и поволок на себя увесистый мешок; конструкция под его ногами угрожающе зашаталась. Ли изо всех сил вцепился в табуретку, но она вдруг ушла куда-то в сторону. Перед лицом Савиньяка качнулись босые пятки — Рокэ сумел ухватиться за дверцу шкафа и теперь висел, отчаянно ища опору, но мгновение спустя упал сперва на стул, а затем вместе с ним вниз, на пол. В следующую секунду мальчикам на голову тяжело шмякнулся заветный мешок. Стало тихо.       — Жив?       Рокэ не ответил. Замерев, он смотрел куда-то за спину Ли, туда, где находилась дверь в коридор. Ли обернулся, уже понимая, кого там увидит.

***

      Фердинанд катал машинки, Агний листал сборник сказок, Колиньяр и два Манрика галдели особенно противно, не скрывая своего злорадства. Катарина изредка бросала на заговорщиков сочувственные взгляды, но большего не позволяла, не желая привлекать к себе внимание. Рокэ и Ли послушно стояли в углу.       Пятилетние сыновья маршала Алваро и маршала Арно могли бы и не подчиниться, если бы сочли нужным. Но время для открытого противостояния с воспитателем ещё не пришло.