Детишки не в порядке

— Нет, это ты какого черта делаешь в моем доме?! Зои опустила зонтик, и Остин вздохнул свободнее. По крайней мере, она не собиралась всадить ему острый наконечник прямо в глаз, и на том спасибо. — Комендантский час в городе, слыхал такое? — она прислонила зонт к стене и скрестила руки на груди. — Ага. Я с тренировки, — он повернулся, показывая рюкзак, оттягивающий плечи назад. — Может, матч в пятницу и отменили, но не в моих привычках сопли на кулак наматывать. — Что тебе нужно? — Зои не сменила гнев на милость. — У меня отец в полночь домой заявится, и, если я не буду спать, мне не поздоровится. Если узнает, что ты здесь был, не поздоровится уже тебе. Забавно. У них обоих были проблемы с отцами, пусть и разные. И у обоих отцы были теми ещё контролирующими мудаками. — Поругался со своим, — честно признался Остин. «Поругался» — было слишком сильным определением. Он снова повёл себя как трус, которому дом, еда и блага были важнее собственного мнения. Впрочем, не так ли он поступал каждый раз, когда отворачивался от стёба над Зои или над такими, как Зои?.. Или когда спал с Наоми, хотя она совершенно его не возбуждала? Зои закатила глаза с непередаваемым выражением лица. — Это должно меня беспокоить? Остин усмехнулся. Да уж, её это вряд ли обеспокоило бы так уж сильно, и это ему в ней нравилось. Зои Хилл была абсолютно непробиваема ни для насмешек, ни для чужих проблем, если кто-то пытался их на неё повесить. Сам Остин только хотел быть таким, но чаще всего чувствовал только бессильную злость. И порой — ненависть. — Кажется, мы с тобой тогда не до конца обсудили личность маньяка в слэшерах? Зои хмыкнула. — Колу будешь? У неё на кухне было странно-уютно, а может, Остину так казалось потому, что отец поддерживал в доме прямо-таки стерильную чистоту, и никакой колы в холодильнике и в помине не бывало — слишком много сахара, ага. Остин сделал большой глоток прямо из бутылки и вытер губы ладонью. — Райт прикончили, как в кино, — Зои предпочла налить колу себе в стакан, и теперь он стоял у её ног, пока они сидели прямо на полу, прислонившись спинами к стене. — Нож как креативное оружие, личная вовлеченность и отсутствие ограничения творческой свободы для убийцы. И игра на детском страхе острых предметов. Причины, по которым в слэшерах в руки маньяков обычно вкладывается именно холодное оружие, она перечисляла почти скучающе. — Угу, — не стал спорить Остин. — Мы будто в хорроре оказались. — Тогда тебя должны тоже скоро прикончить, — она покосилась на него, наблюдая за реакцией. — Говорят, это может быть маньяк, что орудовал в нашем городе два десятка лет назад… ты же знаешь эту историю? Её в качестве страшилки рассказывают всем новичкам, да и город на этом умудрился имя сделать. А он убивал популярных детишек. Остин снова отпил колы. От сладости сводило зубы, но ему было плевать: таким был вкус свободы. Рядом с Зои он чувствовал себя свободным. Настоящим. Собой. И не нужно было стыдиться пристрастия к дешевым фильмам ужасов и любви к рассуждениям о маньяках-убийцах. — Таких, красивых из школьной элиты? — Остин улыбнулся. — Я не такой. — Неужели? — фыркнула Зои. — Видимо, из нас двоих это я — квотербэк школьной футбольной команды, встречаюсь с капитаншей чирлидерш и претендую на спортивную стипендию. Ах, да, ещё я красива до зубовного скрежета. Ничего не забыла? — Считаешь меня красивым? — Большинство точно считает. В любом случае, популярные детишки со склонностью к порокам — любимые жертвы любого уважающего себя маньяка. Выживает тем временем та, кто не разделяет их ценности, а то и вообще противостоит им как школьный изгой. — Нэнси Томпсон была красивой и популярной и выжила, — возразил Остин. Как обычно, его захватил спор с Зои. Как обычно, Зои победит, а он не будет против. Забавно, что она считала его красивым. Впрочем, его это не удивляло совсем. Он и так это знал. — Зато не пила и не трахалась со своим парнем. В чем я, кстати, её осуждаю — только идиотка не переспала бы с Джонни Деппом. И, опять же, он, будучи красивым и популярным парнем, погиб от рук Фредди, как и все. Раз уж мы в ужастике, почему должно быть иначе? Остин пожал плечами. — Потому, что я не всегда был таким, как сейчас? Зои едва заметно повела бровью. — Не всегда был самодовольным придурком? — Высоким. И накачанным. И красивым. «Жирный, жирный, жирный! Как поезд пассажирный!» Каждое чертово слово впивалось в сердце острой иглой. Он приподнял край футболки, показывая шрам на животе. — Как думаешь, откуда это? Сам он хорошо помнил, откуда. — Держи его! — нож блеснул в опасной близости от живота. Он попытался втянуть живот, но ничего не получилось. Как и вырваться. Лезвие тонко полоснуло по коже, оставив за собой кровавую полосу. — ...то есть ты был жирным? — казалось, Зои даже заинтересовалась. — И поэтому твой отец запихнул тебя в лагерь для толстых? — Я не то чтобы об этом рассказываю всем подряд, — развел руками Остин. — Поэтому я тебя тогда и предупредил. Ты напомнила мне ту девчонку, с которой я в лагере встречался. Она как-то рассказывала, что её школьную форму одноклассницы располосовали на куски, пока она ходила в туалет после физкультуры. И нет, — он вскинул ладони, — это не жалость. Зои закатила глаза. — Отпускаю тебе грехи, сын мой, — в кухонной полутьме, разгоняемой только единственной лампочкой под потолком, свисающей вниз даже без абажура, её алые волосы казались тёмно-красными, как подсыхающая кровь. — Или ты ещё не всё рассказал? Полночь близится, а у меня от сидения уже затекла задница. На признание, что, глядя на неё, он вспоминает девчонку, в которую был влюблен, Зои не отреагировала примерно никак. Остина это совсем не задело. Она хорошо понимала, что его вкус не включает в себя тощих, а значит, могла догадываться и о причинах. Зои Хилл была кем угодно, только не дурой. Вместо любого ответа, которого она могла ждать, Остин поцеловал её, почти не надеясь не получить по морде. * * * Телефон не звонил. О, не то чтобы Тина ждала, что кто-нибудь ей позвонит: Наоми звонила только если сама считала нужным и только чтобы рассказать о себе, а Хлоя говорила, что допоздна будет работать над статьей о Ванессе, а других близких друзей у Тины вовсе не было. Порой она думала: можно ли считать компанию Наоми настоящими друзьями? Быть может, она просто не знает, какими бывают друзья? Изо всех сил она старалась не думать о жуткой смерти Ванессы, но её развороченный живот и окровавленные кишки до сих пор яркой картиной вставали перед глазами. Отвлекалась на учёбу, на чтение, лишь бы не вспоминать. Её до сих пор бросало в дрожь от мысли, что кто-то мог сотворить такое. И этот кто-то — на свободе. «Господи, хватит! — оборвала она сама себя. — С чего бы ему нападать на тебя? Да ещё и в собственном доме? Тина, ты не в фильме ужасов!» Но на Ванессу же напали. Прямо рядом с её же домом. И кто знает, не был ли это психованный серийный убийца? Тине было страшно. Даже зная, что в доме сейчас — родители, что у неё есть телефон-трубка, и она всегда может позвонить 911, ей было страшно. Тина помнила, как сидела в фургоне «скорой помощи», ощущая, что успокоительное растекается по венам, куталась в плед, а шериф аккуратно расспрашивал их с Кайлом, что же произошло. Родители Ванессы рыдали, глядя, как их дочь, накрытую простыней, грузят в «скорую». Это был какой-то сюр. И до сих пор казался сюрреализмом, сценой из дурацкого фильма. Только ужастики, даже самые хорошие, не заставляют руки покрываться мурашками так сильно, а желудок — сжиматься, как от прикосновения ледяных пальцев. «Хватит. Хватит. Хватит. Возьмись лучше за алгебру. Окно закрыто. Дверь на задвижке, родители всегда запирают дом. Все будет хорошо, Тина. Всё будет хорошо» Она взяла учебник. Цифры и формулы всегда успокаивали, и сейчас она очень надеялась, что снова сумеют. Доделав алгебру около девяти вечера, Тина вздохнула. Чем больше она занималась каким-то упорядоченным трудом или учёбой, тем легче становилось и тем дальше отступали жуткие воспоминания. Ей нравилось учиться, нравилось узнавать новое; она мечтала поступить в Гарвардский колледж на бакалавра искусств и наук, однако ещё больше ей нравилось читать и погружаться в миры, придуманные кем-то очень талантливым. Кем-то, кем она сама никогда бы не стала. На кровати её как раз ждали «Гордость и предубеждение». Вообще-то, Тина обожала этот роман и раз в год его перечитывала, каждый раз восхищаясь характером Элизабет Беннет и той дорогой, что они с мистером Дарси прошли, стремясь к обоюдному счастью. А эссе, которое она сдала преподавательнице по английскому и литературе в прошлом году, стало лучшим в классе. И сейчас она хотела верить, что Элизабет и её неиссякаемое чувство юмора и жизнелюбие помогут ей прийти в себя. Не забыть… но перестать видеть. Тина уже предвкушала вечер в компании любимых героев, когда в окно стукнулись. Удивленная, она раздвинула занавески. — Привет, — Кайл широко улыбнулся. — Пустишь меня? Я, конечно, спортсмен, однако торчать на скользкой черепице — то ещё удовольствие! О, Боже. Настроение сразу же взлетело на несколько пунктов вверх. Не переставая улыбаться, как идиотка, Тина помогла ему забраться в спальню. Спрыгнув на пол, Кайл отряхнул джинсы и огляделся. — У тебя прикольно. Я могу?.. — Да-да, конечно, — Тина суетливо разгладила покрывало, села на кровать. Подумала, подвинулась. Взгляд её упал на «Гордость и предубеждение», и, покраснев до ушей, она переложила её на тумбочку. — Остен? — Кайл цапнул книгу, пролистнул и присвистнул, заметил цветные закладки и выделенные маркером абзацы. — Ты серьезно подошла к делу! Тина подумала бы, что он прикалывается над ней, но улыбка у него была мягкой. Спокойной. Будто не он заслонял её спиной, когда они увидели чужой развороченный труп. Но это был Кайл. Всё тот же Кайл. Она чувствовала себя полной дурой, но при этом была счастлива, и в животе приятно щекотало. Кайл завалился на её постель и открыл первую попавшуюся страницу. — Иди сюда, — он похлопал по покрывалу. — На этот раз, поверьте, вы не угадали. Я размышлял о гораздо более приятных вещах: скажем, о том, сколько очарования заключается в красивых глазах на лице хорошенькой женщины... Слова мистера Дарси звучали музыкой для ушей Тины, хоть она и убеждала себя, что к ней такие комплименты не имеют никакого отношения. Даже не вслушиваясь в и без того знакомый текст, она прижалась щекой к плечу Кайла, позволив себе расслабиться. Если он здесь, то с ней ничего не случится, ведь правда? Правда? Постепенно Тина совсем успокоилась и, спрятав нос в вороте его форменной толстовки с эмблемой команды, лениво думала, считаются ли они парой, если он залез к ней через окно? Свидание ли это? У них не было ещё ни одного, и они вообще не говорили о статусе своих отношений, но Кайл вел себя с ней так, будто она была хрупкой, могла разбиться от лишнего прикосновения, и при этом целовал так, что у неё подгибались коленки. Правда, после того, как они едва не сбили кого-то на улице, других романтических моментов у них не было. Опять вспомнив, как они той ночью увидели мертвую Ванессу, Тина вздрогнула. Кайл заметил перемену её настроения и отложил книгу. — Эй, — он осторожно и нежно коснулся её подбородка. — Как ты? — Я не знаю… — Тина закусила губу. Не хотелось ему врать, и она решила ответить честно. — Я думаю про Ванессу. А что, если это и правда тот псих сбежал из Томастона? Кайл чмокнул её в кончик носа. — Я думаю, об этом уже трубили бы все газеты, да ещё и местному радио объявили. — Но здесь точно что-то происходит. Разве тебе не страшно?.. Ну, вот. Она это сказала. Призналась, что ей страшно. Ей было страшно. Смерть Ванессы была слишком жестокой, и Тина не могла отделаться от мысли: это повторится. Ещё и ещё. Как в фильме ужасов, где никто не верил словам «последней девушки», а она оказывалась права. — Эй, мы не знаем, что случилось с Ванессой, — Кайл осторожно смахнул с её лба прядь волос, нежно заправил за ухо. — Мы знаем, что это были не мы и не Остин, потому что он уже вернулся домой и мы видели его машину. И мы знаем, что это не Нил, потому что он отрубился у Остина дома. Может, это вообще кто-то из её прошлой жизни, мы же совсем её не знали… Он был прав. Конечно же, прав. Семья Ванессы переехала в Шедоусфилд не так давно, и никто о них ничего не знал, кроме того, что рассказывала сама Ванесса или её предки. Вдруг их кто-то преследовал? Или Ванесса бросила какого-нибудь психа, с которым встречалась, и он решил ей отомстить?.. Но холодная ладонь, сжимавшая её желудок каждый раз, когда Тина вспоминала распростертое на газоне и выпотрошенное тело Ванессы, никуда не девалась. * * * В школе Тина и Кайл обычно делали вид, что просто общаются. Он вовсе не был согласен с этой идеей. Тина знала, что Кайл не хотел бы ничего скрывать — ни от Остина, которого считал близким другом, ни от Нила, ни от всех остальных, — но она-то как раз понимала, что недовольство Наоми скажется на них обоих. Наоми не умела признавать поражений, даже если эти поражения касались других людей, чьи жизни вроде как не должны были её касаться. Однако Наоми Уорд, школьная королева, считала, что её касается всё. И что её окружение должно делать так, как хочет она, будь то покупка платья или выбор любви всей твоей жизни. Поэтому Тина приехала в школу одна. Первым, что она увидела, были очередные полицейские машины и тело, накрытое простыней. Каталку как раз грузили в «скорую». Тина почувствовала, что её ноги почти приросли к асфальту. Сжимая в руках тетрадь по основам демократии США, она смотрела, смотрела, смотрела, и внутри всё переворачивалось от страха. Она была права. Господи… Мир вокруг схлопнулся до каталки с чьим-то трупом, накрытом окровавленной простыней. Как наяву, Тина вновь почувствовала запах крови, увидела распоротый живот и распахнутые стеклянные глаза. Горло сжало тошнотой. Почему-то захотелось узнать, кто лежит там, на каталке; чье тело увозят в морг. А потом звуки и краски вернулись, и Тина увидела Нила, стоявшего в окружении нескольких полицейских. Лицо у него было бледным и мертвым, губы шевелились, но, казалось, он не произносил ни слова, только сжимал в пальцах лямку рюкзака до побеления костяшек. Осознание обрушилось на неё тяжелой волной. Хлоя. Они увозили тело Хлои. И, пусть та не была Тине лучшей подругой, она заплакала, зажав рот ладонью. ...По домам школьников не распустили, но и уроки были фактически сорваны. То и дело в кабинет директора вызывали студентов двенадцатых классов, так или иначе знакомых с Хлоей. Тина бездумно водила ручкой в тетради, но вместо букв у неё получались какие-то бессвязные рисунки — спирали, круги, зигзаги. Она думала о Хлое. О том, что Хлоя мечтала стать журналистом и лучше всех сдавала нормативы по легкой атлетике. Любила поп-музыку и документальные фильмы. Встречалась с Нилом, потому что он действительно нравился ей. У Хлои была жизнь, были надежды, а кто-то пришел и выпустил их вместе с её внутренностями. В коридорах шушукались, что её убили так же, как и Ванессу, только раны были глубже, а крови — больше. А потом её запихнули в старую каморку, и если бы уборщик утром не заметил, что из-под двери натекло, то она бы так и лежала там, никем не обнаруженная. Тина не хотела слушать. Ей хотелось зажать уши, но почему-то всё равно слушала. Там, у школьного автобуса, Кайл, тоже подъехавший в школу, увидел, что она плачет. Подскочил к ней, обнял, прижимая к себе, и, вдыхая его запах — древесный парфюм, одеколон после бритья и чуть солоноватый пот — она ревела и ревела, пока не отпустило. Плевать он хотел, что подумали окружающие. И в этот раз Тина решила, что ей тоже плевать. Было слишком плохо. Кайл увёл её прочь, только разговоры о смерти Хлои, немного повисев в воздухе, просочились за ними. И чем больше преподаватели старались делать вид, что продолжается обычный учебный день, убийство Хлои обрастало слухами, а официальных заявлений шериф пока не делал — допрашивал студентов и школьный стафф. Наоми была не на шутку напугана. Они все были, даже Остин. Испуганы, шокированы и разбиты. Смерть Хлои показывала им: следующим может быть кто угодно, и ничерта это была не месть Ванессе от кого-то из её прошлой жизни. Этот человек… тот, кто вскрыл Хлою, будто кролика, был где-то рядом с ними. — Нил Ривера, Остин Вуд, Наоми Уорд, Кайл Мартин и Тина Мартинес, после уроков вам надлежит пройти в административный корпус. Тина сжала в пальцах ручку. Колпачок хрустнул. Наверняка помощник шерифа не зря оставил их напоследок, как лучших друзей Хлои. Кайл взглянул на неё через проход — плотно сжатый рот, обеспокоенный взгляд светлых глаз. — Всё будет хорошо, — прошептал он одними губами. Тине хотелось бы в это верить.