Доверяю

Германия Берлин

Наконец-то я дома! Разбежалась и рухнула на кровать в позе звёздочки. Сэмюэль моего хорошего настроения не разделял. — Конец месяца, — протирает глаза, — отчёт проверять надо. Посмотрю, что эти умники там сделали. Конец месяца… Конец месяца, блять! Где мои месячные? Они всегда приходят день в день, сука… Так, выдыхай, если верить календарю, то месячные должны начаться сегодня. — Я в душ, — схватила телефон. — Ладно. Включив воду на всю, позвонила Бриллингу и тихо зашипела.

— Будь добр, напомни мне, а последняя синхронизация происходила по защищённому каналу?!

Вопрос может показаться странным. Я знаю про ВИЧ-статус Вани. Он на терапии, а значит, передать вирус мне не сможет, и у нас бывало пару раз, когда не было презерватива, ибо я пила противозачаточные. Суть в том, что как только мы развелись, приём таблеток закончился. У меня снова появилась овуляция. — Нет, — тоже притих, — я же у тебя спросил, можно или нет, ты мне дала добро.

— Серьёзно?! — чуть ли не заорала, — почему не помню?

— Ну-у-у, — промычал, — без понятия. Я спрашивал, Карницкая. Подожди, — задумался, — не-е-е-е-ет… Только не говори, что…

— Да-да-да! — психую, — да! Обычно, — хочу что-нибудь ударить, — день в день, час в час, минута в минуту, но ничего нет.

— Давай подождём ещё пару дней, а? Может, это как-то связано с перелётами, сменой климата и чем-нибудь ещё?

— Сука…

Скинув трубку, села на пол и шёпотом выругалась. Ещё не хватало забеременеть от Бриллинга. Блять… Как объяснить это Сэму? Извини, непорочное зачатие произошло? Ваня просто рядом стоял? Я рожу миру спасителя? Молодец, Жень, сходила налево и залетела от бывшего мужа. Браво, долбаёбка! Даже ледяная вода меня не успокоила. Начинает трясти, особенно, от того, что оплодотворение происходит где-то за двенадцать часов. Плюс ко всему, я уже начиталась в Интернете. Так, я зря себя накручиваю, ибо овуляция прошла… Хотя, кого это волнует? А вдруг, это какой-то коварный план Бриллинга? Я забеременею и вернусь к нему, умоляя принять меня с ребенком. Вопрос: с каких пор Ваня хочет детей? — Задержка всего пару часиков, подумаешь… Не неделя же, а пару часиков… Дело пахнет керосином, дамы и господа. Не верю ему, мол, я дам развод и все нормально, бла-бла-бла, ибо знаю его как облупленного. Ревнивый собственник и ебаный эгоист.

— Чего? — принимаю вызов.

— Если ты беременна, то отец точно я?

— Да, — прошептала.

— Ебать… Уверена?

— Угу, — ещё тише, — кто ж ещё?

— Сэм.

— Ветром, блять, надуло…

— Серьёзно? — усмехнулся, — ты не шутишь?

— Думаешь, все сначала в койку тащат, а потом имя спрашивают?

— Тебя надо трахать постоянно. Можешь посчитать это комплиментом.

— Спасибо.

— Евгения, — стучится МакАллистер, — всё нормально? Ты торчишь в ванной комнате уже полтора часа. — Выхожу!

— Всё, я пошла.

— Съезди в больницу.

— Без тебя знаю.

Тест можно сделать дня через четыре, а сдать кровь на ХГЧ через неделю где-то. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, только не сейчас… У меня же вся жизнь по пизде пойдет. Я написала Бежецкой и задала несколько вопросов. Итог — жди. — Что происходит? — Ты о чём? — Твое состояние, — злится, — оно пугает меня уже три дня подряд. Объяснись. — Не могу, — голос дрогнул, — я не могу. — Это связанно со мной, папой или Бриллингом? — Нет. Такое бывает… Прошу, не приписывай Ваню. Он имеет ко мне только документальное отношение. И, возможно, отец моего ребенка. — Чем могу помочь? — Не знаю. Это стопроцентный аборт. Даже думать нечего. У меня нет желания портить свою жизнь. Я потеряю Сэма, и рожу ребенка от человека, которому он не нужен. МакАллистер этого не поймёт, более того, я сама себя не понимаю. — Так, данная проблема решаема? — Я еще не знаю, — вздыхаю, — есть ли она вообще, а так, в целом-то, да. — Переживаешь заранее? — в ахуе. — Ага. — Понял. Чисто на всякий случай паникуешь? — Именно. Это походило на допрос сумасшедшей. Дайте смирительную рубашку!

Три дня спустя

А подмога не пришла, подкрепление не прислали, и да, месячных нет. Меня трясло как лист осиновый. Все тест-полоски показывали одну, но, у меня всё лицо в прыщах, словно мне шестнадцать! — Ну, как дела?

— Пока не родила, — рявкаю.

— Жень, брось, — цокнул, — я же переживаю!

— А тебе чего переживать? Мне воспитывать-то.

— Что?! — закашлялся, — с ума сошла?

— Выдохни, я шучу.

— У меня вообще-то возраст и сердце слабенькое! Смотри, уже была такая ситуация, аж полторы недели.

— Была, но у нас с тобой были другие отношения, Ваня! — прошипела, — всё было иначе. Ладно, я пошла на обед.

— Звони, если что. У самого лифта остановилась и прислушалась. Сэмюэль разговаривал с кем-то на повышенных тонах. Стоит чуть-чуть подслушать. — Аманда, — ударил по столу, — как тебе ещё объяснить? Всё, я не вернусь обратно. — Сэм, пожалуйста. Это была ошибка, каждый же имеет право на неё. — Да, ошибка с Бриллингом! Хоть кто, я бы понял, но, — шумно выдохнул, — блять, не Абаддон же, опять! Ты знаешь специфику нашего общения. — Почему настолько непреклонен? Стой, у тебя кто-то появился, да? — Да! — Та блондинка? Жена Бриллинга. — У них фиктивный брак. — Ищешь похожих на меня. — Ты — сука, а Евгения — адекватная и верная девушка, которая не ездит к этому уроду трахаться в другую, блять, страну! — Сэм, умоляю, послезавтра суд, последний. Давай помиримся, пока не стало слишком поздно… — Я молил Бога о том, чтобы нас наконец-то развели, потратил больше года на это и уйму денег на адвокатов, и через два дня стану свободным человеком. Бля, чел, ты… — У тебя есть выбор, либо выброшу в окно, либо уйдёшь сама. Больше не появляйся у меня на глазах, иначе, сверну шею. — Ты шутишь. — Нет. Пошла вон. Я сняла каблуки и рванула за угол. Кабанчик. Едва не спалилась… Через десять минут в моём кабинете появился МакАллистер. Сегодня он выглядел более чем расслабленно. Белый лонгслив, черные спортивные штаны и кроссовки, а волосы завязаны в хвостик. Его не было дома всю ночь. Отчёты. — Я успел соскучиться, — улыбается, — видел тебя только вчера. — Утром пробежал мимо и не заметил, — киваю. — Прости, малыш… Торжественно клянусь, что исправлюсь. — Ладно. Свои переживания я качественно скрывала от Самюэля. Нечего психовать. — Кстати, я начал расследование убийства твоей мамы и сестры. — Серьёзно? — Вполне. Едем? — Да! Он заставил меня переодеться во что-то более подходящее. — Удостоверение агента ФБР? — Без мыла в любую дыру. Так и работаем. Мы приехали к тому дому, в котором всё случилось. Сердце болезненно сжалось, а на глазах навернулись слёзы… — Именно здесь я их нашла… — Можем повременить. — Нет. — Тогда, нам в дом напротив. Дверь открыла пожилая женщина с огромными очками. — Добрый вечер, — улыбается, — агент Джонс, — показал удостоверение, — и моя напарница. — Агент Романофф. Здравствуйте. — По какому вопросу вы ко мне обращаетесь? — Может, пройдём в дом? — Нет. Говорите. Милая беседа. — Несколько месяцев назад убили ваших соседей. Женщину и девочку одиннадцати лет. — Ничего не знаю. — Знаете, — прищурилась, — вы в возрасте, заняться особо нечем, а значит, постоянно наблюдаете за всем вокруг. Госпожа… — Стрингер. — Госпожа Стрингер, давайте говорить правду друг другу. — Проходите. Я на пределе. Если эта бабка не захочет говорить, то заколю её спицами. — Что вы видели в тот день? — Рыжеволосую высокую девушку. Фигура точь-в-точь как у вас, — указала на меня, — она приехала где-то утром. — Кто её привёз? — Чёрный фургон, большой такой, а на нём надпись… Что-то связанное с «Тао». — «Тим Тао»? — хором. — Вроде бы. — Надпись в зелёных оттенках? — Да. Эта девушка приезжала дважды, в тот день и где-то за неделю. В первый раз, женщина встретила её на улице, но разговор не задался. — Они кричали? — Говорили на русском. Не знаю… Рыжая что-то требовала, а та мадам пыталась её успокоить, девочка вышла к ним. — Дальше? — Седовласый мужчина завёл её обратно. Я дрожащими руками достала телефон и показала женщине фотографию Марии. — Она? — Может быть. Лица не видела. — Чёрт… Из дома вышла какой-то выжатой. — Хоть что-то, Жень. Круг сузился. — Разве? — Мы знаем то, что твоя мама, Саша и Альфред её видели до дня смерти. — Моё чутье подсказывает то, что это Мария. Только она могла без проблем войти в дом. — Она в пансионате. — Знаю, знаю, сама видела. Просто не могу успокоиться, ибо, — замялась, — ничего другого в голову не приходит. — Если это так, то мама бы не рассказала отцу про визит дочери, которая сбежала с дурки? — Рассказала бы… — «Тим Тао» плотно связаны с «Иорданом». То есть, предположим, Мария каким-то чудесным образом одновременно находится в палате психбольницы и является участником Иордана. Почему? — Бриллинг. — Опять?! — Папа пытался их сосватать, но Ваня не захотел. Сестра отчаянно его любила, и когда поняла, что у нас с ним всё взаимно, то возненавидела всех. Маму, за то, что не пошла против меня, отца, который был всеми руками «за» наши отношения, и нас. — Тогда, по какой причине она бездействует? Если мстить, то на всю катушку. Выжидает? — Чего? — У тебя спрашиваю. Твоя же сестра. — Мне казалось, что я её знаю на все сто процентов, до тех пор, пока эта дура не кинулась на меня с кулаками. — Из-за Бриллинга… Господи, он вас, женщин, с ума сводит? Каким образом? — Я не знаю! — Вот, чёрт, это ужас. Он же ни одну из вас не ценил, Евгения. Максимально холодный и грубый человек, который хуй клал на других. Только он. Я, в свою очередь, готов мир положить перед ногами любимой, но в итоге, опять Бриллинг. Опять Бриллинг. Бежала к нему на красный свет, совершенно не понимая всей опасности. — Сэм, я… Молчи. Молчи. Молчи. — Я… — Говори. — Очень хочу домой. — Поехали. Сэм парковал машину, а я поднялась в квартиру. Ваня все трубки оборвал. Назойливый до ужаса.

— Ну?

— А ты, — замялся, — правда любишь его, так же сильно, как меня?

— Глупый вопрос.

— Ответ в мою пользу?

— Нет. Не звони, пожалуйста, и без того вопросов хватает. Мы с тобой в соло, Вань.

— Обручалку сняла.

— Ты тоже. Пока.

Скинув трубку, закрыла лицо руками и заплакала. Почему же так тошно? Умываясь, услышала как вернулся Сэм. — Евгения? — Заходи. Он сложил руки на груди и прикусил губу. — Я не дурак, и прекрасно вижу то, что происходит какая-то дурь между тобой и Абаддоном. Что-то случилось, но ты мне не рассказываешь. Твоё дело. Я прошу об одном, если ты не готова к новым отношениям, не можешь его отпустить и хочешь обратно — иди. Пойму и приму это, любое твоё решение меня устроит. Только не терзай себя. Мне больно от этого. — Я хочу остаться с тобой, — смотрю на него в отражение зеркала, — Бриллинг мне не нужен. — Не верю. Что было? Мне нужна правда. — Выдержишь? — Да. — Мы переспали где-то неделю назад. Это было мерзко, глупо и неприятно. Усмехнулся. Легче не стало. Готова провалиться сквозь землю. — Чудовищная ошибка, от которой сводит вены и хочется вскрыться. Я ненавижу себя за это, и каждый день грызу изнутри. Вот тебе вся правда, — прошептала, — смотреть на него не могу. — Отшибло? — Отшибло… Пойду собирать вещи. — Нет. — Нет? — переспросила. — В первый и в последний раз, Евгения. Моё единственное условие — никакого Бриллинга. Вообще… Выбирай. — Ты, — выпалила, — даже думать не стану. Ты и только. — Кроме работы вас ничего не должно связывать, поняла? — Да. Мне очень стыдно, — всхлипнула, — прости, Сэм… Не знаю, что произошло со мной тогда, но голова перестала работать. — Сейчас заработала? — Во всю силу. — Понравилось? — Нет. Я безумно жалею об этом. Ехала поговорить и вот, — махнула рукой, — получилось то, что получилось. — Переночую в другой комнате. — Хорошо. — Больше шанса не будет. — Измени мне в ответ. — С кем? Тоже с Бриллингом? — Сэм… — Забудь. — Спасибо, — кивнула, — спасибо. — Я ужин разогрею, — пытается улыбаться, — жду. — Хорошо. Почувствовав что-то странное, решила провериться. Месячные начались. — Слава Богу, — прикрыла глаза и вытерла слёзы, — Господи, спасибо…