Из страшной русской сказки

      — Марко?              — Винд? Слушаю, йой.              — Мы причалили к острову. Только со стороны леса какого-то хера.       Марко хмыкнул.              Может, Винд на той стороне посчитал, что наставник его над ним насмехается, но на самом деле нет. Что остров водил за нос, было бесспорно. И это значило, что они точно находятся на одних берегах.              — Вы на месте. В чащу не суйтесь, — предупредил Марко. — Остров небольшой. Выходите по южной стороне. На севере топь, что пиздец. Там только на ходулях ходить нахер.              — Что за выражения? — донесся издалека через улитку голос Белоуса. Марко отвел взгляд в дальний угол своей каюты. Отец иногда делал замечания. Не всегда всерьез. Всегда в точку. — Слыхал, что Харута сказал?              — Что?              — Что фрукта-то раньше не видели. Так что девица волевая, раз морской дьявол изгалился для нее в таком плоде.              Марко усмехнулся. Отчасти потому что услышал в отцовском голосе то заинтригованное, немного азартное любопытство, приправленное его сформировавшимся намереньем что-то в связи с этим предпринять.              — Удивлен, йой. Но фрукт чудовищно силен.              Отец еще спросил, что там с ремонтом Моби Дика, они договорились о встрече на юге острова, где кладбище кораблей Татч с Вистой все еще не изучили вполне. Зато Виста был согласен, что воинов, похоже, с три дюжины. Кораблей, разбитых в бою, было несколько десятков. Татч напомнил, что еще на дне может быть их сотни: море здесь уходило плавным берегом только на несколько десятков метров, а потом обрывалось, будто никакого острова и в помине не было, и узнать, что там, внизу, не было никакого способа, кроме как найти где-нибудь смоляной шар.              Несколько кораблей разобрали, и прямо там, возле кладбища, плотницкая братия соорудила бог знает из чего небольшую столярную. Так или иначе, за те несколько дней, что они здесь, они себе много удобств отбацали. Ход ремонта зависел только от рабочих рук и режима работы и отдыха.              И Эйс накануне обронил, что Ягу сможет геолоцировать. Марко даже не стал уточнять, как именно, больно мордашка была довольная. И выходило, что Виста был прав. Для переговоров место было. Если она никого опять грохнуть не решит — сама или потому что ебнется, — проблем быть не должно.                     Яга сидела в тени гигантского лопуха, держа его в руке, как зонтик. Закрывалась им от солнца. С холма, поднимавшимся над кладбищем кораблей, было видно, как там собирается компания как с гастролей цирка уродов. Тонкие, толстые, высокие, низкие, заправские красавчики и натуральные маньяки из «Следствие вели». Полный набор всевозможных интерпретаций diversity. В самом безобразном исполнении.              Был здесь и тот с нового корабля, что она видела на блюдечке, — огромный мужик в доспехе натурально злодейского вида. На него наскочил Эйс — с разбега налетел, и это при том, что громила был выше него в полтора раза. Подхватил парнишку, потом они ударили по рукам еще с одним из пиратов первой партии: прическа-как-корова-лизнула покачивалась, когда он ворочался из стороны в сторону, чтобы отвечать то одному, то другому. Яге на него смотреть не нравилось, хотя улыбочка со страниц журнала космополитан сияла, как его китель, постиранный лаской магия белого.              Стоял здесь плотник, посмеиваясь, потому что его отвлекло от работы прибытие целой толпы товарищей и помощников.              И Феникс сидел над водой, устроившись птицей на одной из криво стоящих мачт. Так и не снял заговора. Яга прыснула. Простак. Перехватила лопух, чтобы солнце не слепило сбоку, сползая из полуденного зенита.              Сидеть на холме было не очень правильно, потому что стоило кому-то приглядеться к ней, начнется погоня. Она далеко, но черт знает. Это же пираты, вдруг у них у каждого по подзорной трубе в кармане. Любопытство поглядеть на эту сборную СССР победило, только когда здравый смысл напомнил, что от погони она уйдет на метле запросто. Вроде из летающих тут только Феникс. Но с ним она как-нибудь разберется — научена горьким опытом, драться с ним врукопашную нечего, но заговорить будет можно. Если она вспомнит нужный заговор, а не как в тот раз. Написала на ладошке: заговорить на паралич. Она этими заговорами владела плохо, но он даст фору с полминуты. Она оторвется — и шмыг в лес, а там Леший спутает им дорожки.              Пираты торчали возле кладбища кораблей почти целый день. Теперь, пока плотники работают с лесом, несколько из них стоят в кругу. Феникс опустился на плечи громоздкому алмазно-латному пирату. Эйс стоит с ними, улыбчивый. Когда они стоят рядом с тем, что в белом кителе, вообще сложно сказать, что пираты. Гейша эта с ними — у того пистолеты. С оружием и мужик в цилиндре. Уже неприятно. Еще несколько человек. Выглядит, как совещание.              Заговорить бы на прослушку.              Яга указывает на них пальцем и начинает произносить заговор, но замолкает на середине. Подзорной трубы у нее нет, но она и так видит. К ней обернулись. И смотрят на нее. В упор. Она заканчивает заклятье.              — И давно она там? — безупречно отрабатывает колдовство, отдаваясь в ушах голосом одного из пиратов.              — Давно? — переспрашивает Эйс.              — Да с самого утра, — отвечает мальчишеский голос.              — С самого утра, — повторяет зачем-то Эйс, усмехнувшись. Тогда пираты глядят на него удивленно. Что, с первого раза не услышали? Яга поднимается.              — Улетит сейчас! — кричит детский голос. — Эйс, смотри, щас улетит!              — Точно, сейчас улетит, — снова повторяет Эйс за ребенком, и Яга действительно тянется к метле, чтобы та прыгнула в руки. Только говорившего мальчика среди пиратов не видит.              — Что, на метле что ли? — смеется грубым голосом тот, в алмазной броне.              — Да, она на метле летает, йой.              — Ну нихуя себе.              — Стой! Яга-сан, стой, — махнул рукой Эйс, но кричал так, что заговор прослушки зазвенел, как фонящий микрофон, пока не оборвался от перегрузки. — Стой! — повторился крик вдалеке. Яга отступила к высоким травам луга. Повторила заговор, потому что пираты говорили меж собой.              — … где?              — Не видел.              — Харута? — спросил Эйс, а потом снова махнул ей — Яге — рукой. — Харута!              Звон криков опять чуть не уронил колдовство, и Яга готова была уже просто дать стрекача, но, отступив еще на шаг назад, почувствовала ладонь на спине.              — Я тут, — сказал негромкий голос позади. Не усиленный заговором. Яга медленно обернулась. Пират стоял перед ней. С лицом странным, с дурной привычкой облизывать губы. Он посмотрел на то, как она перехватывает метлу, и тогда в руке его показалась цепь. Яга отшатнулась. — Не спеши.              Она заскочила на метлу, поднялась на три человеческих роста, и цепь от наручников ее не достала, но ударила по метле. Едва коснувшись металла, она начала валиться вниз. Яга спрыгнула с нее в высокую траву.              — Бля, Харута, не стоило, йой, — произносит Феникс обреченно, и Харута, удивленно вскинув брови, что слышит отсюда своих братков, переводит на пиратов взгляд.              Яга поднимается над травой, указывает на мальчишку пальцем, чтобы заговорить, чтобы не выебывался, второй рукой ведет так, чтобы метла вернулась в руки. Только она не отзывается. Яга глядит на пирата перед ней. Что он сделал с ее метлой? Что он собирался сделать с ней самой? Что они все с ней хотят сделать?              — Бля, Харута, — раздается в прослушке и еще слышно, как феникс расправил крылья. Яга оглянулась — да, летит сюда. Быстрый. Все, пора активировать режим побега.              — Кайросек, — улыбается Харута, и Яга, не услышав ничего, что имело бы смысл, метает в него заговор на паралич.              Полминуты, пока «Харута» отойдет от паралича — это целая вечность по сравнению с тем, как за два взмаха крыльями здесь окажется Феникс. Она в высокой траве опускается на землю, между высоких колосьев находит метлу, и когда наручники спадают с древка, она снова возносит ее над травой — аккурат вовремя, чтобы втопить как следует прочь от синей птицы счастья завтрашнего дня.              Они рассекают в синхронном вираже воздух. Сюра ситуации добавляет то, что заговор на прослушку все не развеялся.              — А она красавица, — раздается голос кока. Потом алмазный верзила выдает:              — Глянь-ка, и правда на метле. У нее фрукт левитирующий что ли? Парамеция всего?              — Нихера, — это отвечает голос стрелка, что дырявил ее еще в лесу. Стоит в кимоно, заряжает пистолеты.              Яга дает широкий полукруг над морем, Феникс летит следом. Встречным ветром сорвало косынку, улетевшую далеко назад. На метле она может лететь со скоростью Боинга, что ей Феникс сделает? Отсюда бы рвануть нахер в сторону скал, чтобы там Черномор сделал что-нибудь с этой чертовой птицей и прочими, которым с какого-то перепугу позволил причаливать, хотя она прямо просила…              Упиться чувством своей правоты не дали.              Метлу выбило из-под нее, когда она пролетала над пиратами. Древко, разбитое выстрелом, заюлило, метлу разболтало, как в турболентности, и она свалилась с нее, сначала свесившись вниз, а потом сорвавшись совсем, когда метлу закрутило поперек и утащило, вертящуюся, к лугу. Разбиться Яга не разобьется — она потому и летает как бешеная, что знает, что будет невредима, даже если в ствол дерева впишется — но приятного мало. Только вместо того, чтобы распластаться по неровному берегу перед кладбищем кораблей, она падает на руки пирату, что высматривал ее в небе, как она потеряла управление ошалевшим транспортом.              — Поймал, — улыбается кок. Яга смотрит ему в лицо. У него за спиной — то темное, беспросветное, что нависает над всеми, кто скоро отбросит коньки.              — Так вот, что с тобой не так, — шепчет она.              — Татч, отойди от нее нахер, — кричит Марко. Она его слышит, потому что заговор шепчет в ухо, а Татч — нет.              — И что со мной не так? — улыбается он, отпуская ее и поддерживая, чтобы она встала на ноги.              — Ты умрешь, — произносит Яга.              — Скорее ты умрешь, у меня патроны с кайросеком. — Она оборачивается. Дуло пистолета выставлено на нее, но вместо того, чтобы разглядеть эту воинственно настроенную небинарную гейшу, Яга косится на Эйса. Что-то над ним тоже темное висит, но еще далече.              Как же бесит смерть людей.              — Не трогали бы вы меня, мальчики, — шепчет она сквозь зубы. Оголяет руки. Только бы удержаться на той грани, где она сейчас торчит.              Обводит вокруг себя резким движением круг, в котором вянет трава и сохнут колосья. Но вместо круга шириной с хоровод, вышла только небольшая песочница. Границы отчерчены голубым пламенем, вспыхнувшим от взмаха крыла Феникса.              Его пламя для ее смерти — как герметик для ванны. Забавно. Она смеется. Поднимает руку. Она его переколдует. Его колдовство против ее. Один на один. Еще разик. Куда там метлу унесло?              — Что, Феникс? Снова подеремся? На этот раз я тебя в уточку для ванны обращу, так и знай, — шипит она. Чувствует, в голосе вибрирует то, чего там не должно быть, но раж уже захватывает. От того особенно гуще, что ей не дали колдовать, как ей вздумалось. Если правильно загубить живность, затянуло бы таким плотным дымом, что она могла бы под завесой убраться. А Феникс сорвал ее побег, и теперь все внутри требовало защищаться насмерть.              — Йой, в руки себя возьми.              — Боишься? Опусти пламя, посмотрим, что твои пиратики сделают со мной. — Метла с разбитым выстрелом древком возвращается в ладонь. Управляемость будет не та. Но неважно. Она указывает на Марко рукой. — Хочешь, с тебя начну?              — Не здесь.              — Где тебе угодно, — произносит она уже одними только губами. Глаза заволакивает чем-то на границе между весельем и гневом, пока отголоски здравого смысла тонут в вязкой топи из страха.              Она вскакивает на метлу. Феникс взмахом мощных крыльев задувает пламя и, едва не сшибив ее с ног потоком воздуха, поднимается в небо. Ухватившись за его пояс, она улетает следом.              Пираты стоят долго молча. Виста качает головой.              — Говорил Леший, не стоит ее из себя выводить. С Харутой-то там что? — он оглядывается к лугу. Харута уже поднялся из-за высокой травы.              Эйс стоит, как будто слушает, но не его. Потом говорит:              — Может, скажем Отцу, что происходит некоторое говно?              — Какое конкретно?              Эйс смотрит вниз, как будто выслушивает кого-то ростом ему по пояс.              — Что их разнимать надо будет. Вроде как.                     Марко вытащил ее туда, где она, по крайней мере, не наведет больше шороху, чем уже навела.              Ее рубаха, на сухом ветру обхватывающая женские формы, теперь прикрывала только кости. И по мере того, как она обращалась, поросль брусничника роняла листья, тонкие стволики иссыхали и гнили одновременно, красные, как налитые кровью, чернели, и топь болотистая становилась мягче.              — Так ты зоан. Ты только зоан, — произнес Марко.              Она раскрутила костлявой рукой метлу сама уже по колено в болоте.              — Что бы это ни было, — сказала она. Голос ее даже не походил на человеческий. Холодный, как сиплый шепот, как крошеный лед, как крышка гроба.              Вокруг нее расползалось пятно погибающей растительности, и так едва-едва проклюнувшейся на кочке, черная вода, поднимавшаяся без видимой на то причины, скрывала зеленоватый мох.              Ладно, с «только зоан» он погорячился. Это был не «только зоан». Это был мифический зоан, и Марко таких мифов слыхать не слыхивал. Очень злые, похоже, мифы. Надо было уводить ее отсюда, или ее неспособность совладать с силой, валящей из дьявольщины фрукта, погубит это место. Марко поднялся крыльями над сухой ветвью давно погибшего от сырости деревца, уверенный, что она последует за ним в том безумном раже, что захватывал ее сам собой.              Так и вышло. Ударив древком метлы в топь у нее под ногами, она разогнала воду, и когда метла дернулась вслед за Марко, она вскочила на нее легко, акробатически, рассекла в стремительном полете сырой, спертый воздух, дрожащий во влажном мареве над болотом. Марко в полете легко маневрировал меж торчащими, как колья, поломанными стволами.              Где болото сменилось черными скалами, упиравшимися штыками в разбивающееся волнами море. На скалах живого ничего и нет. Море здесь бурное, небо черное, как будто не разгар дня. Хорошее место. Яга, разогнавшись на метле, срезала вираж Марко и, вылетев ему наперерез, спрыгнула с нее в полете. Ударила по пламенным крыльям. Не повредила, но из себя вывела. Что она Волей не владеет, делает ее слабым противником, но вот фрукт ее — только детей пугать.              Она остается в воздухе, встав на узенькой рукояти метлы, совершенно не теряя равновесия от того, как метла подрагивала из-за битого древка. Ветром трепало ей подол сарафана и косу; она, видя, что биться физически бессмысленно, пока Марко, поймав восходящий поток воздуха, кружит над скалами, закатывает рукава. Они обнажают костлявые руки, тощие пальцы, медленно перебирающие в нервическом, обсессивном шевелении.              Марко сшиб ее с метлы в пике.              Они оба опрокинулись на скалы. От касания ее рук обжигало смертельно, но синее пламя восстанавливалось, снова и снова от каждой секунды ее прикосновений перемалывало внутри себя смерть и бессмертие. Пришлось бы Марко поддерживать форму Феникса самому, он бы такой интенсивности регенерации просто не вынес. А тут единственное, чем она могла ему навредить, поглощалась тем пламенем, что стало его основной сутью, с тех пор как она сама же его прокляла.              Сделать бы что-то с этой женщиной, снова продырявившей его древком метлы, что в жжение опустилось к сердцу. Сделать что-то. Сшибить ее потоком воздуха от взмаха крыльев. С разгона выхватить из рук метлу. Цепкие пальцы цепляются в древко. Снова прокатиться по камням кубарем. Сбросить обломки в море.              Она прокатится по скале так, что будь в человечьем обличье, содрала бы кожу до мяса, поднимется на ноги, разглядит, как тонет в черных волнах ее оружие. На секунду потеряет контроль, забыв, что Марко отпустил ее, только чтобы взять разгон. Влететь в нее в атаке. Разбить ей ребра о камни.              Только Воля подсказала — не стоит. Марко в последний момент передумывает. В камень, по самое яблочко раздробив гранит, вошло копье перед самими его крыльями. Скала вокруг удара берется глубокими трещинами.              Яга провожает Марко взглядом, поднимает костлявые пальцы, на кончиках концентрируя то нечто, что убивает по одной ее воле или неволе. Так занята своим проклятьем, собирая его вокруг себя отравой, что не чувствует, как крошка камня сыпется к гремящему внизу морю.              Копья Марко эти видел. И теперь, похоже, видел его владельца. По пояс стоя в разбивающейся волне, из моря выходит человек, будто тонны вод, опрокидывающихся с пеной, не могут пошатнуть его прямой спины. Кольчуга гремит, поднимаемая водой. Крупные руки, пустившие в полет двенадцатикилограмовое копье, как спичку, берут из ножен меч. В бурлящей пене воин взглядом ловит Марко, летящего Яге наперерез.              Они снова катятся по камням, Марко хватает ее тонкую шею, она норовит, сложив остро кисть, бить в сердце. Тогда меж ними в камень входит меч: не давая ни Марко переломить ей хребет, ни ей самой снова испытывать вечное пламя на вечность.              У воина намеренья, похоже, отличаются. Разнять битву, оттащив Ягу от Марко, не побоявшись схватить ее за костлявую руку. От когтей Марко укрыться закованной в латы рукой. Если бы не грохот волн о камни, слыхать бы было, как гремит его кольчуга от быстрых и решительных движений.       Яга из хватки вырывается изящно: обратившись дымом и вороньем, материализуется чуть поодаль. Марко, не попавшись воину под руку, взлетает выше. Яга колдует смерть. Наполняется ею, поднимает в руках что-то настолько могущественное, что над ней воздух заворачивается в воронку и скручиваются спиралью тяжелые тучи.       Только бы успеть. Крылья проносят над самыми камнями скал, Яга видит, что он задумал, отходит назад шагами медленными, чтобы успеть закончить ту дрянь, что колдовала, но не успеет. Марко налетает на нее, сталкивая со скалы. Медленный танец ее рук прервался, она вцепилась в него на несколько секунд, но Марко вынес ее над бушующим морем, несколькими взмахами крыльев поднялся высоко. Она не удержалась.              Она падала спиною в пенные гребни. Марко бросил взгляд на высоту волны: о воду разобьется, либо утонет. Без шансов. Там, судя по характеру плеска волны должно быть чудовищно глубоко.              Но стоило взглянуть на море, Марко разобрал кое-что более серьезное, чем вызов совести. С воином рядом оказывается тут же второй, и их выходит целая дюжина и больше прямо из моря. Старику, что разнял их с Ягой, подают копье, и Марко в воздухе может только видеть, как, брошенное воином ему вдогонку, оно свистит через завывающий ветер.              Такой бросок, что Марко не успевает сменить траекторию: пробивает грудь, сбивает с полета. Ударом выбивает из ветра, несшего его над водой, и Марко чуть-чуть сам не летит кувырком на скалы. Чтобы не шлепнуться по-глупому, налетает на одного из воинов. Их кольчуга тяжелая, как слабый кайросек. Воин бьет мечом наотмашь. Марко поднимается выше, уходит от десятка стрел, летящих, кажется, из под-воды. Тридцать соперников за раз — и все опасны, их дела слажены, они читают друг друга, не сговариваясь.       Второго залпа стрел не происходит, только потому что воевода жестом приводит воинов к покою. Достает воткнутое в камни по самое древко копье, раскручивает его — натурально как Яга свою метлу, и, выследив Марко и его полет, наставляет копье ему точнехонько в грудь тогда, когда Марко уже не успеет увернуться, обращая скорость его полета против него самого. Он удерживает копье, не дав инерции выбить оружие из рук. Марко чувствует, как ему переломало бы все кости, будть он в гибридной форме. На копье, как на рыболовном крючке — не вырваться, не сорваться теперь, когда воин подсек его так умно и размеренно. Марко поймал последний взгляд его светлых глаз, прежде чем воин опрокинул его спиной вниз в черные бурлящие воды под утесом.       Его копье Марко не ранило — только остановило. И выправиться, подняться взмахом крыльев, когда валишься вниз спиной, нихера не получится. Марко разбивается о воду, где скалы, корявые и острые, плавно опускались в море. Бурлящая вода ударила по спине, сбила дыхание, потащила ко дну, обратила иссини перья руками, сдула пламя пеной и поглотила его с головой.              Все честно. Смерть за смерть.              Под морской солью тело сковало параличом, Марко вывернулся. Вода, сверху казавшаяся непроглядно черной, отсюда, по мере того, как он идет ко дну, была всего-навсего серовато-зеленой, такой, какой всегда бывает морская вода.              Как долго он сможет вот так просто идти ко дну. Братья знать не знают, где он. И этот воин — силен как Отец. Рассудителен, как Отец. Нетороплив, как Отец. И все же проигрывать со смертельным исходом больно.       Сдающиеся легкие выпускают пузырями воздух. Светлое пятно там, где видно еще поверхность воды, темнеет.