«Известно, что англичане проигрывают все сражения, кроме последнего. Поговорка эта говорит об устойчивости страны. Мы тоже проигрывали войну, по всем расчетам немцы должны были выполнить план "Барбаросса", дойти до Урала. В военном отношении они по всем статьям были сильнее нас. На самом деле непонятно, почему они проиграли. Мы победили потому, что воевали против оккупантов, наша война была справедливой войной, с первого же дня мы знали, что победим. Моральное превосходство было важнее превосходства авиации».
Даниил Гранин.
Меня всегда спрашивали: что же значит надпись такая, «Зверобой», на нашей машине? Может, это в честь целебного цветка, который очищает организм от токсинов как мы мир от фашизма? Возможно. Или может, это потому что мы бьём немецкие танки: вроде тех же «Тигров» или «Пантер»? Тоже верно, но не то. Мы назвали машину Зверобоем потому что мы уничтожаем натуральных зверей — фашистских оккупантов, что пришли на наши земли жечь, грабить, убивать и насиловать. «Зверобой» — это не просто название. Это выражение всей нашей ненависти к врагу, олицетворение праведной ярости, что обрушивается на врага через выстрелы нашей самоходки. Ведь каждый из нашего экипажа успел настрадаться от действий этих нелюдей: у Петьки, наводчика нашего, деревню пожгли, а сельчан перебили. Даже детей! Детей, сволочи, не пожалели! Он и раньше замкнутый был, а как мы на Украине его поселок родной повидали, так он совсем в себя ушел — ни с кем почти не говорит. Одно только заметно: бьёт он по немцам очень точно. Можно сказать, ювелирно. И улыбка его после удачного попадания, садистская... Или вот у Мыколы — механика нашего — жену в лагерь смерти угнали. Не знает теперь себе места. Срывается иногда: на марше так и норовит в колонну пленных заехать, подавить гадов!.. Сложно обо всех говорить. Мы ж одним экипажем с самого Ржева служим, много всего видели. Вспоминать больно и страшно... А вот чего мы не боимся — так это идти в бой. Много мы машин за всю войну перепробовали, но наш Зверобой — лучший! Вот, давеча, бой был: немцы в атаку пошли, хотели обратно позиции свои вернуть, так мы их так тепло встретили! Первый получил их «Тигр», что впереди всех ехал. Пётр с три минуты выцеливал его, обычно сразу бил, а тут замешкался. Потом как выстрелит! Под башню вошёл фугас. Как он потом мне ответил, чтоб "наверняка". После были три «Пантеры». Они, понеся потери, сдавать назад начали, но не успели уйти: первой оторвало башню, второй сорвало гусеницы, а третьей фугас вошел прямо в борт. Да так хорошо бахнуло, что танк превратился в искореженную консервную банку. И так почти каждый бой. Во как! Да что ж мы все о войне... Кончится ведь она скоро. Это хорошо, никто не спорит! Однако я о другом... Мы-то, простой народ, из войны выйдем, а она из нас нет. Слишком уж много мы видели, сделали и прошли... Нет, я не жалуюсь. Я бы сделал это ещё сотню раз, была бы необходимость, и не пожалел бы! Просто... Мне кажется, вся та ненависть, что прошла через нас, как-то отразилась на нашем характере. И я боюсь, что когда вернусь в родной Ленинград, я буду не простым лейтенантом-ветераном с интересной судьбой, а так и останусь безжалостным, жаждущим мести, яростным «Зверобоем»...