Лес

Тихий шорох — вспорхнула с ветки птица. Кейра вздрогнула, подняла голову — на ветвях деревьев покачивались от ветра листья, не понять, откуда пришел звук. Лес смыкал над ней ветви, обступал стволами, пружинил мхом под подошвами ярко-красных сапожек — она перед выходом решила обуться, чтобы не напороться на непрошеные ветки в чужом незнакомом месте. Чародейка плотнее запахнула плащ — крашеная синяя шерсть обхватила плечи. Вся она — слишком яркая, слишком броская для этого леса. Светлые в белизну волосы, светлые глаза — цветастое пятно среди мрачной многовековой зелени. Кейра глубоко вздохнула, поймав себя на том, что снова опустила взгляд в землю. Прикрыла на мгновение глаза, выпрямилась, расправила плечи. Этому темному, незнакомому лесу не заставить ее горбиться и бояться — она будет ярким пятном, единственным на весь этот клятый лес. Яркое — значит, опасное, значит, надо держаться подальше — закон природы. Чародейка упорно шла вперед, запнулась пару раз о подвернувшиеся под ноги словно назло корни, тихо выругалась. — Тебя любой зверь услышит! — Заткнись, Ламберт. Ведьмаку лес был нипочем — он бесшумно растворился снова в темных стволах, в тяжелом, беспорядочном переплетении ветвей кустарников, пропал в мрачной, приглушенной зелени, ни знака, ни звука, словно не было. Кейра снова осталась единственным выделяющимся пятном. Она совершенно не хотела прятаться. Не признавалась себе, что просто не умеет, ей никогда не нужно было раньше сливаться с фоном, растворяться в том, что ее окружает. Один раз ей действительно нужно было спрятаться — смерть тогда шла по пятам чародеев. Но Кейра предположить не могла, что ей может быть нужно прятаться в лесу на краю мира, в долине Каэр Морхена. Всего лишь чтобы набрать трав для зелий. Ей и не нужно. Она будет ярким, выделяющимся на мрачном фоне пятном, она будет притягивать взгляд. Взгляд того, кто сливался с лесом. Чародейка вытянула тонкий, хорошо наточенный ножик для трав — красивый, с изящной резьбой по рукояти, прихваченный еще из Вызимы вместе с удобным пеналом для подобных принадлежностей. Присела на корточки, аккуратно срезая травы — наконец нашла нужные в этой темени. *** Ламберт поморщился, когда взгляд снова выцепил в уютном, знакомом и почти родном полумраке леса — чужеродное, броское синее пятно. В отличие от Геральта, Ламберт никогда с чародейками не ладил особо. Видимо, влияло идущее из детства — того детства после Испытания Травами — неприязненное отношение к магии в принципе и чародеям в частности. Он никогда не понимал этого безраздельного желания отобрать у мироздания контроль над чем придется — над погодой, когда чародеи вызывали град, метель или огненный дождь, над временем и собственной внешностью, когда даже молодые чародейки изводили пуды гламарии и притирок, пытаясь выглядеть лучше, над самой жизнью и ее естественным ходом, когда магики в ходе экспериментов создавали непонятно зачем новых и новых тварей. В том числе создали и ведьмаков, чтобы хоть кто-то мог бороться с порождениями Сопряжения Сфер и их чародейских экспериментов. За собственную судьбу ведьмака Ламберт не любил чародеев особенно. Но не любил он их кучно и заранее всех вместе взятых — эта конкретная чародейка хоть и могла с ним померяться паршивостью характера, явно была в проигрышном положении. Хотя, возможно, этого и не осознавала. Ее золотая клетка разбилась, ее выкинули, заставили сбежать из уютного, светлого и сытого города куда-то к черту на куличики. Заставили прятаться, скрываться, притворяться какой-то травницей — должно быть, Кейра никогда бы не променяла холеную и приятную жизнь при дворе на это, если бы не вполне реальная угроза костров. И теперь она пыталась соорудить вокруг себя подобие того знакомого, уютного и безопасного везде, где оказывалась. В Каэр Морхене — требовала у Весемира, чтоб горели на стенах факелы, чтобы регулярно грелась вода для купания, фыркала на простую еду, брезгливо смотрела на конюшню. И совершенно, совершенно не понимала, что ведьмаки в своей крепости всегда жили по-другому. По ее мнению такая жизнь была возможна только в бегах при смертельной опасности. Вот и сейчас чародейка, за которой Ламберт наблюдал краем глаза из-за деревьев, поморщилась, щелкнула пальцами, создав перед собой небольшой сгусток теплого света — крохотное солнышко с кулак размером — и принялась осторожно ворошить траву, ища нужные листья и соцветия. Неяркий магический светильник плеснул чужеродным рыжим в темную зелень, забегали по стволам и листьям дрожащие блики. Ведьмак неслышно заступил Кейре за спину. Должно быть, непривычно ей копаться в земле, если до этого она всю жизнь покупала травы в аккуратных свертках в лавке проверенных травников. — Не рви землянику. Кейра вздрогнула от внезапно раздавшегося за спиной голоса, быстро поднялась на ноги и развернулась, снизу вверх с ядовитым прищуром глядя на ведьмака. — С чего это нельзя ее рвать? Ламберт спокойно оглядел ее с ног до головы — ярко-красное платье, явно из прошлой жизни, блестящий каплями ограненного циркония крест-амулет на груди, синий плащ. Сапоги, в которых невозможно ни быстро бежать, ни ехать верхом — невысокие, скрипящие красной кожей, распущенные, почти белые волосы, в которые успел набраться лесной сор. У него сложилось впечатление, что Кейра вообще не знала, как ходить в лес. — Это поляна Хозяина Леса. Он очень не любит, когда его землянику рвут без разрешения. Чародейка фыркнула, закатив светлые глаза, поправила плащ. — Без его разрешений обойдусь. — Сама, значит, от него отбиваться будешь, — равнодушно подвел итог ведьмак, опершись плечом о ствол дерева, — у меня нет никакого желания сражаться с лешим из-за того, что какая-то вздорная городская ведьма, которая впервые вышла в лес... — Чтоб какой-то ведьмак, который, конечно, чаще выходит в лес, стоял тут и нудел мне над ухом? — ядовито отозвалась Кейра. — Ты говоришь о выходе в лес так, будто это какое-то невероятно сложное дело. Поверь мне, правильно появиться на королевском приеме гораздо, гораздо сложнее, чем напялить сапоги и плащ и пойти в лес, — чародейка отвернулась, жестом приманивая шарик света поближе к себе и снова присаживаясь на корточки перед кустиком трав, — прошу поверить, потому что вряд ли ты когда-то бывал на королевских приемах. — Да уж, куда мне до приемов, — процедил Ламберт, сверля взглядом узкую спину в синем плаще. Все язвительные, острые слова выветрились, оставив одну мысль — она не понимала. Она не чувствовала лес. Для Кейры это было просто местом — сырым, темным и неприятным, возможно, опасным, местом, куда она пойдет только в случае необходимости. Ламберт неожиданно для себя понял, что из них двоих только для него лес был чем-то несоразмерно большим, чем источником трав и местом охоты. Он знал, что лес был всегда — так рассказывал Весемир. Всегда был лес, везде — он был до людей, до эльфов и гномов, даже до вранов. Лес жил по своим правилам, иногда странным и непонятным — жил сам по себе, без вранов, гномов, эльфов и людей, хоть эльфы и хвалились, что лес — их дом. Он был для них скорее приютом, временным пристанищем — и они жили в нем, отгораживаясь от него стенами белого мрамора, дворцами и беседками, изящнее, конечно, чем люди, но все равно отгораживаясь. Лес жил — дышал, шелестел листьями, скрипел стволами и шуршал мелкой живностью, прорезался криками птиц и волчьим воем. Лес пережил вранов, строивших свои величественные города с сетью подземных ходов, переживет и гномов, и эльфов, и людей. Лес больше, чем все они. Все города — людские, эльфийские и гномьи — лишь попытки выгрызть у леса кусочек территории, на которой могли бы жить те, кто не способен сжиться с лесом. Ламберт — сжился. На большаке он мог вовсе не выезжать на тракт — в лесу никто не мог подобраться к нему незамеченным, в отличие от таверны или города, где все скрывают лица капюшонами, а ножи — рукавами. Ведьмак дышал вместе с лесом, жил с ним, слышал и понимал его — по звуку, следам и запахам мог найти как добычу, так и охотника, хищника и жертву, вместе живущих в темной зелени. Мог найти место для ночлега и ручей, чтоб напиться. Он знал и чувствовал лес, который был больше, чем все остальное, который был единственным, что было, есть и будет. Горы уходят под землю и появляются из-под земли, реки пересыхают и прокладывают себе новые русла — лес постоянен и неизбежен. Кейра этого не чувствовала. Хрупкая синяя фигура, которую ведьмак разглядывал, думая, внезапно вскочила, вскрикнув — Ламберт тут же прыгнул вперед, левой рукой толкая чародейку себе за спину, а правой хватаясь за рукоять меча, висящего за спиной. Маленькая серая тень с тонким и длинным хвостом пискнула — и юркнула обратно в кусты. Ведьмак опустил потянувшуюся к мечу руку и медленно развернулся. — Крыса, серьезно? Ты боишься крыс? Кейра сморщила нос и прищурилась — то, как Ламберт ехидно приподнял бровь, ей предсказуемо не пришлось по душе. — А что тебе не нравится? Как раз твоего уровня противник. Спасибо, что защитил даму, о, храбрый ведьмак, — чародейка издевательски поклонилась. Ламберт поклонился в ответ, ядовито улыбаясь. — Если дама в следующий раз увидит столь страшное чудовище, пусть сразу тихо падает в обморок. В Каэр Морхене крыс много, а нервов у нас с Эскелем — не очень.