Кукла и ее Мастер

Его руки вновь ломают фарфор моего тела, но они так нежны. От его прикосновений всегда было так тепло будто бы он и правда был человеком. Я знаю, что он не причинит мне вреда и потому мне почти что не больно, мне и не должно быть. Я не должен уметь ощущать, однако я чувствую каждое прикосновение, каждую трещину в полом каркасе, составляющем мою грудную клетку. Его глаза из глубокого разлинеенного стекла всегда мудры и спокойны, он знает больше любого из тех, кого я мог встретить за всю свою жизнь, быть может и он тоже. Он создал меня и вновь и вновь чинит. Я последняя кукла моего мастера и хозяина, хотя он и отрицает второе, быть может худшая, потому и не подаренная никому, быть может наоборот потому и оставленная в этой старой мастерской в окружении мертвого сада. Я люблю этот сад, выходить в него ведя коляску моего мастера и срывая для него уже чуть увядающие цветы с деревьев, что никогда не дадут плодов. К осени он сам их развесит как игрушки на елке перед зимними праздниками. Точнее развешу их я, руководствуясь его указаниями, они никогда не повторяются год от года, но всегда повторяют места где были цветы, собранные руками мастера и бережно разукрашенные ими же. Мой хозяин не способен встать с кресла, но я охотно становлюсь его руками каждый раз как он попросит. Он только просит, хотя мог бы и приказать, и я не считал бы то унижением, отнюдь, был бы рад. Я должен был стать подарком для его ученика, одного из многих, но последнего. Обманутого такой же куклой, но уже не просто живой, а ставшей феей за свои прожитые годы, сотни лет, продлившей его жизнь в разы и отняв ее с тем. Мне сложно понять его и тем более ее, я и не пытаюсь. Я должен был стать подарком, но к счастью не стал, хозяин не смог завершить меня до того, как шестеренки в его теле истерлись на столько что пальцы перестали слушать его в нужной мере. Смотря на то как дрожат его руки, я испытываю грусть и желание взять их в свои, более твердые и уверенные сейчас, но не решаюсь. Я множество раз просил научить меня чинить таких как я и хозяин, а он говорил, что это не нужно, что кукла не вдохнет жизни в куклу все равно, как бы ему ни хотелось научить меня, и тот ученик тоже не смог бы, ведь он тоже давно уж не жив. Я читаю тайком записи мастера, но понять их так сложно, он делает вид, что не замечает того, лишь улыбаясь. Мой мастер красив, красивее любой куклы и человека, он идеален, даже не смотря на тонкие кракелюры покрытия на его бледном лице. Эти трещинки совсем не похожи на морщины, как если бы его лицо было лицом человека и потому не слишком искажают его, мне они даже нравятся, но с тем, наверное, казались бы жуткими людям встреть хоть один из них его, но мы оба знаем, что этого не произойдет больше. Я люблю его как не должен бы, не могу понять, чем это неправильно. Ученик мастера любит ту свою куклу, она должно быть любит его раз дала ему столь необычный дар делить с ней столетия, но я знаю, что мне так же нельзя… Возможно в этом и была та ошибка почему я остался здесь, не живя чужой жизнью за пределами мастерской, жизнью что отнял у человека тот ученик чтобы жить дольше рядом со своей феей в кукольном теле, того чье лицо отдано мне. Говорят, ожившие куклы хотят стать людьми, я не хотел бы…тогда я не был бы здесь, не стоял на коленях на этом пыльном полу держа эти холодные бессильные руки сломанной куклы, создавшей меня. Сломанной, но еще все же живой. Я знаю, что создан сразу взрослым, но веду себя как ребенок, с жадностью пытаясь запомнить, как эти руки гладят меня по голове, пытаясь убить время пока хозяин спит и слушая неровную работу его шестеренок. Я хочу быть ребенком, но лишь для него, тем кто мог бы освоить искусство, недоступное мне. Я не должен бояться, не должен уметь, так однажды сказал мне мой мастер, что страх я мог бы узнать, как и многие чувства если бы меня научил ему мой первый настоящий хозяин, но я очень боюсь того момента, когда тонкой работы шестеренки в его груди перестанут тикать, проскакивая каждых 4, 5 и 7 зубьев. Этот звук очень важен. Думаю, без него я тоже не смог бы жить дальше. Я сижу у его кресла, на пыльном полу в окружении незаконченных кукол, он запретил мне чинить его, рассказав притчу о старом корабле, что перестал быть собой от бесконечных замены досок в его палубе и ткани парусов. Он улыбается теперь навсегда. Обычная старая кукла с глазами из выцветшего много лет как стекла, смотрящими так же, как и тогда, когда все его механизмы работали. Должно быть это больно, когда шестеренки сходят со своих осей или лишаются зубьев, наверное, с моими сейчас точно так же, ведь в моей груди очень больно. День ото дня все больнее быть здесь. Сад за запыленными окнами навечно остался в цвету, белые и розовые цветы уже несколько раз бывали под снегом, с каждым годом становясь все светлее, но я не смотрю на них уже очень давно. Я слышал кукла может заснуть на много лет со смертью хозяина, но я больше не мог сомкнуть глаз с того дня и это дарит надежду, что в своем сломанном теле он еще жив. Я расчесываю его волосы и завязываю в свободный хвост, как делал и раньше, я смотрю чтобы мыши не трогали тонкого дерева его пальцев и созданных ими так и не успевших открыть своих глаз моих младших сестер и братьев. Он звал их так, я не думаю, что хотел бы так их называть. Теперь я сам чиню свое тело, его глаза стали моими тоже из-за ошибки, стоившей мне своих, в тот раз, когда я наивно решил, что стоило уйти из этого дома. Заменять их было больно, бесконечно больно, но не в глазах, а в груди. Я тешу себя тем, что соберу ему новые, куда красивее этих и ярче, как те что были годы назад. Но пока я собираю цветы в этом саду и заменяю их фруктами одной из теплых сентябрьских ночей, вспоминая как делал это и раньше. Хотя раньше ворота в сад не были заперты никогда, мой мастер любил, когда сюда приходили, я же не хочу впускать на эту землю праздно забредших людей. Я собираю теперь уже новых кукол, они не так красивы, как были его и точно не смогут ожить, но надеюсь однажды воспроизвести механизм столь же тонко как сделал это когда-то мой мастер. Пусть не настоящая жизнь, но такая точная иллюзия, хотя скорее подделка. Такая же как сейчас я изображающий, что этот дом жив. Не знаю сколько прошло лет с тех пор как я остался в тишине этих стен будто один, не слишком и интересно знать. С тех пор мир вокруг изменился, больше не слышно стука лошадиных подков на дороге и не пахнет даже бензином, что было долго после того. Закончив с делами, не дающими дому совсем обветшать к тому дню, когда мой мастер снова откроет глаза, я все так же прихожу к его креслу садясь на колени на пол и ложа его руку на свою голову. Я улыбаюсь, представляя те времена, для меня не прошло и года, даже пусть мои волосы и совсем выцвели с тех пор, для меня прошло не больше года, для меня и этого дома. Все неизменно день ото дня, бессонная ночь повторяет прошлую так же как та что была и до нее. Но вот я услышал, как открылась тяжелая входная дверь, для меня не имеет значения кто и зачем зашел в этот дом, мне не важно ничто в нем кроме этой маленькой комнаты, но затем шаги стали все ближе, а после я увидел ее – чужую здесь девушку, в доме, наполненном куклами, дышащую часто от страха и смотрящую на меня большими глазами будто бы из глубокого многослойно покрашенного темного-голубого стекла, подсвеченного изнутри.