Гребень.

— Что ты делаешь, Вик? — с любопытством спросила Санда роющегося в сумке Змеевика. Среди рассыпанных по траве вещей, каких-то бусинок, складного ножа, мотков ниток, баночек, гребня, он никак не мог найти нужное: … Санда ахнула. Гребень был белоснежный, будто из слоновой кости, с изящными узорами, которые паутинками оплетали рукоять. Она невольно протянула руку, но тут отдернула, ругая себя: вдруг это магическая вещь или хуже того — слишком личная. — Нравится? — от Змеевика не ускользнул её жест. — Забирай. — Но как же?.. Я не могу. — Можешь. Это просто гребень, ничего волшебного в нём нет, — он был, как всегда, проницательным. — Пусть не валяется без дела. Это подарок. — Спасибо! — у Санды засияли глаза от минутной радости в этом царстве смерти и печали. — Не забудь нашу Рапунцель расчесать, — фыркнула Шныряла. — А то скоро колтунами зарастет. Кстати, где он? Сказала же, чтобы от костра не отходил. И кто из нас «шныряла»… — Я поищу! — вызвалась Санда. Все равно костер ей не доверяли, а заняться чем-нибудь хотелось. — Иди-иди, только сама не потеряйся. Спасать вас еще потом, — махнула рукой Шныряла. Санда подхватила гребень и юркнула под разлапистое дерево на тропу. Тео ушел куда-то в ту сторону уже как час назад, снова погруженный в свои мрачные мысли, и Санда начинала волноваться. Он был мрачным и нелюдимым, смотрел на всех сверкающими глазами дикого волчонка, которого никому не удастся приручить. Иногда Санда его побаивалась, но она вообще всего побаивалась на всякий случай, но тут другое дело, она еще не разобралась до конца… Тропинка вывела ее к ручью. Отчетливо пахло влажной древесиной, землей, тиной и какими-то цветами. Тео сидел на трухлявом поваленном дереве и задумчиво смотрел в воду, в завихрения крошечных водоворотов. При свете здешней луны было видно, что он попытался оттереть от крови лицо и волосы: они наполовину высохли и спутанными прядями лежали на плечах и спине. Что бы там не говорили волшебные вещицы, Санде нравились темные волосы Тео. Они выглядели густыми и гладкими как шелк, совершенно противоположными ее непослушной упрямой челке, которую невозможно было заставить ровно лежать. Невольно засмотревшись, как переливается лунный свет в его волосах, Санда наступила на сухую ветку, и она оглушительным выстрелом пронзила тишину полянки. Тео мгновенно вскинулся, хватаясь за нож, но увидев Санду, замер и расслабился. — А, это ты, — хрипло сказал он, — неохотно убирая нож. В мире Полуночи ухо держать востро, поэтому он все думал, что она может быть каким-нибудь кровожадным двойником: зазеваешься и голову оттяпает. — Извини, я не хотела тебя пугать, — Санда подошла и присела рядышком на дерево. Он мотнул головой, закрывая волосами половину лица, половину со шрамом, как всегда делал, когда нервничал. Вид у него был подавленный, глаза запавшими и печальными. — Просто ты ушел уже давно, вот мы и заволновались. — Да я немного… задумался. Что это у тебя? — он быстро сменил тему, и Санда была даже рада. Если не хочет пока говорить, что его тревожит, она ничего не сделает. Иногда она его боялась до одури, а иногда хотелось стиснуть в объятиях, чтобы он перестал быть таким несчастным и одиноким. От своих же мыслей Санда чуть покраснела, но понадеялась, что в полутьме он не заметит. — Гребень, — она повертела его в руках, поймала лунный луч. — Правда, красивый? Мне его Вик подарил, потому что ему ни к чему. — Шныряла, наверное, на желчь изошла, — криво усмехнулся Тео, и это придало Санде уверенности. — Ага, — хихикнула она. — Сказала мне тебя расчесать… Тео, — вдруг тихо сказала она, — можно я тебя расчешу? Он опешил и отшатнулся: — З-зачем? — Чтобы волосы в колтуны не скаталась, это может быть больно, ну к тому же так они высохнут быстрее, ты же не хочешь заболеть. Если ты заболеешь, чем мы тебя лечить будем? — Санда тараторила и не верила своим ушам. Зачем она это говорит? Что с ней? Сама подхватила лихорадку какую-то? У нее горели уши и щеки. Она на мгновение зажмурилась, ожидая, что он наорет на нее и сбежит дальше в лес, как волчонок. — Ладно, — вдруг едва слышно сказал Тео, опуская глаза. Ей показалось, что она ослышалась. Он судорожно вздохнул, стиснул на коленях кулаки и отчего-то расправил плечи. — Тогда я зайду тебе за спину, а ты сиди, хорошо? — тоже тихо сказала Санда, вставая. Он кивнул, не сумев совладать с голосом. Санда обошла дерево и встала за Тео. Она подняла отчего-то дрожащие руки с гребнем и застыла, как дирижер перед оркестром. Усилием воли взяла одну прядку и начала с кончиков. Волосы у него были действительно гладкими и даже более мягкими и густыми, чем она представляла. Прочесать все это достояние гребнем оказалось не так-то просто, поэтому Санда увлеклась. От кончиков она медленно продвигалась к шее и голове, мягко распутывая колтуны, с удовольствием пропуская влажные шелковистые пряди между пальцами. Иногда она случайно (специально!) задевала шею Тео или уши, и он вздрагивал, заставляя Санду краснеть. Как хорошо, что ее лица не видно! Она закусила губу и продолжила работу, мягко и почти невесомо поглаживая его по голове. Плечи Тео расслабились, судорожное дыхание выровнялось. Даже стиснутые в кулаки пальцы распрямились. Как никогда Тео казался Санде ужасно хрупким, состоящим из выступающих шейных позвонков, длинных конечностей, усталости и одиночества. Вся его злость, ярость и шипы для того, чтобы защитить эту внутреннюю хрупкость. Она с трудом проглотила ком в горле, запрещая себе рыдать. Но одна слезинка все не скользнула по щеке, и Санда тайком ее смахнула. Проведя, наверное, сотый раз по блестящим прядям, она с сожалением поняла, что торчат на они вдалеке от лагеря уже давно и как бы Шняряла не отправилась их искать. Сожрет же потом насмешками и косточками в зубах поковыряет. Напоследок Санда склонилась и невесомо прикоснулась губами макушки Тео. Будь она посмелее, обняла бы со спины, но и для этого нехитрого жеста его потребовалось все внутреннее мужество. — Готово, — шепнула она, чуть отступая в сторону. Тео поднял голову и сонно открыл глаза. Оказалось, что все это время он почти дремал, убаюканный ласковыми прикосновениями гребня и, главное, ладоней Санды. На скулах у него заалел румянец, а глаза заблестели. Санда смущенно улыбнулась, и Тео улыбнулся в ответ. Это был хрупкий момент понимания между ними. Тео поднял руку, чтобы что?.. Коснуться ее?.. У Санды гулко забилось сердце и вспотели ладони. — Эй, Тео, Санда! Ты еще живы или вас сожрала какая-нибудь дьявольская лягушка? Или вы таки свалились в реку? — раздался из-за кусток громогласный голос Шнырялы, и они оба вздрогнули. Момент исчез. Санда попятилась, запнулась, чуть не упав. Тео подскочил, не решив, помочь Санде или же все-таки сигануть в реку, как ехидно предположила Шныряла. — Эй, чего стоите тут как два истукана? Там едой заниматься вообще-то надо, — острая мордочка Шнырялы выглянула из-за кустов, и она проницательно считала напряженную атмосферу. Иногда Санде казалось, что она не собакой должна была перекидываться, а лисицей. — Уж извините, что я вам тут малину обламываю, но я за вас опять готовить не буду. Эй, Тео, ты как-то изменился что ли?.. Похорошел в лунном свете, разгладился как-то... — Это я… — начала оправдываться Санда, но Тео раздраженно махнул рукой, ее прерывая. Он снова нахмурился, оброс шипами, будто минуту назад и не было той мягкости. — Мы идем, — хрипло сказал он и первым покинул поляну. Шныряла проводила его насмешливым взглядом, потом заметила в руках Санды гребень и широко ей ухмыльнулась. Санда, краснея, спрятала гребень за спину, будто это могло спасти от насмешек Шнырялы, и поплелась следом за нежительницей. Перед самым лагерем Санда тайком взглянула на гребень. Когда-нибудь она станет смелее и сможет прорваться сквозь терновые заросли. А пока сохранит в сердце то, что ей доверили.