~
4 мая 2023 г. в 00:03
Госпожа Мономона принимает у него из когтей стопку исписанных листов и благосклонно кивает. Чистый Сосуд до сих пор удивлён, как Наставница ухитряется одним взглядом определить, насколько правильно были совершены вычисления и насколько изящен в простоте ответ.
Он замирает рядом, дожидаясь, пока Наставница пролистает его работу и, возможно, сделает какие-то пометки с замечаниями и указаниями, но она лишь снова кивает и откладывает бумаги на низенький стол, рядом с другой стопкой — кажется, эти схемы принёс сине-серый жучок, глядящий на госпожу Мономону с искренним восхищением.
— Тебе стоит побеседовать с Унн. Это будет… ценный опыт.
Чистый Сосуд наклоняет голову к плечу. "Ценный опыт" слабо вязался с мягким тоном Наставницы. Ровно такой же он слышал, будучи ещё крохотным жучком, когда госпожа Мономона позволила ему целый день вместо занятий играть к юмами, а после отчитала и Отца, и Хранителя, ведь "ребёнок должен развиваться гармонично, раз уж вы дружно решили, что это именно ребёнок".
Чистый Сосуд подтянул к себе почти неисписанный лист и быстро черканул: "Зачем?"
Госпожа Мономона не терпела жестов, требуя формулировать мысли чётко и ясно, уточнять формулировки раз за разом. "Остальные будут трактовать твои жесты так, как им выгодно, — так говорила Наставница, когда Чистый Сосуд в отчаянии отбрасывал перо и в лучшем случае хотел выбросить покрытые идеально ровным, хоть и торопливым, почерком листы в огонь. — Хочешь вечно потакать чужим ожиданиям?"
Чистый Сосуд тогда пожимал плечами — выбора у него не было. Но всё равно отыскивал чуть измявшееся перо и снова и снова расписывал свои умозаключения.
В конце концов, такова была задача Наставницы.
Лурьен Хранитель учил его общаться с обычными жуками — его наука была не столько о жестах, сколько о причинах и следствиях, эмоциях, что нарушали логические связи, и том, что Старый Свет может предложить, ведь Она с лёгкостью читает в том, что старше разума.
Херра Зверь закаляла его волю — ибо только она могла позволить лишённому голоса одиночке выжить среди коридоров и провалов Дипнеста, и только она даст возможность не слушать Старый Свет, ведь Она не побрезгует ударить по слабым местам.
Мономона Наставница же оттачивала его разум — рано или поздно ему придётся самому выдвигать суждения и умозаключения, отличать реальность и обман, ведь Старый Свет искусна в составлении грёз, желанных сноходцу.
— Унн благожелательна ко всему живому, она не станет причинять тебе вреда, если её не провоцировать, но тебе не повредит знание о том, как ощущаются иные высшие существа.
Чистый Сосуд склоняет голову, выражая заинтересованность. Ни малейшего почтения в голосе Наставницы не было, хотя говорила она про пусть и малую, но богиню. Не было в нём и раздражения, что сопровождало упоминания Отца, и сдержанной злобы при упоминании Старого Света.
"Не уверен, что меня можно отнести к живому…" — Чистый Сосуд прищуривается и слабо поводит жвалами, чем и выдаёт: будь у него голос — он бы смеялся.
— Иди уже, — госпожа Мономона взмахивает щупальцем и отвешивает шутливый подзатыльник, от которого Чистый Сосуд не уворачивается. — Поверить не могу, что я до сих пор вожусь с тобой…
Зелёная Тропа почти не изменилась. Мирная и тихая, после смерти Лучезарности она вновь вернулась к своему привычному состоянию спокойной безмятежности. По мху и траве пробегал лёгкий ветерок, в свисающих лианах прятались алюбы, внимательно следя за каждым его движением, иногда какая-нибудь особо смелая из них подлетала ближе — но мгновенно ретировалась с душераздирающим треском, стоило повернуть к ней голову.
Если бы не легкость на правом плече, можно было представить, что не случалось ещё ни Старого Света-Лучезарности, ни десятилетий в храме.
Чистый Сосуд жалел, что не способен действительно насладиться атмосферой этого прекрасного места, хотя бы на время вернуться в состояние определённости. В укрытой зеленью почве змеились бледные корни, глубоко, но от того не менее больно их ощущать. Существо, которое никогда не называло себя его матерью, находилось слишком близко, чтобы каждый шаг не отдавался дрожью в конечностях.
Когти звонко — хитин наконец перестал крошиться и расслаиваться, — клацали о мощёную белым камнем дорожку, но долго это не продлилось. Чистый Сосуд взглядом отыскал заросшую тропу, что когда-то вела к озеру, и бесшумно выдохнул.
Лапы мгновенно утонули во мху, когда он сошёл с дарованной Бледному роду дороги. Появления стражей Чистый Сосуд дожидаться не стал, вонзил гвоздь в почву у самого края известного пути. Мшистый рыцарь, спустя мгновение явившийся из кустов, неодобрительно посмотрел на него, но Чистый Сосуд коротко кивнул стражу Зелёной Тропы.
"Я чту законы Унн, — сказал он, и рыцарь вздрогнул, ощутив деликатное вторжение в разум. Сияние для многих ещё ассоциировалось с болезнью, Чистый Сосуд не мог их винить. — Надеюсь, они всё ещё защищают случайных путников, сошедших с тропы?"
— Ты — не случайный путник, — сипло возразил мшистый рыцарь, и нервно поправил закреплённый на предплечье щит. Следующие слова прозвучали твёрдо, почти с церемониальной уверенностью, но Чистый Сосуд всё равно заметил, что сохранять самообладание стражу непросто. — Но покуда ты не нарушаешь законы Унн, они на твоей стороне.
Чистый Сосуд снова кивнул, проходя мимо. Об оставленном гвозде он не тревожился — вернёт, когда будет возвращаться. На земли Унн чужаку не следовало ступать с оружием, и не удивительно, что рыцарь последовал за ним в нескольких шагах: все знали, что Бледный род одарён в магических искусствах, и даже заяви Чистый Сосуд о том, что не смог применить ни единого заклинания с тех пор, как исчезла Лучезарность, он снискал бы только репутацию лжеца.
К озеру, в котором дремала Унн, вело не так много дорог, особенно общеизвестных. Богиня не нуждалась в общении с паломниками и верующими, как остальные знакомые Чистому Сосуду высшие существа. Её голос и впрямь можно было различить среди шелеста листвы и журчания многочисленных ручейков Зелёной Тропы, но как такового учения она не предлагала. Путь предстояло отыскать самому, вслушиваясь в течение жизни и то, что откликалось внутри.
Но для созерцательного наблюдения Чистый Сосуд чувствовал себя слишком разбитым и опустошённым.
Существа, поросшие мхом, обращали на него внимания не более, чем на камень или дерево, занятые своими повседневными делами, хотя порой Чистый Сосуд и ловил на себе заинтересованные взгляды детёнышей, да пару раз пришлось приостановиться, чтоб не наступить ни на кого ненароком. Конечно, зараза Лучезарности докатилась и сюда, но глядя на то, как ловко моховые создания складывали из ветвей и булыжников новые дома и приводили в порядок старые, Чистый Сосуд поймал себя на мысли, что завидует.
Если бы остальной Халлоунест было так легко восстановить!
Отец бы, конечно, не одобрил. Не для того он помогал возводить шпили города Слёз, чтобы жуки вернулись в примитивные жилища.
От озера тянуло влагой и теплом. Мшистый рыцарь недовольно хмыкнул и нахохлился, но останавливать Чистый Сосуд не стал, когда тот, согнувшись в три погибели, проскользнул мимо шипастых кустов к месту дрёмы богини.
К воде Чистый Сосуд предусмотрительно не приближался — её зеленоватый цвет был не угрозой, но предупреждением. Вместо этого он уселся прямо на валун, покрытый мягким мхом, и принялся ждать.
Кажется, он успел даже задремать, ведь плеск волн заставил его вздрогнуть и вскинуть голову. Унн, покачиваясь, смотрела на него тусклыми глазами на тонких стебельках.
"Приветствую хозяйку Зелёной Тропы", — Чистый Сосуд хотел было подняться и поклониться, но Унн закачала огромной головой.
Она воистину была велика — Чистому Сосуду, что обычно смотрел на жуков сверху вниз, приходилось задирать голову, чтобы видеть её морду.
"Приветствую, маленький брат".
Её голос в его голове чем-то напоминал саму Зелёную Тропу. Глубокий, словно плодородная земля, живой, словно мхи и травы, усталый, словно народ Унн, только начавшего оправляться от заразы.
"Не ты первая, кто меня так называет", — если бы Чистый Сосуд мог, он бы вздохнул. Спуск в Бездну всё ещё отдавался холодком под панцирем, от фантомного ощущения касаний маленьких лапок всё ещё хотелось съёжиться, а взгляд нестерпимо ярких восьми глаз будто всё ещё вперивался в спину.
Не то чтобы Лорд Теней выразился буквально так же, но вложенный смысл определённо совпадал. И, пожалуй, пугал.
Понимающе Унн кивает, укладываясь на поросший мхом берег, и машинально Чистый Сосуд потянулся, чтобы погладить упругую кожу, когда остатки кислоты стекают на землю. Мягкое утробное гудение стало ему знаком, что богиня не возражает. Под пальцами Чистый Сосуд нащупал несколько свежих рубцов и наростов.
Чем дольше он касался, тем больше и больше шрамов обнаруживалось. Широкие и узкие, бугрящиеся валики и едва заметные полосы, давно зажившие и те, от касаний к которым богиня вздрагивала.
Чистый Сосуд на пробу коснулся собственного плеча, гладкого, словно руки там никогда и не было, только хитин откликался странной щекочущей болью. Примерно такой же, какая пронзала спину при всяком неудачном движении. Унн слабела, её силы более не питали Зелёную Тропу — нет, Тропа вытягивала последние, пожирая богиню, её породившую.
"Так и должно быть, маленький брат. Жизнь циклична, — в голосе Унн не слышалось печали, но Чистый Сосуд не может её не ощущать. — Ты пришёл задать вопрос, а не скрасить мои последние дни".
"И поэтому тоже, госпожа Унн, — торопливо откликается он, — но я действительно хотел узнать…"
Чистый Сосуд замялся, словно стоит ему спросить, и дороги назад не будет. Нерешительность ему не свойственна, но сейчас Чистый Сосуд колебался.
"Ты хочешь знать, каково это — быть высшим существом".
"Я бы не стал использовать этот термин в отношении себя".
Они замолкли. Унн смотрела ласково и понимающе, а Чистый Сосуд не знал, куда деть взгляд.
"Каждая травинка — я. Каждый порыв ветра — я. Каждая смерть и каждое рождение — я, — загудела Унн. Голос вибрировал под маской, отдавался в Пустоте, которая злобно щерится, недовольная попыткой влезть на её территорию. — Они будут тобой, а ты будешь ими".
Чистый Сосуд вздрогнул, свежие воспоминания о Лучезарности вспыхнули в памяти, как Её всепожирающий жёлтый свет. Подобное существование, груз чужих радостей и печалей — последнее, чего ему хотелось бы.
Унн толкнулась лбом в его сжавшуюся ладонь, и Чистый Сосуд понял, что когти пропахали в чёрном хитине глубокие борозды, и вязкая чёрная жижа медленно капала на траву, почти мгновенно жухнувшую от соприкосновения.
"Ты справишься, маленький брат. Не сразу, но справишься, — уверенно сказала богиня, касаясь его разума в подобии утешающих объятий, и Чистый Сосуд уткнулся в её мягкую морду, стараясь держать истекающую Пустотой руку подальше. Плакать он не умел, но отчего-то стало легче. — Ты не потеряешься в них, и не присвоишь".
"Я не готов", — признался Чистый Сосуд.
"Никто не готов к власти. Даже Бледный род".
Наверное, это должно было его успокоить, но Чистый Сосуд почувствовал лишь как ответственность придавила его к земле. Отец бы знал, что делать, — или хотя бы сделал вид, что знает.
Унн затрепетала, и Чистый Сосуд с сожалением отодвинулся — тонкая кожа богини пересыхала слишком быстро, и ему вовсе не хотелось стать причиной свежих шрамов. Под воду Унн ушла бесшумно, только едва заметные круги по воде разошлись от того места, где она скрылась, и лишь примятая трава недолго указывала, что там возлежала богиня.
Чистый Сосуд задумчиво смотрел на озеро, чьи кислотные воды с тихим шипением бились о каменный берег.
"Я хочу, чтобы наш договор с Бледным родом остался в силе, когда я уйду. Не бойся, маленький брат, это произойдёт не сегодня и даже не завтра, — Унн мягко рассмеялась, уловив его замешательство, но среди мягкости Чистый Сосуд улавливает решимость. — Но Белая госпожа, сама того не желая, пытается распространить влияние далеко за пределы Садов. Зелёная Тропа — часть Халлоунеста, но не более того".
Он кивнул, хотя и слабо представлял, как будет поддерживать старый порядок. Нет, Хранитель оставил ему — любому, кто занялся бы восстановлением Халлоунеста, не стоило обманываться, — обширные архивы, в которых хранились и территориальные договоры в том числе, обновить которые пусть и не дело одного дня, но выполнимая задача.
Чистый Сосуд не отказывался от короны, хотя и не желал её, понимая: не так много вещей удерживают Халлоунест единым, и он — одна из таких вещей. Жуки уже смотрели на него, словно на божество, и всё же… Одно дело — пользоваться отголосками сияния Лучезарности и света Отца, чтобы преодолеть барьер немоты, что лишь усиливался искалеченным панцирем, совершенно иное — действительно принять бремя божественного, стать вровень с теми, кто до того диктовал всю его жизнь с самого первого вдоха.
Чистый Сосуд покачал головой, невесёлый смешок зазвенел в грёзах.
Он точно знал, что бы сказал на это Отец. Интересно, сам Он хотя бы в это верил?
"Что за дурные мысли бродят у тебя в голове…"
Звучало тихо и сонно, воды озера даже рябью не пошли, настолько глубоко Унн погрузилась. Чистый Сосуд окинул взглядом берег, изъеденный кислотой и каплями Пустоты, и всё же поклонился, приложив единственную руку туда, где у большинства нормальных жуков билось сердце.
"И всё же я благодарен хозяйке Зелёной Тропы за беседу".
Унн прогудела что-то неразборчивое, но дремота уже поглотила старую богиню, а потому вновь Чистый Сосуд пробрался сквозь шипастые заросли, направляясь обратно к дороге. Мшистого рыцаря, его сопровождавшего, там не оказалось — видимо решил, что раз Унн приняла чужака, то приглядывать за ним нет смысла.
Суетливые моховые существа теперь вызывали лишь тревогу. Пусть Унн и сказала, что у неё есть время, Чистый Сосуд не мог не думать, что когда-то ему придётся взять на себя ответственность и за них. Заныла спина — против воли он держался не так, как полагает паломнику на Зелёной Тропе, но неестественно прямо, как подобает королю Халлоунеста.
С эфеса гвоздя, так и торчавшего у дороги, с писком сорвалась крохотная алюба, когда Чистый Сосуд вырвал его из земли. Силу он не рассчитал, вместе с оружием вывернул комья земли и мха. Порезы на ладони вновь засочились чёрным.
Было ли наивным рассчитывать на утешение? Рассчитывал ли он вообще на что-то, кроме всё новых и новых долгов, множащихся быстрее, чем он успевал осознать? Чистый Сосуд не знал. Но, шагая по мощёной светлым камнем дороге, он понимал одно.
Если его апофеоз позволит Халлоунесту выстоять — он без сожалений уплатит эту цену.
Как и всегда.