Последствие

      Цзинь Лину холодно, плохо и больно. Никогда ранее, никогда до этого он не испытывал таких эмоций, чувств и ощущений как сейчас, сидя у дяди на коленях, прижимаясь мокрой от слёз щекой к чужой шершавой кофте тёмно-зелёного, болотистого оттенка и чувствуя как большая рука мягко прижимает его к груди. Они сидят в тишине, которая нарушается лишь рваными вздохами и остаточными всхлипами. Сидят практически в темноте, не желая включать даже настольной лампы, которая чаще всего заменяла мужчине основной источник освещения. Он любил полумрак и, наверное, был бы даже рад, выключи во всём районе электричество, ведь тогда можно было бы вернуться к старинным свечам, встретить которые теперь можно было лишь в христианских храмах. Цзинь Жулань на секунду отстраняется и бросает взгляд на окно. Небо синее, соседние здания еле возможно различить. Сейчас сгущаются сумерки и совсем скоро станет темно, хотя, когда они сюда пришли было ещё светло. Солнце уже село, а небо пылало ярко красным огнём, будто от страшного пожарища. Цзинь Лину казалось, что тогда было около четырёх, а сейчас, наверное, уже пять или даже половина шестого. Скоро ужинать. Есть не хотелось, но после произошедшего вредничать будет как-то глупо, словно урок был недостаточно усвоен и требует продолжение. От этих мыслей мальчик сам испугался и крепко зажмурился, сильнее прижимаясь к чужой груди. - Больше так не будешь делать? - чужой голос вырывает из раздумий и заставляет вскинуть голову, желая увидеть лицо говорившего. Взгляд у него сейчас наверняка спокойной, почти добрый, если такой вообще когда-нибудь бывает. Он совершенно не сравниться с тем злым, раздражённым, какой у него был всего час или около того назад. На Цзян Чэня было страшно смотреть и хотелось забиться в угол, спрятаться в мышиную норку, только бы не нашёл и не сделал того, что сделал.       Цзинь Жулань не знал, как правильно реагировать на происходящее. Сейчас думал о том, что другие наверняка злятся на это за родителей, обижаются, а у него не осталось ни на какие эмоции сил, ощущение, будто выжали как последнюю дольку лимона и весь кислый сок ушёл вместе с солёными слезами. У него не осталось сил на разговоры, ведь хотелось просто так взять и уснуть в тёплых объятьях. На вопрос он только слабо кивает, сопровождая движение еле слышным "угум" и порывисто выдыхает.       На самом деле с ним никогда прежде такого не делали, а потому основная эмоция была страхом. А ещё не понимание происходящего. Его просто схватили за шкирку и потащили, упирающегося, в комнату. И уже там нервно и в резкой форме объяснили в чем была его вина. Цзинь Лин не отрицал. Не оправдывал себя. Но... это ведь было правда больно. И стыдно. Страшно. Он до сих пор ощущал, насколько горячая кожа места, которое так безжалостно отходили ладонью. Ощущал лёгкий дискомфорт и холодную ткань своих домашних штанов и белья. В голове крутились разные обиженные мысли по типу: неужели не понимает как это? Это не законно! Я не настолько плохой, чтобы так... Но усталость и пережитое делали своё, не давая этим мыслям получить развитие. - Оценки можно исправить, выучить то, что не знаешь, спросить. Но вот вырывать страницы, прятать дневник и врать о том, что забыл или потерял. Нет. Подобного не потерплю. За ложь и обман буду наказывать.       Цзян Чэн не говорит, но он хотел оставить мальчика самого в углу на какое-то время, чтобы постоял и подумал. Но видя реакцию, видя насколько тот заходится плачем, словно трёхлетка, от, в общем-то, не таких уж болезненных шлепков. Не смог. Не смог отпустить с колен и дал возможность прижаться, впрочем, не успокаивая лично, а просто ожидая. Цзинь Жулань долго извинялся и обещал хорошо учиться. Дурачок. Не понял, что наказал он его отнюдь не за плохие оценки, а за ложь. Сложно передать насколько неприятным стал звонок учительницы со школы. Она внушала ему, за то что не выполняет обязанности, не следит за образованием подопечного, не расписываясь в дневнике, не посещая собраний, мол, если уж взяли на себя подобную ответственность, то даже будучи отставным военным должны выполнять свои обязанности. У всех дела. Для Цзян Чэня, который недели две уже не видел дневник мальчика, а лишь листочки с хорошо написанными тестами подобный разговор был полной неожиданностью. Но учительница Мэйли быстро объяснила ему данную схему. Что ж, оказывается, он слишком сильно доверял мальчику, до этого просто не сталкиваясь никогда с детским враньём. Сам тоже был не подарок, но со школы сестре вроде не звонили. Точнее, звонили, вызывая к завучу за хромающую дисциплину, но об этом она уже, и сама знала. Цзян Чэн никогда не думал, что подойдёт на подобное с этим ребёнком, ведь клялся себе - никогда. Это неправильно, унижает честь и достоинство, противозаконно. Однако нужно было раз и навсегда дать понять, насколько он не приемлет ложь. Он надеется, что подобного внушения хватит мальчику за глаза. А сейчас он даёт Цзинь Лину слезть и просит уйти его в свою комнату до ужина, пока начать делать уроки. Завтра всё же в школу, а тот ещё не садился за домашнее задание. Нужно будет проверить правильность некоторых заданий, благо младшая школа и он и сам что-то ещё помнит, хотя в своё время и был далеко не отличником. Цзинь Жулань, несчастной зверушкой, скрывается в своей норке.