They say poetesses never shoot

Клайд обнимает ее одной рукой так крепко, как только может, и как только делал во всей своей гребанной жизни. Но осторожно, бережно, чувствуя теплоту кожи Бонни под пальцами. Она и сама жмётся к нему как можно ближе, цепляется за плечи, чуть ли не ногтями в них впиваясь. Винтовка, черт бы её побрал, лежит где-то на заднем сиденье, закинутая туда Клайдом, как только он затолкал Бонни в машину и залез следом сам, выжимая педаль газа. Сейчас точно нельзя останавливаться. Сейчас стоило сделать что угодно, но точно не останавливаться. Точно не останавливаться, раз её руки испачканы в крови того придурка-копа. Раз единственное, что она может делать, это пытаться осознать, что натворила. — Детка. Милая. Любовь моя. Бонни. — он тыкается губами в её макушку, шепчет что-то совсем совсем глупое, неприличное, лишь бы она отвлеклась сейчас, рассмеялась, улыбнулась, сделала хоть что-то, лишь бы не плакала в его плечо, пытаясь уйти от произошедшего. — Это не твоя вина. Этот идиот сам виноват, что направил на меня пушку. А ты просто защитила меня, Бонни. Защитила, ясно? Плевать, что выпустила всю обойму. Ты умница моя, понятно? — Его голова, она... скакала, как чертов резиновый мяч по дорожке. Ты это видел? Видел?... — Бонни всхлипывает почти неслышно, пока Клайд сворачивает влево, судорожно пытаясь вспомнить, где тут находился ближайший городок, чтобы ни в коем случае не ехать туда. Подальше, подальше от людей, они опять заедут в лес, как в первый день их знакомства, может быть? Лишь бы успокоить её. — Бонни. — Клайд твердо, громко прерывает её бормотание истеричное, касаясь губами её макушки. — Там фляга наша где-то внизу, под сиденьем, возьми её и выпей хоть немного. Через пару часов мы остановимся, я дойду куда-нибудь и принесу поесть. Пирожные принесу кремовые те, что угодно принесу, ладно? — Клайд выпускает Бонни из объятий, но свою ладонь от её не убирает, второй рукой вцепившись в руль. Она кивает, с колен его даже не пытаясь слезть, только лишь тянется за железной флягой. А когда пальцы девичьи всё же нашаривают флягу, и Бонни, откупорив её, начинает жадно пить, то Клайд на мгновение отводит от дороги взгляд. Она ещё в слезах, но виски хоть чуть-чуть может сгладить всё. Он знает это точно — помнит, помнит тот вечер, когда подписал смертный приговор им обоим. Тогда Клайд тоже думал, что все кончено, пока не взял флягу, затирая мысли её содержимым. Все станет легче, когда серо-голубые глаза затянет мутной поволокой.