Ты мне снишься

      Фиби не спала уже третью ночь.       Стоило ей только на мгновение задремать, как видения нескончаемым потоком накрывали её, утягивая в пучину печали. Они рвали ей сердце на мелкие кусочки, заставляли глотать слёзы лишь потому, что были о нём.       И оттого, что Коул был мёртв, действительно мёртв, настолько окончательно и бесповоротно, что след его стёрся из всех реальностей и миров, Фиби хотелось умереть самой.       Ещё неделю назад ей казалось, что она наконец-то забыла его. Стёрла из памяти все те счастливые и не очень моменты их истории, всё то, что когда-то давно давало ей сил просыпаться по утрам и бороться со злом. Она думала, что начала жить заново. С того самого чистого листа, о котором мечтала весь последний год.       Но что-то опять пошло не так.       Перед глазами стояло его измученное, покрытое испариной лицо. Иногда он кричал, а иногда молча смотрел прямо на неё, будто моля о помощи. Фиби видела, как он то растворялся в сверкающем сиянии, то с огненными всполохами появлялся вновь, и каждый раз сердце её сжималось от боли.       Любовь к нему всё ещё переполняла её душу.       Смахнув слёзы, Фиби потёрла глаза, после чего уставилась в потолок. Тоска съедала её заживо, напоминая об одиночестве и всё ещё кровоточащей ране на сердце от упущенной счастливой жизни.       Она могла стать матерью, счастливой женой и хранительницей домашнего очага. Могла стать самой надежной опорой для Коула и наставником для их нерождённого дитя. Она много чего могла, но родилась ведьмой.       Впервые она искренне жалела о том, что обладала магическими силами. Ведь не будь у неё их, всё было бы куда проще: зло не окружало бы её и не отбирало близких. Быть может, ей даже не пришлось бы бороться с таким боем лишь за крупицы счастья, которое другие получали даром.       Устало прикрыв глаза, она вновь увидела его.       Иссушенные губы Коула двигались, но разобрать, что он говорил, Фиби не могла. Да и был ли смысл? Коул мёртв, и в этот мир его уже ничто не вернёт — она сама приложила руку к его уничтожению. Это всего лишь игра подсознания, быть может, даже видения из прошлого, но ни то, ни другое не значило ровным счётом ничего. Надежда давно угасла с последними словами заклинания, изгоняющего любовь всей её жизни в небытие.       — Я люблю тебя, — прошептал беззвучный голос в её голове, и видение исчезло.       Спустя пару дней Фиби начало казаться, что она сходит с ума. Лицо Коула мерещилось ей в каждом зеркале, в каждой отражающей поверхности, на которую падал её взгляд. Она роняла ножи, крышки и тарелки, лишь краем глаза заметив знакомые черты там, где их быть не могло. Его голос эхом звучал в её голове, напоминая, как сильно она по нему скучала.       Сёстры пытались ей как-то помочь: пробовали снять проклятье, которого не оказалось; развеяли морок, который тоже никто не наводил; вызвали духов предков, которые не дали ни одного ответа. Фиби знала, что так будет. Сердцем чувствовала, что дело здесь было совсем не в магии, по крайней мере, не в чьей-то злой магии, а проблема была, скорее, в ней самой.       Она никак не могла отпустить Коула.       С каждым днём видения становились всё ярче и чётче. По ночам они то перетекали в сны, то сами же их и создавали. Фиби уже не могла отличить реальность от творений подсознания: и там, и там Коул, находясь нигде и везде одновременно, направлял потерянные души и ласково шептал ей о том, как по ней скучает.       Дни слились воедино, и Фиби прекратила вести им счёт: бороться с тоской по Коулу было совершенно невыносимо, отчего она совсем перестала выходить из дома. Разум требовал передышки, но отвлечься не получалось.       Настойчивая трель дверного звонка вырвала Фиби из полудрёмы и заставила её нервно дёрнуться. Как назло, дома, кроме неё, никого не было, так что пришлось встать с дивана в гостиной и нетвёрдыми шагами пойти ко входу.       Сквозь витражное стекло пробивался окрашенный всеми цветами радуги солнечный свет и падал на пол прихожей вокруг теневого силуэта нежданного гостя. Фиби потянула дверь за ручку на себя, и та распахнулась.       Опершись о дверной косяк, на крыльце стоял Коул. Весь потрёпанный, с уставшим осунувшимся лицом, он счастливо ей улыбался. Глаза его сияли такой радостью и любовью, что у Фиби перехватило дух. Она не могла поверить тому, что видит. Неужели это снова сон? Или видение? Или что там ещё терзало её последние несколько недель?       — Привет, малышка. Я так скучал по тебе.       От его низкого бархатного голоса у Фиби задрожали коленки. Она не верила, что когда-нибудь ещё хоть раз в этой жизни услышит его. Услышит, как он говорит «привет, малышка», так ласково и нежно, будто ничего не было. Будто не произошли все те ужасы, что их разлучили.       — Ты мне снова снишься… — пробормотала она, едва держась на ногах.       Голова шла кругом. Фиби осторожно потянулась ладонью к щеке Коула и кончиками пальцев коснулась его тронутой лёгкой щетиной кожи. Видения тут же одно за другим ворвались в её сознание бурным потоком. Перед глазами пронеслись всё их прошлое и всё их будущее, которое теперь уж точно станет счастливым. Ведь с этого дня и до конца жизни больше никакое зло в этом мире не посягнёт ни на Коула, вернувшегося из космического вакуума самым обычным человеком, ни на их с ним совместное будущее.       Не помня себя от радости, Фиби бросилась в объятья к Коулу, чуть не сбив того с ног.       Наконец-то она была счастлива.