На грани нового

— Ирина Алексеевна... Егорова? — женщина, показавшаяся на пороге, слишком прочно однажды засела в памяти юного сосудистого, потому воспоминания с новой силой ворвались в сознание. — Людмила?... — давнюю "знакомую" с легкостью удалось узнать, несмотря на морщины, начавшие осыпать лицо женщины. В голове сразу же представилась причина внезапного визита гостьи. — Проходите, рассказывайте, зачем пришли. — ухмыльнулась Ирина, и без того зная ответ. — Вы и сами понимаете. Я насчет мужа. Я так понимаю, вас ведь связывают любовные отношения? — неохотно приняв приглашение, женщина зашла в кабинет, но остановилась у порога, опираясь на массивный шкаф. — А вы все продолжаете заглядывать в постель своего супруга, да еще теперь и в мою полезли? — Павлову позабавили вопросы Людмилы, потому попятную давать и не собиралась. — Ирина, я думаю, Вы понимаете, что в случае чего... — Людмила, в случае чего Вам надо бы соблюдать субординацию, а не врываться в мой кабинет с такими громкими обвинениями. Если хочется задать какие-то вопросы, то прежде всего задайте их своему мужу. Я не понимаю, в Вас ни капли гордости нет? — желание позабавиться резко сменилось на возмущение. Да кто она такая, чтобы так бесцеремонно обвинять Павлову? — Ладно, раз уж так, то начну с главного. Вы сейчас увлечены друг другом, но сможете ли Вы, Ирина, и дальше быть с ним, принять все проблемы? Пять лет назад мой муж пережил инфаркт, сможете ли Вы бегать с ним по врачам, искать новые методы лечения? Сделаете Геннадию больно, уйдете, но перед этим разрушите семью. — без капли стеснения. Людмила считала, что полностью права в своих убеждениях и намерениях. Не только для себя старалась, для мужа тоже. Более чем уверена была в этом. — А теперь попрошу выйти к черту отсюда, чтобы я больше и ноги Вашей не видела ни в этом кабинете, ни в моем отделении. — повысила голос на женщину, которая опешила от такого громкого тона. — Это не Вашего ума дело, как и что будет дальше у нас с Геннадием. Прошу больше меня не беспокоить своими обвинениями. Мне, в отличие от Вас, есть чем заняться. Всего доброго не пожелаю, дверь сзади. — Ирина не сочла женщину достойной чести получить ее внимание, потому сразу же опустила взгляд на документы, стараясь хоть как-то вчитаться в них для вида, но поток мыслей о сказанном Людмилой только что с силой ворвался в сознание. Он ей даже не сказал про проблемы со здоровьем... И почему она только должна слышать это от его жены, удивляться этому? Разве не он говорил о том, что доверие — главное для него? Кривицкая же молча вышла, не став отвечать на колкие фразы со стороны Егоровой. Она молниеносно промчалась мимо Дубровской, стараясь остаться незамеченной. И выйдя из помещения, облегченно выдохнула, поняв, что сумела незаметно проскользнуть к выходу. Да вот только рано обрадовалась... — Люда, что ты делаешь здесь? — сзади внезапно восстала фигура Геннадия, который решил немного прогуляться после длительной операции. — Гена?... Я тебя искала. — рефлекторное отведение взгляда сразу выдали лживость в словах женщины. — Думаешь, поверю? Ты к Ирине приходила?! Что наговорила?! — Кривицкий нещадно сжал предплечье Людмилы в крепкой ладони, чем заставил ее шикнуть. Женское нутро переполнялось страхом, ведь ранее она никогда не видела супруга таким разъяренным, никогда не ощущала боли от его хватки.

***

От внезапного громкого стука в дверь женщина вздрогнула, выпав из своих мыслей. Догадалась, кто мог прийти так неожиданно в такой поздний час. На цыпочках подобралась к двери, прислонившись к ней лбом. Его тепло, ставшее против ее воли снова таким родным, ощущалось даже сквозь мощную преграду. — Ира, я хочу поговорить, открой пожалуйста. — в голове промелькнула мысль, что она прямо перед ним, скрытая за этой чертовой дверью, которая никак не хотела отворяться. — Ир, я знаю, ты здесь. — прошептал. Знал, что слышит. — Ген, мне нужно побыть... — Ира, нам нужно поговорить. — уверенно отрезал Геннадий, отчеканив каждое слово. По его интонации можно было понять, что бороться с назойливым гостем было бессмысленно, да и откладывать все, что она хотела сказать, тоже. Медленно провернув несколько раз в замке ключ, женщина толкнула дверь, в проеме которой сразу же восстал силуэт Кривицкого. — Я пройду? — настоял, увидев, как недовольно она смотрит на него. — Раз уж пришел, проходи. На кухню. Чай будешь? — нехотя спросила Ирина, заходя вслед за гостем в комнату. — Нет, спасибо. — Геннадий уселся напротив женщины, вальяжно заключив руки в замок прямо на столе. — Ир, я знаю, что моя жена приходила к тебе сегодня. Случайно узнал, когда встретил ее около входа в Склиф. — реакции не дала, что напрягло мужчину. — Странно, что ты так поздно узнаешь, где была твоя жена. — лишь немного вскинула брови, все также разглядывая нечто предельно интересное на пустом столе. — Ир, я не знаю, что она наговорила, но выслушай меня пожалуйста... — Нет, это ты меня выслушай, Гена. Знаешь, я не хочу быть твоей любовницей, постоянно думая о том, что в один прекрасный день ты поймешь, что любишь свою жену, как когда-то. Я не готова делить тебя с кем-то. Да и эту песню мы однажды уже спели, Гена. Тогда, в Израиле. Тебе то может ничем та интрижка потом и не обернулась, а вот для меня она повлекла за собой очень серьезные последствия. Я не буду наступать на те же грабли. — мужчина хотел убрать одинокую слезу, резво стекающую по щеке женщины, но она не дала, отмахнувшись от руки Геннадия. Бездействие и тишина окутали комнату на несколько минут. — Ира, я пришел сюда, чтобы наконец все выяснить. Почему у тебя нет детей? — и сам не заметил, как из его уст вылетел этот вопрос. Ирина опешила. Она бы никогда не подумала, что Кривицкий отважится настолько прямо задавать ей такие вопросы, глядя при этом прямо ей в глаза, пробираясь сквозь них к ней в израненную душу, раны которой сейчас вновь стали открываться, с новой силой вызывая боль в груди. Впрочем, Павлова часто недооценивала людей. Немного поколебавшись, поняла: выхода нет. Хочет правду — получит правду. — Я сделала аборт после нашего романа, Кривицкий. Это последствие моей ошибки. — самые страшные догадки Геннадия внезапно подтвердились. Сейчас он начинал злиться на всех: на Людмилу, нее, весь мир. Но в самую первую очередь на себя... — Почему мне не сказала ничего? — только и смог выдавить, не сводя взгляд с женщины, которая, напротив, бегала глазами по всему, чему только можно. — В тот день, когда ты сказал, что мы расстаемся, я собиралась тебе все сказать. Скрывать я не намерена была. Но после всего, что ты тогда выдал, мне хотелось одного: полностью избавиться от всего, что меня связывало с тобой, полностью начать новую жизнь. До сих пор расплачиваюсь. Впрочем, как и ты, раз и у тебя до сих пор нет детей. — ни одна мышца на лице не выдала ее бури внутри, она все так же спокойно сидела, оперевшись на спинку стула. — Кто знал еще? — Никто. Это та тайна, которую я пронесла в себе сквозь всю жизнь. — наконец боль в душе, скрываемая столько лет, дала о себе знать: глаза заполнились слезами, а сама она склонила голову, не желая смотреть на их совместное поражение. И лишь еле слышный хрип заставил ее обратить внимание на его источник. — Гена?! Сердце? Гена, где таблетки? — Павлова мгновенно облетела стол, оказываясь рядом с мужчиной, схватившимся за сердце. Нет, его уже не удивляла ее осведомленность о таблетках, а следовательно, и о его проблемах со здоровьем. От этой фурии что-то скрыть было невозможно, Геннадий это уже успел понять. — В кармане. — прохрипел из последних сил Кривицкий, указывая дрожащей рукой на коридор. Женщина молниеносно принесла ему лекарство, дав его сама. — Лучше? — спросила Ирина, продолжая сидеть на корточках около побледневшего Геннадия. — Да. — не допустив, чтобы комната вновь наполнилась давящим молчанием, мужчина резко ударил кулаком по столу, словно что-то утверждая в своей голове, и поднялся, что повторила и испуганная внезапно изменившимся поведением Кривицкого Павлова. — Я подаю завтра на развод. А после мы с тобой увидимся и решим, что будем делать дальше. — никогда ранее Ирина не слышала такого утвердительного тона со стороны Геннадия, не считая операционную, в которой он всегда кардинально менялся. Единственное, что оставалось ошарашенной Павловой, - это лишь молча кивнуть в знак согласия. Он направился к двери, но у самого выхода, будучи уже одетым, мужчина обернулся и подошел к Ирине. Геннадий молча склонился над ней и аккуратно оставил поцелуй на ее все еще влажной от слез щеке. И лишь стук закрывшейся двери смог вытащить Ирину Алексеевну из своих мыслей. Впереди у обоих вся ночь. И если Павлова еще не знала, что задумал Геннадий, то последний уже твердо решил, что с ними будет дальше. Днем так и не появился дома, наплевав на все, что там его ждало. Ни породнившиеся стены, ни супруга не вызывали уже в нем никакого чувства привязанности, лишь та, от которой он направился сюда... Знаменитый врач решительно отмерял шагами набережную, погрузившись в свои мысли. Он давно уже задумывался о разводе, но никак не мог пойти на это. И вот сегодня, раскрыв перед собой все карты, Геннадий резко решился. Окончательно. Бесповоротно. Не будет портить своей слабохарактерностью жизнь ни Ирине, ни себе, ни Людмиле. Нет, он не позволит своей любимой женщине вновь обжечься, ошибиться из-за него. Ее сила восхищала Кривицкого: она мало того, что пустила к себе в голову мысль о том, что между ними все еще может быть, она старалась это воплотить в жизнь, забыть все старые обиды, отпустить прошлое. Правда, это у Ирины так и не получилось... Но теперь все тайны нужно разделить на двоих, и он обязательно докажет женщине, что она может быть счастливой, что все можно начать с чистого листа. Раз судьба заново свела их, если она допускает мысль о прощении, значит не все еще утеряно. Но сможет ли она пойти до конца? Не свернет ли с намеченного пути, побоявшись вновь оказаться брошенной? Поправив свои очки, Геннадий вновь взглянул на еле волнующуюся воду, которая успокаивала своей неспешностью и размеренностью. Завтрашний день будет слишком насыщен...