Воля и разум

Обживаться на новом месте — это весело. Они благополучно поделили обязанности по разбору коробок. Алла разбирала одежду, Макс — книги. Он вообще-то хотел начать с посуды, но Алла сказала, что он все перебьет, и что она лучше разберет сама. Максим согласился — книги он точно не разобьет. Оценив фронт работ, Макс разумно решил поделить библиотеку пополам. Справа его книги, слева — книги Аллы. Свои книги он разобрал быстро — просто восстановил тот порядок, что создавал в квартире родителей. С Аллиными было сложнее — она перевезла достаточно много коробок из Истры, и если порядок расстановки книг с Филипповского Максим худо-бедно понял, то вот как они стояли на даче он не имел ни малейшего представления. Он создал свою систему: полки художественных книг чередовались с учебниками, в самый низ он ставил научные журналы прошлых лет. И зачем Алла их хранит. Поэзию — к поэзии, прозу — к прозе. Все по годам. Алла должна бить довольна. Конечно, Макс ронял книги. Куда же без этого, когда стоишь на лестнице в попытке воткнуть нужные тома на верхние полки. Из очередной упавшей книги выпало что-то. Макс сначала подумал, что это открытки, сел на пол и уже стал собирать, чтобы положить обратно, как заметил, что это совсем не открытки. Вообще ни разу не открытки, хотя могли бы ими стать. Это были фотографии. Макс узнал Аллу сразу. На снимках она совсем молоденькая, видимо, на отдыхе. На первой фотографии она в купальнике сидит, согнув ноги в коленях. Огромные очки скрывают глаза. Макс подумал, что это к лучшему — если бы на фото были еще и глаза, он бы точно умер от удушья, потому что забыл бы дышать. Ее шикарные пышные волосы, ее безупречные ноги, ее руки. Только лицо какое-то печальное. Макс потянулся за следующей фотографией. Алла лежит на деревянном шезлонге, загорает. Лиф купальника развязан. Макс сглотнул. В этой фотографии, по современным меркам, не было ничего непристойного. Многие бы даже сочли их весьма скромными, но Макс покраснел. Как же она красива, с ума сойти. Третья фотография была похожа на первую. Алла все так же лежала, но уже смотрела в камеру. С этого ракурса уже не было видны ноги, зато была видна грудь. Совсем чуть-чуть. Макс бы многое отдал, чтобы увидеть больше. Зато эти фото объясняли, почему Алла согласилась на ню-фотосессию. Она это уже проходила. Макс даже почувствовал укол ревности. Почему он не родился раньше? Почему не мог бить с ней рядом всю ее жизнь? За своими размышлениями, Макс не заметил, как в библиотеку прокралась Алла. Он вздрогнул, когда она обняла его за плечи со спины. — Ты чего так пугаешь? Алла поцеловала его в щеку и заметила, что привлекло внимание Максима. Она потянулась вперед и взяла фотографию из его рук. — Они выпали из книги. Извини… — начал было Макс. — Я так и поняла, — сказала Алла, возвращая фотографию. — Хорошенькая. Мак развернулся к Алле. Они так и сидели на полу, но уже напротив друг друга. — Безумно, Алла. Ты тут такая малышка. Алла усмехнулась. — Я на этих фото старше, чем ты сейчас. — Ну и что? Все равно малышка. Просто невозможной красоты девушка. Макс снова посмотрел на фотографию. Это настоящая Богиня. Его Богиня. — Да. Жаль, что ты ее никогда не увидишь. О, нет. Макс быстро отложил фотографию в сторону и посмотрел на Аллу. Он нахмурился. — Что значит не увижу? Вот она, сидит на полу рядом со мной. — Я совсем на нее не похожа. Если бы я выглядела сейчас, как на… — «Как на фото, то все было бы правильно». Мы это уже проходили, Алла, — Макс подался вперед и положил ладонь на ее щеку. — Аллусь, есть только одна причина, почему я хотел бы родиться пораньше. Алла подняла на него взгляд. — Чтобы спать с той молодой красоткой с фото? — Нет, — Макс закатил глаза. — Чтобы найти тебя раньше и быть с тобой всю твою жизнь. Чтобы ты избежала четырех разводов. Чтобы оберегать тебя. Алла прикрыла глаза. Он врет. Но врет красиво, вопросов нет. Макс поцеловал ее в нос и дотянулся до их закрытого альбома. Нашарил в кармане ключ. Алла схватила его за руку. — Не надо, пожалуйста. — Аллусь. Верь мне, — Макс накрыл ее руку своей. — Я люблю тебя. Он снял ее руку со своей, открыл альбом и быстро нашел нужную фотографию. Ту самую, с дивана. Он положил рядом фотографию с пляжа, как будто сравнивая. Он молчал, переводя взгляд с одного изображения на другое. Алла нервничала. Это было совсем не рационально, но она чувствовала… ревность? Ревность к самой себе? — Ладно, видимо эту загадку я никогда не разгадаю, — резюмировал Максим и закрыл альбом. — Какую загадку? — глухо спросила Алла. Макс запер альбом и встал. — Я не понимаю, как так получается, что ты с годами стала еще сексуальнее. Он ей льстит. Алла это прекрасно понимала. Нынешняя она и рядом не стояла с молодой версией. — С ней бы ты смотрелся идеально, — проворчала она, вставая. Макс подал ей руку. Стоило Алле встать на ноги, он, не говоря ни слова, потащил ее к выходу из библиотеки. Прямо в спальню. Настроения на близость у Аллы, к сожалению, не было, но она покорно шла следом. Она уже стала подбирать слова о том, что устала разбирать вещи, но Максим и не тащил ее в кровать. Он остановился у зеркала. — Ты права. Я с ней смотрюсь идеально, — он по хозяйски положил руку на ее талию. — Посмотри, какая красотка. — Ты прекрасно понимаешь… — Нет, Алла, я не понимаю, — он перевел взгляд с отражения на живую Аллу. — Я упорно не понимаю, какого черта ты говоришь о себе в третьем лице. Ты — это ты. На тех фото из книги — ты. На фото из альбома — тоже ты. Сейчас стоишь передо мной и разбиваешь мне сердце тоже ты. Алла посмотрела ему в глаза. К чему он клонит? — Я не разбиваю тебе сердце. — Разбиваешь, Алла, — он взял ее за плечи. — Даже с твоего подхода — разбиваешь. Потому что ты ругаешь мою жену. Представь, если бы я себя ругал? Алла закатила глаза. О чем ему себя ругать? — Ты посмотри, — он кивнул на зеркало. — Стоит очкарик, кожа да кости, волосы во все стороны. — Мне нравятся твои очки, — Алла пожала плечами. — И тело твое меня устраивает, и волосы. Макс развел руками. — Видишь! А мне нравишься ты. Вся нравишься. — Но молодая я нравлюсь тебе больше. Это просто невыносимо. Макс правда был уверен, что этот вопрос закрыт еще несколько лет назад. В конце-концов, она ничему не выдавала свою тревогу из-за разницы в возрасте, если не считать их разговор о детях. Неужели она продолжала себя грызть все это время? Молча? — Ты мне любая нравишься, — он резко притянул ее в объятья и привычно прижал ее голову к своей груди, втыкаясь носом в копну рыжих волос. — Я одинаково возбуждаюсь от фото в альбоме и от фото из книги. Но сильнее всего я возбуждаюсь от тебя живой. Алла прикрыла глаза. В том, что она возбуждает Максима, сомнений быть не могло. Он доказывал правдивость этого высказывания слишком часто, чтобы сомневаться. Алла тихонько обняла его в ответ. — Ты — моя любимая девочка, Аллусь, — он поцеловал ее в пробор. — И сейчас девочка, и через тридцать лет будешь. — У девочек не бывает морщин. Просто выть хотелось. Да как же она не понимает? — Во-первых, у тебя их тоже нет, — Макс поднял ее голову за подбородок и осмотрел лицо внимательно. — Ни одной, причем. А даже если появятся — мне все равно. — Если появятся, я сделаю пластику. Нет, сил отговаривать ее от хирургов у него точно нет сегодня. Когда вопрос встанет ребром — тогда и будет. Не сейчас. — Аллусь, я тебя люблю любой. Будет у тебя морщинка, две, три, да хоть тридцать три. Мне все равно абсолютно. Ты всегда будешь моей красавицей-женой. Моей лисичкой, моей жар-птицей и моей любимой девочкой. Алла положила ладонь ему на щеку. Ложь бы она узнала сразу. Он говорит искреннее. Он не врет ей, он абсолютно убежден в своих словах. Так же, как в начале их отношений, когда он повторял ей это все снова и снова. Так же, как и каждый раз, когда она себя цепляла. Но он юн. Он не понимает, что говорит. Две вещи Алла знала точно. Первая — этот брак ее последний, она будет с ним или не будет больше ни с кем. Вторая — ревновать к самой себе — абсурд. — А ты — моим любимым мужчиной, — сказала Алла вдруг. Она впервые назвала его мужчиной, обычно про себя она называла его мальчиком. — Я могу спокойно стареть с тобой? — Конечно, — Максим чуть сильнее сжал ее талию. — Конечно можешь, Алла. Я не отправлю тебя делать кучу операций или опкалываться уколами. Я не уйду от тебя и никогда не изменю своего к тебе отношения. Давай так… В голову Максима вдруг влетела идея. Он чмокнул Аллу в губы и бросился к комоду, пошарился и вытащил атласную ленту. Он вернулся к Алле, стал напротив нее, протянув руку. — Возьми меня за предплечье. Как только Алла положила свою руку, Макс стал обматывать их руки. — Что ты… — Лучше помоги. Затяни сильнее. Алла быстро докрутила ленту вокруг их рук. Если это пародия на классический русский обряд с рушником, то почему они стоят напротив друг-друга, а не рядом? — Алла, — начал Максим, когда их руки были связаны. — Я клянусь, что буду с тобой рядом всю нашу жизнь. Я клянусь, что буду всегда беречь и любить тебя. Я клянусь, что если — не дай бог — что-то произойдет, ты не останешься с болью одна. Я буду твоей опорой, я поддержу тебя во всем, что ты задумаешь и обеспечу тебя всем. Я гарантирую тебе заботу, покой и абсолютную любовь. И прошу только одного взамен. Алла слушала его речь, не отрывая взгляда от его глаз. Эти безупречные зеленые глаза, абсолютно безумные и абсолютно влюбленные, сейчас были очень серьезными. Это не игра. И этот момент, почему-то казался ей намного более волнительным, чем загс. Возможно, потому что загс она уже проходила. Клятв на ленте ей не давал никто. — Алла, я прошу тебя: позволь мне всегда быть твоим мужем. Пятым и последним. А ты всегда будешь моей женой. Первой и единственной. Единственной? Но ведь даже при оптимистичном раскладе, когда она умрет, он будет не старым. — Нет, не смей. Глаза выдают, — Макс сжал ее предплечье связанной рукой. — Не смей об этом думать. Первая и единственная. Это мое слово. Не бойся ничего. Первая и единственная. Как возможно в это поверить? Как же страшно. Черт возьми, даже на венчании с Киркоровым так страшно не было. И на развенчивании. Алла собрала всю волю в кулак. Разум подсказывал — сейчас ее слово важнее, чем когда-либо. Сейчас она решает свою судьбу. — Я клянусь, Максим, — начала она на выдохе. — Я клянусь, что с этого момента и всегда я буду тебе верить. Во всем, я отдам тебе абсолютно все свое доверие. Только не делай мне больно. Я не уверена, что выдержу снова. — Ни за что на свете. Спасибо, Алла. И после этих слов, не развязывая ленты, они синхронно потянулись друг к другу за поцелуем. Это не был один из легких романтичных поцелуев, которых они дарили друг-другу сотни раз. Это даже не был поцелуй из загса. Это прикосновение губ было почти сакральным. Как скрепление клятв, что они дали друг-другу. Как нерушимая печать. Никто и никогда не узнает, что происходило в тот вечер. Никто не узнает, что на одной из страниц закрытого альбома теперь лежала лента. А Максим только много лет спустя узнает, что почти полностью повторил обряд ведьминой свадьбы. Он никогда о нем не слышал, наткнулся в интернете и обомлел. Тогда лента выступала формальным атрибутом, ему было вообще все равно, если бы он нашел в комоде флюорографию, он бы клялся на ней. Но нашел ленту. По прошествии лет это казалось символичным. Ведь оба они свои клятвы исполнили.