катерина

и вот он ушёл. да, прямо так, не сказав ничего. ну, это только на первый взгляд: на деле он очень даже много чего сказал, только это обнаружат потом на маленькой чёрной флешке с надписью „исповедь“, сделанной слегка растёкшимся чёрный маркером на малярном скотче. флешка лежала на заваленном другими вещами рабочем столе, и как будто вообще не должна была там быть. это выглядело как не самое продуманное решение: наверное, если бы он готовился, то на флешке с таким громким названием был бы только один документ на 70 страниц с рассказом что, зачем и почему. но кроме этого документа там был ещё и какой-то реферат, скачанный на неё больше года назад. он, может быть, и не рассчитывал, что флешку найдут, настолько она сливалась с остальным хламом типа спичечного коробка, черных гелевых ручек и исписанных листов формата а5. он просто хотел надеяться, что в конце концов о нём узнают и его поймут. он даже думал вернуться: симку из своего телефона переставил в старую нокию, которой в последний раз пользовался лет шесть назад, и положил в карман. он даже зарядил эту злополучную нокию, так что шансы вполне были. бродить долго всё равно не получилось бы, у него с собой были только ключи от дома, ножницы и телефон. ключи были странным выбором: он сам не понял, зачем их оставил. да, оставлять двери в квартиру открытыми не самое разумное решение, но можно же было выкинуть их по дороге. он как будто всё время ждал знака свыше, который сказал бы ему: „что ты делаешь, дурень? вернись, у тебя ещё есть и время, и возможность“. так вот, только ключи, ножницы и телефон. ни денег, ни еды, ни воды. можно, конечно, украсть что-нибудь у бабушек, которые около остановок торгуют грибами и черемшой, но ему слишком жалко бабушек. в любом случае, было только два варианта: либо пойти и сделать, либо вернуться домой. он выбрал первый вариант. ножницы — тоже предмет вполне объяснимый. перед уходом он немного поразмыслил и понял, что если не вернётся домой до следующего дня, то родители обязательно позвонят в полицию, и скоро на столбах появятся объявления: „внимание! пропал ребёнок. * * *, 200* г. р., особые приметы: тёмно-русые волосы выше плеч…“. именно от этих волос выше плеч он и хотел избавиться. красить их в полевых условиях — не лучшая идея, так что проще их отстричь. да, получится неровно, но сверху можно надеть капюшон, например. он плохо продумал сам способ самоубийства: не взял ни верёвки, ни медикаментов, ни чего-нибудь такого. в конце концов он решил утопиться в ближайшей реке. конечно, явно не в той, которая текла почти в центре города, потому что это привлекло бы слишком много внимания. хотя идти куда-то в непонятном направлении без навигатора в поисках водоёма не выглядело, как надёжный вариант. он решил просто найти какое-нибудь безлюдное место у берега той самой реки. из экскурсии на катере, куда его повели родители, когда ему было 11, он помнил, что река делает крюк в районе заброшенных зданий. из-за того, что райончик специфичный, думал он, там не будет людей. действительно, кто будет лазать по заброшкам в три часа дня во вторник? но до этого места ещё нужно было дойти. вся дорога была как в тумане, он помнил только свои скачущие с темы на тему мысли. наверное, идя на место своей смерти, самоубийцы вспоминают всю свою жизнь, но его мысли выглядели скорее как хаотичный комок, из которого нельзя было выудить ничего членораздельного. единственная его надежда — лишь бы „исповедь“ нашли. тогда он точно будет спокоен. наконец он дошёл: река делала небольшую петлю, в центре которой был островок с жёлтым засохшим кустом. интересно, почему он засох, если растёт буквально посреди реки? нормально ли перед собственной смертью думать о каком-то кусте? он провёл на одном месте около сорока минут. обошёл эти три дурацких квадратных метра вдоль и поперёк, раз двадцать сел на бетонное ограждение у реки, но даже повиснуть на нём не решался, не то что спрыгнуть в реку. он много раз задумывался о том, насколько быстро новость об убившемся подростке с ним в главной роли подхватят местные СМИ. если даже в Москве такие новости — сенсация, то в его городе с населением меньше миллиона уж точно. хотя скорее всего первые несколько дней он будет считаться пропавшим без вести. потом, может быть, какой-нибудь дедушка-охранник скажет, что видел ребёнка, похожего по описанию, и что этот ребёнок шёл вдоль реки, а дальше его никто не видел. потом подключат водолазов, и они найдут тело этого самого ребёнка. он будет всё так же в куртке с этими ножницами, ключами и нокией в кармане. или ключи выпадут из кармана и упадут на дно, они же тяжёлые. да и всё, наверное, выпадет. в школе тоже эта новость без внимания не останется. он не мог вспомнить ни одного случая, когда кто-то в его школе убивал себя, так что вскоре о его собственной смерти заговорят. обязательно в каждом классе проведут беседу, что в школе есть психолог, к которому можно обратиться, что вы не одни, и что такой случай — безусловно, большое горе. ему даже стало жаль свою классную руководительницу и нескольких учительниц, своих одноклассниц. он услышал тихие медленные шаги за своей спиной. он повернулся и узнал того самого дедушку-охранника, которого он приметил ещё по пути сюда и который, возможно, и давал бы показания по поводу пропажи подростка. дедушка равнодушно-поучающе сказал: — молодой человек, не сидите на ограде, пожалуйста. — да нет, я тут просто… — попытался парировать тот самый молодой человек. — что „вы тут просто“? с этой ограды месяц назад такой же паренёк, как вы, сорвался. только недавно следователи отстали, я еле как доказал, что я не при чём. — ага, я понял… — так что слезьте от греха подальше. идите домой, молодой человек, скоро уже стемнеет. и молодой человек пошёл домой. он поставил симку обратно в свой телефон, убрал флешку со стола, поставил ножницы в банку с канцелярскими принадлежностями и положил ключи в школьный рюкзак.