***
— Так что же там происходило? — Арчеру пришлось сдерживать себя, чтобы не подпрыгнуть, когда прямо за его спиной раздался голос. — Я чувствителен к пране, как, черт возьми, ты можешь так прятаться от меня? — спросил он у Гарри, который появился рядом с ним и сел, хотя по-прежнему не чувствовал его праны. Ну, это было не совсем так: он чувствовал, где должна находиться прана Гарри, но все, что там было, — это вакуум пустоты, в котором не было ничего. Возможно, это и есть способ отследить Гарри — полное отсутствие праны. — Из-за этого, — ответил Гарри после чего обнажил плечо и показав Арчеру рунический массив, вытатуированный у него на спине. — Я пытаюсь приучить себя к тому, чтобы моя аура гасилась подсознательно, но это довольно… неприятно для тех, кто может обнаружить такие вещи. Арчер поднял бровь, а Гарри пожал плечами, возвращая свою одежду в нормальное состояние. — Я взял на себя большую часть сил Ангра-Майнью, его тьма и грехи запятнали мою собственную ауру. Если кто-то уловит хоть малейшую грань этого, его может вырвать, в независимости от чего-либо. — Понятно, — он кивнул. — Я слышал о Медее, и, если не считать того, что ты слишком много болтаешь, это звучит просто идеально. Гарри фыркнул. — Да, я действительно говорил гораздо больше, чем оригинал. Тем не менее, единственный, кто здесь об этом знает, — это ты, так что это не имеет особого значения. Я пытался убедить их отправить тебя ко мне, так что я немного запутался. — Частично тебе это удалось. Широ это предложил, но Рин предпочла бы знать, где находится потенциальный враг, чтобы ей не приходилось так часто следить за спиной. Как будет выглядеть следующий шаг? Войну Грааля нельзя затягивать до бесконечности, рано или поздно что-то должно произойти, — сказал ему Арчер. — Нет, я не могу поддерживать эту ситуацию, рано или поздно у них возникнут подозрения, и они начнут разбираться. На самом деле я с нетерпением жду конца этой войны, чтобы заморочить Рин голову тем, что именно я с самого начала контролировал войну за Грааль, — Гарри на мгновение нахмурился. — Правда не совсем, я не планировал умирать и то, что уже произошло, в конце концов. — Еще два дня, — внезапно сказал Гарри после некоторого молчания. — Два дня, и все, что останется от Грааля, будет, по сути, тенью. Он по-прежнему будет проклят, искажая любое желание, загаданное с его помощью, но Ангра-Майнью исчезнет. Арчер кивнул. — А что будет со Слугами в этой войне? — спросил он. — Что вы собираешься делать со всеми ними? Гарри пожал плечами. — Для меня они не имеют значения. У меня есть способ заменить слуг, которых использует Грааль, и я намерен сделать это для Кастер, Ассасин и Райдер, но не так много тех, у кого есть сила или желание поддерживать слугу без Грааля, — ответил он. — Мне нужно позаботиться о Гильгамеше, у него на уме одни неприятности. Я не намерен участвовать в этой войне, но в конце уничтожу Грааль. Лансер просто хочет сражаться, поэтому ему даже не нужен Грааль, чтобы его желание исполнилось. Ты просто хочешь испытать и, возможно, убить Широ, поэтому он вам не нужен. Я понятия не имею о Берсеркере, но Сейбер хочет получить Грааль. Честно говоря, она сейчас, наверное, самая большая угроза, — Гарри объяснил. — Направь Сейбер на Гильгамеша. Он хочет заполучить её для себя и не станет убивать, что даст ей хороший шансы, — Арчер на мгновение задумался. — Мои способности и способности Широ — тоже хороший способ противостоять ему, просто у него, как правило, больше праны, чем у нас. Гарри кивнул. — Я намерен перекрыть ему доступ к пране, как только он покинет церковь. Без этого у него будет ограниченное время, пока он не исчезнет, что облегчит задачу тому, кто попытается его уничтожить, — Гарри наклонил голову на одну сторону. — Если он одержим Сейбер, как ты сказал, то, полагаю, — это один из способов привлечь его внимание. Арчер усмехнулся, представив себе этот образ. — Он пока не хочет показываться. Он смотрит на войну, как мы на пьесу, и считает себя зрителем или актером. Он будет появляться только в своих «сценах», которые, скорее всего, будут в конце. Это несомненное благословение, поскольку пока нам не нужно на нем сосредотачиваться, но он имеет обыкновение приходить, когда ты уже на пределе, и делать показывать «всё свое величие». Гарри кивнул головой и принял мрачное выражение лица. — Ну, если у меня будет такая возможность, то я определенно устрою дождь на его параде и опущу занавес, — его губы дрогнули в небольшой улыбке. — Тем не менее, от него будут одни неприятности, что бы ни случилось. Неужели ты думаешь, что он будет молчать и просто исчезнет, как только поймет, что его запас праны иссяк? — Нет, — коротко ответил Арчер. — Если бы он знал, что у него осталось ограниченное количество времени, а с его высоким рангом Независимого действия это еще довольно долго, то он бы направился к нам во всеоружии, — Арчер нахмурился. — Если это случится, то нам нужно быть готовыми обрушить на него все, что у нас есть. Могу только представить, сколько разрушений и хаоса он вызовет. Гарри кивнул. — О нем стоит беспокоиться, — с его губ сорвался вздох. «Я уже чертовски устал жонглировать всем, что у меня сейчас есть. Если бы эта война была шахматной партией, то я был бы и одной из фигур, и одним из игроков. Арчер бросил на него забавный взгляд. — Ты прав. Если рассматривать Слуг и так далее, как фигуры, то у вас на них монополия, не говоря уже о том, что именно ты руководишь этой войной, — он потянулся и огляделся, выполняя свой долг охранника. — Я не удивлюсь, если тебе удастся вывести всех живыми из этой войны, ты определенно прикладываешь к этому усилия. Гарри кивнул головой и тоже осмотрелся. — Да, но это меня утомляет. Я сделал кое-что, чтобы было легче следить за происходящим, но даже тогда я не всесилен, — Арчер с любопытством посмотрел на карту, которую Гарри достал из внутреннего кармана своего плаща. Развернув ее, он увидел карту города Фуюки, испещренную точками. Большинство точек были черными, но было и несколько других цветов. Группа этих разноцветных точек находилась в доме Эмии. Заметив, куда он смотрит, Гарри коснулся пальцем карты, и она увеличилась в том месте, куда он дотронулся. Там были две синие точки, обозначенные как Широ Эмия и Рин Тосака, четыре серебряные точки, обозначенные как Широ Эмия, Артурия Пендрагон, монстр Франкенштейна и Джек Потрошитель, а также одна точка, которая никак не могла определиться с цветом и быстро перебирала их, обозначая Гарри Поттера. Гарри снова уменьшил карту и сложил ее, засунув обратно во внутренний карман. — Так вот как ты следишь за всеми, — сказал Арчер. — Должен сказать, это, безусловно, уникальный и полезный артефакт. Это об этом ты говорил, когда сказал Широ и Рин, что у тебя есть планы, которые облегчат их слежку? Гарри кивнул головой. — Мой отец и его друзья сделали нечто похожее, когда учились в школе, они назвали это «Картой Мародеров», и это моя попытка повторить ее. Моя проще, у нее нет пароля, который делает ее пустой, и она не оскорбляет людей, которые не знают пароля, но она достаточно хороша для того, что мне нужно. — Я хотел спросить тебя кое о чем: у тебя есть идеи насчет того, как мы собираемся отделить Широ от Сейбер для моей… встречи с ним? — спросил Арчер, заставив Гарри снова склонить голову набок и обдумать вопрос. — Всегда есть возможность убить ее, но нам может понадобиться её Благородный Фантазм, чтобы уничтожить Грааль, и мы можем не справиться с Гильгамешем к тому времени. Разделить их будет непросто. Сейбер всегда с ним, так что, возможно, мы сможем похитить её или что-то в этом роде. С помощью «Разрушителя правил» я смогу разорвать ее связь с Широ, а затем использовать командные печати, чтобы держать ее подальше от того места, где вы двое будете сражаться, — Гарри вздохнул. — Но она не единственная, кто может вмешаться. Не думаю, что Рин будет очень рада тому, что её Слугу украли, и она может попытаться что-то предпринять, может вмешаться другой мастер или Слуга, или случится что-то ещё, что поставит крест на всех наших планах, — Гарри пожал плечами. — Это лучшее, что мы можем сделать, не более того. Он встал и хрустнул шеей. — А теперь я пойду, утро уже близко, и у меня есть дела, — он собрался исчезнуть, но Арчер заговорил прежде, чем он действительно ушел. — Прежде чем ты уйдешь, могу я посмотреть, насколько точно ты сымитировал Медею? — Гарри взглянул на него, хмыкнул, но все же сделал то, что его попросили. Вместо иллюзии, как ожидал Арчер, тело Гарри стало быстро превращаться в Медею колхидскую. К счастью, Гарри хватило ума одновременно сменить одежду — иначе могло бы получиться неловко, и вскоре перед Арчером стояла Ведьма Предательства. — Ну как? — спросила фигура, и Арчер оценил, насколько точным был ее голос. — Если бы я не видел оригинал, я бы сказал, что ты — это она, — сказал он. Гарри кивнул головой и вернулся в свою форму. Он провел руками по телу и кивнул, почувствовав, что снова стал самим собой. В первый раз, когда он менялся, произошел инцидент, и он сохранил некоторые части анатомии Медеи, которые не должен был иметь. — Ну вот, я снова стал нормальным, или настолько нормальным, насколько это вообще возможно, — пробормотал Гарри. — Прощай, Арчер. Увидимся довольно скоро, береги себя, — с этими словами Гарри исчез из поля зрения Арчера. Еще мгновение оставался вакуум праны, в котором ничего нельзя было обнаружить, прежде чем он тоже исчез.***
Гарри вернулся домой сразу после встречи с Арчером и обнаружил, что Широ позвонил ему домой, чтобы сообщить о результатах разговора с Рин. Гарри выслушал, а затем быстро отправился в свою комнату, чтобы немного поспать. Проснувшись через час, он обнаружил, что Ассасин снова устроилась поудобнее, свернувшись калачиком у него под боком. Ему пришлось улыбнуться: он знал, почему она так поступает. Когда она была всего лишь «уличной крысой», детям приходилось собираться вместе, чтобы согреться и не умереть. Казалось, что и сейчас, когда у нее есть своя комната, она не собирается отказываться от этой привычки. Гарри это не смущало: он был рад, что его Слуги могут прийти к нему со своими проблемами или положиться на него в чём-то. Он призвал их, значит, и ответственность за них лежит на нём, независимо от того, насколько каждый из них способен позаботиться о себе сам. Но сегодня утром он увидел не Ассасин, которая свернулась калачиком у него под боком, а Медузу, лежавшую на нем. Он заглянул ей в глаза, так как повязок ни у кого из них сейчас не было, и подумал о том, как они прекрасны. Медузе нравилось, что она может смотреть на кого-то, не превращая при этом в камень. Её сестры были невосприимчивы к этому, либо из-за силы, которой обладали, либо из-за того, что её глаза не влияли на семью, либо по какой-то другой причине, но Гарри не был ни Сфено, ни Эвриалой. — Доброе утро, Медуза. Чем обязан? — спросил Гарри после нескольких мгновений молчания. Медуза встала, и Гарри тоже сел, разбудив Ассасин, которая невинно заморгала, глядя на них двоих. — Ничего особенного, я просто задумалась, — сказала Медуза низким и мягким голосом. Гарри бросил на нее недоуменный взгляд и потянулся к прикроватной тумбочке, где лежали две повязки на глаза. Он надел одну из них и полностью встал с кровати. На нем были боксеры, но он не чувствовал неловкости, стоя в таком виде. Он вырос со Сфено и Эвриалой, которые не имели такого чувства скромности, как большинство других. — Не хочешь поделиться? — спросил он, начиная одеваться. Как и почти все остальное, его одежда состояла из простых черных брюк, черной рубашки и носков, сапог, плаща из шкуры василиска, наручей и нескольких сегментов брони. — Возможно, в другой раз, — сказала она ему, выходя за дверь. Гарри пожал плечами и вышел вслед за ней, а Ассасин — следом за ним. Он направился вниз по лестнице, откуда доносились запахи вкусной еды. Тамамо и Лиз уже были там. Первая надулась и злобно смотрела на Ассасин и Медузу, бормоча про то, что они «пытаются увести у нее муженька» и прочие бессмысленные вещи. Лиз лишь подняла голову и помахала рукой, когда они уселись за стол. Через несколько минут со стороны библиотеки появилась Фран с книгой в руках. Базетт и Лансер проснутся только через несколько часов, ведь они вернулись всего за несколько минут до рассвета. Когда Сакура вошла с посудой, Гарри помог ей, бормоча себе под нос, что она украла его кухню. Между ними и Широ уже давно было негласное соревнование, кто первым доберётся до кухни и приготовит еду. Хотя Рин умела довольно хорошо готовить, она с радостью позволяла им делать это за нее. Поев, они разошлись по своим делам, которыми каждый из них занимался в течение дня. Фран, похоже, что-то изучала и отправилась в библиотеку, Сакура просматривала некоторые книги по теории волшебства в его библиотеке и отправилась в том же направлении. Лиз получила письмо от человека, который видел её картины с драконами и спрашивал, можно ли выставить несколько её работ на выставке любительского искусства. Она решила как можно больше практиковаться и рисовать, и поэтому скрылась в своей комнате. Тамамо, похоже, сама работала над каким-то проектом, связанным с тканями и тому подобным. У Гарри возникло ощущение, что все, над чем она работала, было очередной попыткой «затащить мужа в постель», как и в прошлые разы. Она хорошо готовила, но ей было как-то не по себе от того, что Гарри намного лучше. Она и раньше пыталась устраивать для него «маленькие представления», и Гарри уже начал опасаться, что лиса попытается сделать дальше. Медуза и Ассасин собирались сопровождать Гарри, когда он отправлялся в город. Кроме того, что ему нужны были продукты, ему нравилось просто бродить по городу, не думая о множестве дел, которыми он сейчас занимался, — так сказать, отдых.***
— Никогда ещё я не был так благодарен уменьшающим чарам и чарам легкости, — сказал Гарри, глядя на то, как он, Медуза и Ассасин несут в руках пакеты с покупками. Было интересно отметить, что ни один из Слуг не удостоился более чем мимолетного взгляда людей в городе Фуюки, особенно если учесть, как странно они выглядели. Это было бы странно, если забыть о том, что Гарри жил там, и жители города успели привыкнуть к странности его внешности, да и частые появления Лиз и Фран, вероятно, тоже способствовали этому. Наибольшую реакцию вызывали люди, недавно приехавшие в город или только что посетившие его, не успевшие привыкнуть к тому, что для Фуюки «нормально». Гарри посмотрел на Райдер и на то, что она выбрала для себя: как и другие, они отправились в магазин за повседневной одеждой. На ней был черный джемпер с большим вырезом и простые черные брюки, вполне обычные, но из-за очков, которые блокировали мистические глаза, она производила впечатление библиотекаря или что-то вроде того. Ассасин была одета в одежду, похожую на ту, в которой ее вызвали, но на ней так же была юбка, пусть и короткая. Честно говоря, она выглядела так, будто ей следовало бы скакать по улице в наряде школьницы, и Гарри едва не захихикал от возникшего в голове образа. — Гарри! — резким тоном сказала Медуза, вырывая мальчика из воображения. Гарри стало интересно, что привлекло внимание Слуги, и он огляделся, нет ли поблизости какой-нибудь души. Когда он нашел то, что привлекло ее внимание, ему оставалось сказать только одно, что совпадало с его мыслями. — Вот дерьмо!***
Илиясфиль наконец решилась выйти из дома. За последние несколько дней она полностью сосредоточилась на регенерации некоторых потерянных Берсеркером жизней, и теперь у него было ещё пять запасных — достаточно, чтобы она могла спокойно отправиться в город. Селла и Лизритт были удивлены тем, как Берсеркер был избит, хотя и не сказали ничего, и тем, в каком настроении сейчас находилась их хозяйка. Илия много размышляла в последние несколько дней, в конце концов, ей нечем было заняться. Её саму Война за Грааль не интересовала, она была представителем Айнцбернов, но не имела в ней никаких личных мотивов. А вот её брат, Широ Эмия, был единственной причиной, по которой она оказался в Фуюки. Она хотела знать, почему. Почему отец бросил её? Почему он просто начал создавать счастливую семью с новым ребенком? Неужели она была недостаточно хороша для него? Может, потому что она не была человеком несмотря на то, что была его плотью и кровью? Что было у этого рыжеволосого мальчика такого, чего не было у нее? Она побывала в поместье Эмии, но мальчика не увидела, и пока что война за Грааль выглядела гораздо менее простой и гораздо более запутанной, чем она предполагала. Насколько она могла судить, главными проблемами были Тиран и то другое существо, которое вызывало у нее ощущение… неправильности, но, несмотря на это, казалось таким знакомым, словно она должна была знать, кто и что это такое. Илия забрела в город, Берсеркер был в астальной форме за ее спиной, и оказалась в парке. Она присела на скамейку и просто сидела, наблюдая за проходящими мимо людьми. Ей было тяжело видеть семьи. Где была ее семья? Почему она не может быть обычной девушкой? Она просидела так довольно долго, удивляясь тому, что, когда некоторые люди смотрели на нее, никто не удивлялся ее странным волосам. Если говорить обычным человеческим языком, то ближайшим эквивалентом её внешности был альбинос, хотя она выглядела как любой другой гомункул Айнцбернов, который когда-либо существовал, — серебристоволосая и красноглазая. Она почувствовала, как Берсеркер зашевелился рядом с ней, и ее взгляд метнулся к тому, что привлекло его внимание, пока она была поглощена своими мыслями. Она удивленно моргнула, увидев то, что увидела. Несмотря на то, что она знала о них, видеть этих людей такими… было удивительно. Даже с другой окраской волос, с повязкой на глазах и без красных татуировок она все равно узнала того человека, который забрал Тиран. Там же находился и одна из других Слуг, которая была очень на него похожа. Была там и еще одна Слуга — молодая девушка с серебристыми волосами, голубыми глазами и очень короткой юбкой. Очевидно, увидев её, она услышала, как парень несмотря на то, что определить его пол было трудно, пробормотал про себя. «Вот дерьмо». Она ожидала, что они приготовятся к драке или чему-то в этом роде, но все, что произошло, — это то, что парень потупил взор и вздохнул, а затем положил одну руку на бедро и посмотрел на нее, что, в общем-то, было очень женственным жестом. — Здравствуйте, мисс… Айнцберн, я полагаю? — проговорил он. Позади него двое слуг, казалось, были слегка ошеломлены его непринужденным тоном и расслабились. Илия тоже была удивлена таким непринужденным приветствием, она не ожидала этого. — Да, это я. Илиясфиль Фон Айнцберн, и с кем же я имею удовольствие говорить? — спросила она, встала со скамьи и сделала реверанс. Она сама не знала, почему так поступила, но ей казалось, что это правильно. Не похоже, чтобы они могли устроить здесь битву, слишком много вокруг было невинных людей, и вероятность того, что их увидят и откроют миру Магию, была слишком высока. Странный мальчик украдкой огляделся по сторонам, и через мгновение в его руках оказался посох. Несколько слов и жест — и вокруг них возникло нечто вроде ограничивающего поля. Илия мысленно пощупала его и поняла, что оно как-то связано с отвлечением людей, находящихся за его пределами. На самом деле это было несколько основных чар, которые Гарри знал и сплел вместе. — Меня зовут Гарри Поттер, я к вашим услугам, — он сделал небольшую паузу. — Вы не возражаете, если я присяду, мисс Айнцберн? — спросил он, и Илия кивнула, удивившись, когда Гарри просто наколдовал три кресла для себя, Медузы и Ассасин. Пользуясь случаем, он также наложил чары на скамью, на которой сидела Илла. Судя по ее удивлению и тому, как она переместилась, она сразу же это заметила. — Гарри Поттер? Я слышала это имя. Разве ты не тот, кого усыновил Калейдоскоп? Даже в замке Айнцбернов до меня дошли слухи о тебе, — Илия сказала это скорее себе, чем кому-то еще. Она нахмурилась, вспомнив еще кое-что. — А еще ты окрасил волосы одного из Айнцбернов в синий цвет, не так ли? Они до сих пор такого цвета, и никто не знает, как это исправить. Гарри моргнул, глядя на неё сквозь повязку, и вспомнил, что было до Хогвартса: действительно ли его случайная магия сделала волосы мага синими? — Да, это я, и неужели его волосы до сих пор синие? Это было давно, где-то лет семь или больше, — Губы Гарри слегка дернулись вверх, а Илия захихикала. На мгновение она выглядела потрясенной тем, что вообще сделала, а затем слегка опустилась на скамейку. — Кто ты? — неожиданно спросила она. — Я могу сказать, что в тебе что-то изменилось, но не знаю что, и сейчас я вообще не могу почувствовать твою прану. Гарри наклонил голову на одну сторону. — Ты не чувствуешь мою прану, потому что я полностью её подавляю. В последнее время я претерпел довольно странные изменения, и лучше, чтобы никто не чувствовал моего присутствия, сейчас это довольно неприятно, честно говоря, — он пожал плечами. — Что касается того, кто я, то я — это я. Я не знаю, как меня определят другие, но это и не важно. Важно то, какой выбор я делаю и какие действия предпринимаю, и больше ничего. Илия снова моргнула. — Это довольно философски, — сказала она и вздохнула. В голову пришла идея, и она снова посмотрела на Гарри. На вид ему было около четырнадцати или пятнадцати лет, но создавалось ощущение, что он намного старше. Впрочем, это мало о чём говорило: на вид ей было одиннадцать, но на самом деле ей было восемнадцать. Тем не менее он не обращался с ней как с ребенком, он относился к ней как к взрослому человеку, которым она и была на самом деле, и она не играла роль маленькой девочки, как это обычно бывало с другими людьми. — Можешь ли применить свою философию и мысли к чему-то другому? — спросила она, в голове у нее зародилась небольшая идея. — Я могу попробовать, но нет никакой гарантии, что у меня получится хотя бы приблизиться к цели, — он ответил, пожав плечами. Он посмотрел на пакеты с покупками, которые несли его слуги, и бездумно телепортировал их на кухню, мысленно сообщив Фран, что скоро прибудут. — Ты можешь назвать хоть одну причину, по которой родитель может отказаться от своего ребенка в пользу другого? — спросила она. Гарри удивился вопросу, но задумался. Она знала, что он сочтет это гипотетическим, ведь общеизвестно, что гомункулы не рождаются в обычном смысле этого слова. — Не могу, не совсем, — Гарри сказал ей. — Семья — это одна из немногих вещей, которую нельзя создать или просто перезапустить. Конечно, ты можешь уйти и завести семью в другом месте, но это не значит, что те, кого ты оставил, стали твоей семьей гораздо меньше. Гарри и раньше задумывался о подобных вещах. Он знал, что Джеймс и Лили Поттер — его родители, но на самом деле не считал их семьей. У него не было воспоминаний о них, ему нечем было их помянуть, не было настоящей привязанности. Он знал, что Лили Поттер умерла ради него, и мог признать эту жертву, но всё равно не чувствовал себя настолько близким к ним. А вот Зелретч, Вейвер, Сфено и Эвриала стали для него семьей, которую он знал с детства. Зелретч был шутником, любимым дедушкой, который всегда был готов устроить небольшой розыгрыш. Вейвер был учителем, который всегда знал, что делать, чтобы помочь ему преодолеть все препятствия, с которыми сталкивался. Сфено была ответственной, всегда следила за тем, чтобы он следил за собой и не выходил за рамки дозволенного. Эвриала была веселой, всегда улыбалась и знала, что делать, когда тебе плохо. Гарри не был рожден в этой семье, но он определенно был братом, племянником и внуком. Быть матерью — это не только родить, но и дразнить тебя, когда ты приводишь домой подружку. С отцом всё так же: он пытался заставить тебя заниматься тем же спортом, что и он, и играл с тобой, а в детстве, возможно, и с домашним животным. Однако семья Гарри была не такой. Сначала он был настолько сосредоточен на том, чтобы не разочаровать новую семью, что делал все возможное, чтобы быть самым лучшим мальчиком на свете: учился, потому что Вэйвер был умным, готовил, чтобы показать им свою полезность, делал для них все, что мог. Однако это ушло, когда он понял, что рядом с ними может быть просто самим собой, но тогда ему нужно было понять, кто он такой. Гарри любил книги, ему нравилось читать о новых вещах. Ему нравилось экспериментировать, что-то создавать. Ему нравилось драться, чувствовать, как кровь бурлит в его теле. Ему нравилось готовить, видеть счастливые выражения на их лицах, когда они ели приготовленную им еде. Ему нравились всё это, и это делало его самостоятельным человеком, не копией кого-то другого, не смесью людей, а самим собой. У него не было отца, не было никого, кто, по его признанию, соответствовал бы этому положению. Но это не значит, что что-то поменялось: ему нравилось сражаться с Базетт, Арквэйд, а теперь и со своими Слугами. У него не было питомца, но он играл с Убийцей Приматов, как со щенком, и ему это нравилось. Матери у него не было. Опять же, не было никого, кого бы он признавал, кто занимал бы эту роль. Но это не значит, что у него не было людей, которые могли бы подразнить его, если бы он привел домой девочку: Эвриала и Зелретч сами бы это сделали. Братьев и сестер у него тоже не было, но Арквэйд приходился ему чем-то вроде кузины, и это, по его мнению, вполне устраивало. — Семья — это не только те, кто тебя сотворил, — тихо сказал Гарри, продолжая сказанное ранее. Илия могла сказать, что в этот момент он не разговаривает с ней, а просто высказывает мысли вслух. Но она все равно слушала — это могло дать ей представление о том, почему Кирицугу бросил ее. — Ты сама её создаешь. Если родители жестоки, значит, они не родители. Если незнакомец заботится о тебе, он может и не быть незнакомцем. Ты создаешь семью сама, какой бы она ни была. Взгляд Гарри заострился, хотя никто не мог этого заметить за повязкой. — Странный вопрос, мисс Айнцберн. Могу я узнать, почему вы его задали? Очевидно, у вас есть на то личные причины, но, насколько я знаю, гомункулов «создают». И все же в вас есть что-то, что отличает вас от других гомункулов, с которыми я сталкивался раньше. Илия на мгновение задумалась над тем, что сказать, прежде чем решиться на откровенность. — Я не похожа на других гомункулов, я была зачата, и моими родителями были Айрисвиль фон Айнцберн и Кирицугу Эмия. Я хотела узнать, почему мой отец отказался от меня и усыновил другого ребенка, — сказала она ему. — У Кирицугу был ребенок? — спросил Гарри. — Этого я не знал, и наверняка это не общеизвестно, — у Гарри мелькнула мысль, которая заставила его на мгновение погладить себя по груди, пока он обдумывал свои мысли. — Я могу не знать, почему он это сделал, но думаю, что есть способ это выяснить. Илия вздрогнул, гадая, о чем говорит Гарри. — Однако это не та вещь, которую можно делать в открытую, — на лице Гарри появилась улыбка. — Не хотите ли вы присоединиться к нам за ужином, мисс Айнцберн? — спросил он.***
Если бы кто-нибудь в тот день оказался в доме Гарри за ужином, он бы удивился, увидев, насколько… разнообразными были люди, сидевшие за столом. Гарри, как и следовало ожидать, был там, и ему, к его удовольствию, удалось попасть на кухню раньше Сакуры, так что готовил он. Сакура была там же, но выглядела довольно сонной, и ей посоветовали пока отдохнуть как можно больше — её тело всё ещё приспосабливалось к магическому ядру, которое Гарри пересадил. Фран была там же, и уткнулась носом в книгу, которую взяла в библиотеке. Лиз тожее, на её когтях было несколько пятен краски, которые она еще не успела отмыть. Как и Тамамо, которая окидывая «гостей» оценивающим взглядом, больше женским, чем мужским, словно проверяя «конкурентов». А Ассасин больше наслаждалась вкусняшками. Медуза болтала с Сакурой и, когда та устала, повела её в постель, чтобы та немного отдохнула. Базетт и Лансер были тут раньше, но ушли, как только поели — им было не по себе от одновременного присутствия стольких сильных личностей. Илия и Берсеркер были рядом и ели. Для последнего это было странно, поскольку его безумное усиление было активным, а потому он представлял собой бездумную массу мышц, но Илия отключила его, когда перед гигантом-мужчиной поставили увеличенную тарелку. Он удивительно культурным голосом поблагодарил, а затем принялся за еду. Илия тоже принялась за еду, успев хорошенько рассмотреть всех присутствующих. Она могла сказать, что шестеро из них — шестеро — были Слугами. Не то чтобы они использовали титулы слуг, кроме «Ассасин» и «Лансер», но это все равно не выдавало их личности. Были Фран, Лиз, Тамамо и Дуза. Вместе с Берсеркером их было семь, но Илия знала, что в городе их больше. Ее фамильяры видели остальных и опознали их. Она знала, что у Рин Тосаки Арчер, а у ее брата — Сейбер. Впрочем, этих существ нельзя было перепутать: будучи сосудом Грааля, она инстинктивно распознавала, что это такое. Она проверяла свою еду на наличие яда и тому подобного до и во время еды, и все было чисто. Дегустация оказалась для неё просто потрясающей — такого разнообразия блюд она ещё не пробовала. Было очевидно, что Гарри ориентировался на вкусы своих Слуг, и здесь было несколько старых греческих блюд вперемешку с другими иностранными. Но все было очень вкусно, и она смаковала каждый кусочек, наблюдая за тем, как проходит трапеза. Она была удивлена, насколько хорошо слуги знают друг друга и других людей. Когда та, что с демоническими когтями и вилообразным хвостом, упомянула о своей работе, над которой, судя по всему, трудилась, та, что с металлическими конечностями, ответила голосом, полным добродушного раздражения, что свидетельствовало о давнем знакомстве, которое её удивило. Те, кто казался менее знакомым со всеми, — Лиса, девочка помладше и, что удивительно, та, что выглядела как женская версия Гарри, — похоже, только начинали вести себя подобным образом, хотя ещё не дошли до него. Маленькая девочка иногда дергала Гарри за рукав и разговаривала с ним тихим голосом, Лиса нагло пыталась привлечь его внимание разными способами, а фиолетововолосая Слуга, казалось, подталкивала его к разговору, словно пыталась что-то решить в своей голове. Когда с трапезой было покончено, Гарри, Илия, Берсеркер, Ассасин и та, кого называли Дузой, оказались в гостиной, где на столе между ними стояли закуски и чай. Гарри что-то пробормотал двум слугам, и, хотя ни одна из них не выглядел очень довольным, они вышли из комнаты. — Ты ведь знаешь, что у меня есть преимущество перед тобой, по крайней мере сейчас, не так ли? — спросила Илия. — Со мной есть Слуга, причем очень сильный, а ты только что выгнал из комнаты тех двух, что были с тобой, — Гарри слегка улыбнулся ей и покачал головой, его волосы блестели в свете из окна. — Я уверен, что смогу остаться в живых за то короткое время, которое понадобится кому-то, чтобы пробраться внутрь, — они ведь только что вышли за дверь. В любом случае, то, что я собираюсь сделать, будет очень личным для тебя, и я собираюсь заблокировать свой слух на все это время, чтобы не слышать, о чем вы говорите, — Илия выглядела озадаченной его словами. Гарри внимательно посмотрел на нее, а затем вздохнул. — Наверное, мне не стоит этого делать, есть такое правило: «Маг никогда не раскрывает своих тайн», но я думаю, что тебе это необходимо, — Гарри потер грудь, прямо над тем местом, где в его тело был воскрещающий камень. Гарри мог владеть третьей истинной магией, но он по-прежнему привязывал свою душу к физическому телу. Помимо сентиментальных соображений, он мог делать с ней еще несколько вещей, которые не мог бы делать, если бы был не более чем душой. С физическим телом он мог использовать невидимость, полученную после того, как Смерть вшила в его кожу мантию-невидимку, мог использовать магические знаки и рунические массивы, вытатуированные на его плоти, и, наконец, мог использовать воскрещающий камень. Гарри заставил себя замолчать, но не отвлекался от окружающей обстановки, когда пустил нить праны в бесконечные глубины черного камня, в груди, в поисках одной конкретной души и вытащил её оттуда, где она покоилась. Гарри почувствовал шок Илии, когда перед ней появился дымчато-серый Кирицугу Эмия.***
Медуза, хотя и не показывала этого открыто и не говорила вслух, была сейчас в полном замешательстве. За время войны за Грааль она пережила немало потрясений. Начнем с того, что она вообще не ожидала, что ее вызовут, потому что, помимо того, что она не была «добрым» героем, которых Грааль должен был вызывать, у нее просто не было желания, которое она хотела бы исполнить. Правда, она… скучала по своим сестрам, и время, проведенное с ними, было лучшим в ее жизни, но это не делало её счастливой. Сестры без устали дразнили её, и это испортило их отношения, даже теперь, когда они якобы немного повзрослели и стали более зрелыми. Поэтому она не стала бы желать возвращения семьи — в конце концов, она съела своих сестер, даже если бы это не оказался постоянным. Так что ни о какой семье она не мечтала, да и сама ничего не хотела. Она не желала второго шанса или чего-то в этом роде, у нее не было желания жить снова, не было желания славы, богатства, вообще чего бы то ни было. И всё же её вызвали. А потом ее быстро передали этому презренному червю, Синдзи, напомнившему ей Персея. Она не жаловалась, просто делала то, что от нее требовалось. Она действовала, как и положено Слуге, следуя данным ей инструкциям. А потом появился он и перевернул её мир с ног на голову. Гарри. Он появился из ниоткуда, рассказал ей о её выживших сестрах, которые всё ещё существуют более трех тысяч лет после её обезглавливания и живут в Лондоне. Он появился, выглядя как более короткая мужская версия её самой, и она чувствовала в нём божественность, так похожую на неё саму. У него даже был знак на голове, как у нее, и повязка на глазах, как и ее Фантазм. Он убил Синдзи, червя, к которому она была привязана, и освободил её от всех желаний, которые он мог испытывать к ней. Она знала, что с помощью своих командных печатей Гарри может заставить её делать то, чего она не хочет, но не верила, что он сделает что-то подобное. О, она видела, как он глупо использует командную печать, чтобы помешать ей прийти к нему на помощь, если считает, что есть риск, что она умрёт или что-то в этом роде в некоторых отношениях Гарри был героем, но он не использовал бы их для чего-то, что она сочла бы отвратительным. И все же он сбивал её с толку. Ибо приходился ей племянником, но на самом деле она не воспринимала его так. Физически ему было где-то четырнадцать или пятнадцать лет, и он, судя по всему, больше не старел, в то время как ей было около двадцати или тридцати, и она тоже больше не старела, так что с чисто физической точки зрения они были вполне подходящего возраста, чтобы считать друг друга тетей и племянником. С другой стороны, она «родилась» более трех тысяч лет назад — гораздо больший промежуток времени, чем можно было предположить по её внешнему виду, но для Гарри это, похоже, не имело значения. Она видела, как он легко ладит с людьми, которые старше его на несколько столетий, и знала, что его лучшему другу всего несколько десятков лет до пятиста, так что дело было не в этом. Может, она испытывала к нему… материнские чувства? При мысли о том, что он может быть ранен или умереть, у нее заныло нутро, но сравнить это чувство было не с чем. Кроме того, она подумала о том, что, возможно, испытывает романтические чувства. Действительно, Гарри, казалось, был создан специально для неё. Немного нервировало осознание того, что она была его кумиром, на которого он стремился быть похожим, когда был моложе, но это определенно заставляло её чувствовать себя прекрасно. В ее время люди хотели быть похожими на Геракла, Персея, Ясона и им подобных, а не на нее. И все же, возможен ли вообще роман между ней и Гарри? Это можно было бы расценить как инцест, поскольку, усыновленные или нет, они были родственниками, но в этом не было ничего необычного во времена её жизни. Несмотря на то, что в наше время на такие вещи смотрят сквозь пальцы, греки её времени не задумывались о том, чтобы возлечь со своими родственниками; все их боги были родственниками, и женились друг на друге, и с них брали пример люди. Она также знала, что инцест не был редкостью в Волшебном мире, частью которого был Гарри. В библиотеке было столько разнообразных книг, а она так любила читать, что решила поближе познакомиться с культурой, из которой он родом. Там были случаи, когда братья и сестры становились парами, и даже овдовевшие родители и их дети! Некоторые утверждали, что родители всегда были первыми, с кем ребенок вступал в интимную связь, но это было скорее из практических соображений, чем из чего-либо еще. Существовали ритуалы, для которых требовалась девственница, и ни один родитель не хотел бы, чтобы его ребенок стал жертвой такого рода, поэтому его… обесцвечивали. Другой момент заключался в том, какими были современные практики. Если в Волшебном мире, Древней Греции и даже у магов инцест считался вполне нормальным явлением, то в большинстве современных культур это не так. Она и Гарри никак не могли притвориться, что они не родственники, — они и так были до смешного похожи друг на друга. Отнимите несколько дюймов от ее роста, поменяйте пол и добавьте в волосы несколько черных прядей, и вы получите Гарри. Он даже двигался так же, как и она, и имел те же манеры, что и она, — некоторые могут сказать, что это очень жутко. Сейчас, когда все это проносилось в её голове, она стояла перед дверью, ведущей в комнату, где находились Гарри, Илия и Берсеркер. Она не обрадовалась, когда Гарри попросил её и Ассасин оставить их, и согласилась только при условии, что они будут совсем рядом, но все же согласилась. Она заметила, как Гарри начал поднимать щиты, и ей стало интересно, что именно Гарри там делает. Некоторое время она ничего не чувствовала и простояла так около получаса, пока не опустились щиты и не открылась дверь. Она посмотрела на Гарри и увидела, что он держит на руках плачущую Лоли. Серьезно? Он намеренно притягивал всех этих девушек или действительно был настолько дуралей? Она ничего не сказала, просто заняла позицию у его плеча, пока он нес красноглазого гомункула наверх, в одну из немногих оставшихся свободных спален, и уложил её на кровать. Когда он собрался встать, Илия крепко вцепилась в его рубашку, и он сел обратно, а девушка ещё глубже зарылась в его объятия. Решив, что девушка больше не представляет угрозы ни для Гарри, ни для кого-либо из них, по крайней мере, в обычном смысле, Медуза лишь покачала головой и вышла из комнаты. Та явно нуждалась в утешении, и в данный момент лучшим человеком, способным его дать, был Гарри. Ассасин задержалась еще на несколько мгновений, безразлично глядя на них двоих, после чего тоже ушла, направившись в сторону кухни. У Медузы дернулась губа: она знала, что Ассасин, скорее всего, собирается наброситься на закуски, которые готовит Гарри, но решила побродить в другом месте. Несмотря на то, что она довольно хорошо рассмотрела своего Мастера, какие бы отношения между ними ни существовали, здесь были ещё двое Слуг, которые знали его лучше, и ей было бы полезно узнать, что они думают о нем. Между Лиз и Фран ближе была комната Лансер, и Медуза направилась туда. Добравшись до нее, она легонько постучала в дверь и получила приглашение войти. Она открыла дверь и вошла, осматриваясь по сторонам, изучая, что там находилось. Там было множество холстов с частично завершенными или полностью законченными картинами, и почти всё они были посвящены драконам. Но одна картина привлекла её внимание — та, на которой драконов не было, и она присмотрелась к ней повнимательнее. В центре картины стоял Гарри, его лицо, которое можно было разглядеть из-за повязки на глазах, было лишено выражения, а в правой руке он держал свой посох. Его левая рука лежала на черном ключе, который был воткнут в землю у его ног. Из-за его плеча выглядывал наконечник лука, а на кончике его волос висел ещё один черный ключ. Вокруг него стояли все его Слуги. Сразу слева и справа от него стояли Лиз и Фран, Тамамо — чуть позади и справа, а Ассасин — позади и слева. Она сама была добавлена перед ним, а затем были нарисованы другие, но не так близко к нему, как они пятеро. Там были изображения людей, которых она знала только по именам и описаниям: Аоко Аозаки, Зелретч, Вейвер Вельвет, Арквэйд Брюнстад, Альтруж Брюнстад, суккуб Лен, а также её сестры. Это был довольно сильный образ, и Медуза на мгновение погрузилась в него, прежде чем повернуться к Лиз, которая наблюдала за ней с озадаченным выражением лица. — Ты хотела что-либо конкретное? — спросила она, и Медуза посмотрела на неё. Она была одета в простую черную одежду с фартуком поверх, на ее когтях, лице и одежде было несколько пятен краски. В когтях она держала кисть, а на мольберте позади неё стоял холст, над которым она явно работала. — Да, — ответила Медуза. — Я бы хотела узнать больше о своем Мастере, о Гарри, — Лиз усмехнулась, отложила кисть, сняла фартук и села удобнее. Медуза присела на кровать, так как другого стула там не было, и стала ждать, когда Лиз заговорит. — Я могу многое рассказать тебе о Гарри, и то, что я скажу, может показаться весьма противоречивым, — Лиз сказала. — Я могла бы рассказать тебе о нем самые основные вещи: сколько ему лет, как он выглядит, какие у него любимые цвета, какую еду он любит, как учится и тому подобное. Но я не думаю, что это тебя интересует. Она постучала одним когтем по подбородку. — Если прикинуть, то это как-то связано с миниатюрной немецкой девочкой, верно? Я предполагаю, что она сейчас уютно устроилась рядом с Мастером, или, может быть, что-то похожее на это. У Гарри действительно есть склонность бессознательно собирать вокруг себя женщин, причем сильных и в основном нечеловеческого рода. Она сложила руки и усмехнулась Медузе. — Например, я, Фран, ты, Тамамо и Ассасин, не забывай. Ещё есть Аоко, Альтруж, Арквэйд, Лен, Холли и, конечно же, Элестия, — она на мгновение нахмурилась. — За этим довольно забавно наблюдать, а его «личная жизнь», или то, что в ней есть, с его-то беспамятством, гораздо более запутанная и сложная, чем у большинства других. Она пожала плечами. — Не думаю, что ты хочешь услышать об этом. Тебе нужен самый простой расклад его характера, но это не так-то просто сделать, — нахмурившись, она посмотрела в окно, но по мере того, как она продолжала говорить, её тон становился всё мягче. — Гарри — можно описать много чем. Он добр, сострадателен и предан тем, кто рядом с ним, он всегда ставит их нужды выше своих собственных. Он безразличен к безликим массам, но и привязанности формируются у него довольно быстро. Он любит драться, чтобы выплеснуть адреналин, и полагается в первую очередь на свою скорость и реакцию, не имея определенного стиля и сражаясь плавно и непредсказуемо. Его сложно разгневать, но некоторые вещи могут взбудоражить его в одно мгновение. Он изобретателен и гениален, но иногда может быть импульсивным идиотом, — она покачала головой и снова повернулась к Медузе. — Другими словами, Гарри — это Гарри, и вам придется узнать его поближе, чтобы понять его, — Лиз улыбнулась. — Я скажу, что любому его Слуге повезло получить его в качестве Мастера, он действительно заботится о нас как может, — она обвела жестом комнату. — Как ты думаешь, многие ли так балуют своих Слуг? Чёрт возьми, он поощрял меня делать то, что я хочу, помогал мне с хобби. — Я всегда хотела, чтобы люди обращали на меня внимание, и вот, я собираюсь выставить свои собственные работы, которые нарисовала сама, — Лиз широко улыбнулась. — Ты хоть представляешь, как это приятно? Когда я была жива, то хотела, чтобы люди обращали на меня внимание, неважно, по какой причине, но теперь у меня такое чувство выполненного долга, что я не могу придумать, что ещё может сделать меня счастливее. — Понятно, — сказала Медуза. — Думаю, это говорит мне гораздо больше, чем то, как ты просто описала его. Спасибо. Улыбка Лиз стала веселой, когда Медуза встала, чтобы уйти. — Эй! — Медуза обернулась и с любопытством посмотрела на Лиз. — Если ты думаешь о романтических отношениях с ним, знай, что я не против поделиться, и я уже сказала об этом Тамамо и Фран, это предложение распространяется и на тебя, — она слегка хихикнула. — Фран слишком застенчива, чтобы принимать активное участие в таком деле, а Тамамо ещё не ответила мне, хочешь соблазнить его вместе со мной? Медуза изогнула бровь, глядя на Лиз. — Ты намекаешь на то, что я должна добиваться сына своей сестры в романтическом плане и что я должна делить его с несколькими женщинами? Лиз в ответ подняла бровь. — Ты хочешь сказать, что хотя бы не рассмотрела эту идею? Несколько мгновений никто ничего не говорил, но потом они разразились хихиканьем и попрощались друг с другом.***
Гарри вздохнул и посмотрел на девушку, которая заснула прямо у него на коленях. Он знал, что это глупо, знал, что у него и так полно дел, знал, что его планы могут испортить то, что он делает в Войне за Грааль, но и также знал, что может пока повременить с этим и сделать это позже. Однако это не означало, что он не собирается идти до конца. Это снова будет одно из его упрямых, импульсивных решений. Так уже было, и результаты были неоднозначными. Он знал, что это может легко обернуться против него самого и вызвать всевозможные неприятности. Если его поймают, за это придется заплатить, и это настолько противоречило образу мышления магов, что он знал, что попирает чью-то гордость, и в их глазах было бы оправданно убить его, если бы они узнали об этом. И всё же он собирался это сделать и, словно уже смирившись со своими действиями, пробормотал себе под нос. — Германия, я иду.