Заметки о Толкине-2

      В четырнадцатом выпуске журнала Parma Eldalamberon (публикующем различные черновики Толкина), в разделе «Otsan and Kainendan» на странице 21 содержится крайне интересная таблица по «специализации» различных Валар, относящаяся ещё к самому раннему этапу творчества Толкина — «Книге Утраченных Сказаний» (я обнаружил её по наводке моего читателя Moricar, за что крайне признателен ему; часть изложенных ниже мыслей я также почерпнул из общения с ним). На мой взгляд, с ней крайне любопытно ознакомиться для понимания авторского виденья Валар.       Например, в ней полностью совпадают «сферы деятельности» Мелькора и Аулэ — «fire, metals, crafts» (огонь, металлы, ремёсла). Конечно, это не совсем точно — Мелькор Толкином изначально замышлялся как владыка не только огня, но и льда, и, кроме того, имел в доли в силах других Валар — но в целом это указание показывает, что основные сферы деятельности Аулэ и Мелькора тесно пересекаются (Аулэ это, в некотором смысле, «Мелькор здорового человека», просто сильно менее могущественный, чем его «коллега»). Кроме того, это показывает связь Аулэ (вопреки представлениям части фэндома) именно со стихией огня, а не земли; ср. с «трёхчастным» делением мироздания в случае трёх Сильмарилей (один попал в огненную бездну, другой в подводную бездну, третий — в воздушную сферу и выше) и трёх Колец Власти (огненная Нарья, водная Нэнья и воздушная Вилья).       Ирмо Лориэн здесь фигурирует не только как повелитель видений и снов — к его (и Эсте, надо думать) сфере деятельности относятся также «fancy, poesy, imagination, musics» (воображение, поэзия, творческие способности, музыка), то есть Ирмо связан с творчеством как продуктом воображения. Мне в этой связи вспоминается рассуждение Толкина из его эссе «О волшебных историях», содержащее описание «эльфийского театра» и, надо думать, отчасти служащее аллегорией его собственного представления о том, как работают человеческое творчество и воображение на практике:       «Совсем другое дело — театр в Волшебной Стране, спектакли, которые эльфы, согласно многочисленным свидетельствам, часто показывали людям. Здесь фантазия оживает с реализмом и непосредственностью, недостижимыми для любых театральных механизмов, созданных людьми. В результате обычно эти представления так воздействуют на человека, что он не просто верит в выдуманный мир, но как бы сам — физически — туда попадает. По крайней мере, ему так кажется. Это ощущение очень похоже на сон, и люди иногда их путают. Но присутствуя на спектакле в Волшебной Стране, вы попадаете внутрь сна, сплетенного чужим сознанием, причем можете даже не подозревать об этом тревожном факте. Вы воспринимаете «вторичный» мир непосредственно, и это столь сильное зелье, что вы всему верите по–настоящему, какими бы чудесными ни были происходящие события. Вы в плену иллюзии».       Это описание напоминает то состояние, в которое Лютиэн временно погрузила Моргота и его двор во время своего путешествия в Ангбанд вместе с Береном. Не случайно о её матери, Мелиан, сказано, что «она долго жила в Лориэне, ухаживая за деревьями, что цветут в садах Ирмо» («Сильмариллион»).       Более того:       «Чары создают «вторичный» мир, в который могут войти и его создатель, и зритель. Пока они внутри, их чувства воспринимают этот мир как реальность, хотя по замыслу и цели он абсолютно искусственен. В чистом виде Чары сродни Искусству <…> Именно к этому дару эльфов — волшебным Чарам — и тяготеет фантазия человека. Если ее полет удачен, она ближе к их мастерству, чем любая другая форма Искусства. Суть многих историй, которые рассказывают люди об эльфах, составляет видимое или скрытое, чистое или замутненное стремление к живому, воплощенному искусству, позволяющему создавать новые миры».       Из этого, кстати, можно вывести связь Ирмо и Эсте с театром и представлениями.       Сферой деятельности «воинственных» Валар, таких как Тулкас, Оромэ и Макар (надо думать, это относится и к сестре Макара Меассэ, вместе с братом исчезнувшая из более поздних текстов), относится не только война сама по себе, но и в целом «manhood, strength, game, wine» (мужественность, сила, игры, вино). То есть, помимо грубой силы, эти персонажи связаны с состязательностью[1] — видимо, не только в формате атлетизма[2] и охоты — а также с опьянениеми и в целом силой энтузиазма / рвением, по силе сравнимым с опьянением или даже превосходящим его[3].       Возвращаясь к Аулэ — стоит отметить, что у Толкина он отмечает не только за кузнечество или даже в целом «работу руками», но и в целом за стремление к познанию (не только практическому, но и теоретическому), за «науку и технику» в наиболее широком смысле слова: «Это от него идут предания и знание о Земле и обо всем, что существует на ней; будь то знание тех, что не творят сами, но ищут постичь суть сущего» («Сильмариллион»). К числу подобных знаний относятся и знания языков — также, как нолдор — «лингвисты» среди эльфов («Отрадно было им постигать языки и письмена» — «Сильмариллион»), Аулэ — главный «лингвист» среди Валар — в «Осанвэ-кента» Манвэ говорит об интересе Мелькора к изучению языков (которое он использовал во зло): «многие из нас разделяли это увлечение, и более всех — Аулэ«.       Аулэ создал кхуздул, язык гномов — он «принялся учить гномов языку, что сам для них и придумал» («Сильмариллион»). Бывший ученик Аулэ, Саурон, во Вторую Эпоху создал для своих подданных Черную Речь. С учетом того, что кхуздул и Черная Речь отдалённо напоминают валарин, логично предположить, что оба языка созданы на основе валарина[4] — и, возможно, валарин был создан тем же Аулэ.       Здесь снова можно говорить о «разделении труда» между Аулэ, Манвэ и Ульмо — Аулэ является «лингвистом», Манвэ — поэтом и певцом («в поэзии его отрада, а гармония слов звучит для него музыкой» — «Сильмариллион») и Ульмо — музыкантом («В глубинах задумывает он музыку великую и могучую; и эхо той музыки струится во всех водных жилах мира, звуча и радостно, и печально» — «Сильмариллион»). Интересно, что Аулэ среди них отвечает за наиболее "научный" аспект вопроса - стремление понять, как речь функционирует.       Наконец, стоит сказать пару слов о Мандосе. Дело в том, что Мандос у Толкина является не только судьёй, но и исполнителем приговоров. Возьмём, например, следующий пассаж из «Преображенных Мифов»: «Моргот был взят в плен в физической форме, в ней доставлен, как простой преступник, в Аман и представлен на суд Намо Мандоса. Его изгнали из Благословенного Королевства и казнили: убили, как одного из Воплощенных». В английском оригинале он звучит несколько иначе:       «Morgoth was thus actually made captive in physical form, and in that form taken as a mere criminal to Aman and delivered to Namo Mandos as judge — and executioner. He was judged, and eventually taken out of the Blessed Realm and executed: that is killed like one of the Incarnates«. То есть Мандос не только вынес приговор Морготу, но и уничтожил его физическую форму и изгнал его дух во Внешнюю Тьму (как экзорцист?). [1] См. рассуждение Макара из «Оков Мелько», в котором он своеобразным образом заступается за осужденного Валар Мелькора, хотя и без симпатии к нему: «Плохо, если всегда царит мир: эхо не разносит боле шума ударов в вечном спокойствии Валинора, посему, если невозможны станут деяния доблести либо буйного веселья даже во внешнем мире, поистине, явится скука, и уж я-то не жажду таких времен«. Можно вспомнить и взаимоотношения Тулкаса с Макаром и Меассэ в «Книге Утраченных Сказаний»: «Тулкас временами боролся с Макаром или обменивался сокрушительными ударами с бойцами, и поступал он так для того, чтобы не изнежиться от хорошей своей жизни, хотя он не любил этот народ, и они, по правде говоря, не любили его и его великую безгневную силу» («Пришествие Валар и создание Валинора»). Макар воспринимает Мелькора (а Тулкас — самого Макара) как «спарринг-партнёра». В «Сильмариллионе» упомянута связь Тулкаса не только с войной, но и со спортом: «whereas Tulkas laughs ever, in sport or in war». В «Книге Утраченных Сказаний» о Тулкасе сказано, что «во дворе его играли и соперничали друг с другом в доблести». [2] Интересно, что, по версии куда более позднего текста «Квенди и эльдар», имя супруги Тулкаса, Нессы, указывает на её связь с образом мужественной женщины, амазонки: Другие поздние мудрецы предполагали, что Несса в действительности было эльфийским по форме (хотя архаичным, согласно имеющемуся у Пенголода источнику), будучи < *нереса (*neres?), прилагательным образованием женского рода, означающим «та, что обладает мужской доблестью и силой« [3] См. соответствующее место из «Книги Утраченных Сказаний» в описании чертогов Макара и Меассэ: «Мэассэ была среди воинов и подстрекала их наносить удары, а тех, кто терял сознание, приводила в себя крепким вином, дабы могли они сражаться дальше» («Пришествие Валар и создание Валинора»). О Нессе, супруге Тулкаса, там же сказано, что она «разносила кубки доброго вина» во время состязаний в его чертоге. [4] https://dzen.ru/a/YRAA6K9tcA49KLH_?