Заметки о Толкине-2

      Хотя мир Толкина часто воспринимается как «черно-белый», бросается в глаза то, что Толкин, работая над своими текстами, старался сделать так, чтобы неоднозначные в моральном плане персонажи не выглядели как карикатуры, состоящие из одних лишь недостатков. Типичный пример — то, как изменялся в текстах Толкина, от ранних к поздним, образ Маэглина, племянника гондолинского короля Тургона[1].       В ранних текстах Маэглин (тогда звавший Мэглин) это некрасивый даже внешне (вплоть до слухов о происхождении от орков) и нелюбимый гондолинцами эльф, трусливый, коварный и жаждущий захватить власть (причем сам додумавшийся до идеи предложить сотрудничество взявшим его в плен оркам), заняв место Тургона. В поздних текстах Маэглин внешне привлекателен, любим своим народом и пользуется всеобщим (кроме Идриль, невзлюбившей его после истории с казнью Эола) доверием (Тургон даже был готов оставить его наместником, отправляясь на войну с Морготом), и, видимо, до предательства (причиной которого стали жажда обладать Идриль и ненависть к Туору) лояльный своему королю. При этом Толкин развил мотив одарённости Маэглина и эльфов из его окружения (Дом Крота) в металлургии, присутствовавший ещё в ранних текстах.       Другой пример — видоизменение образа Келегорма и Куруфина (к сожалению, не до конца отражённое в опубликованном «Сильмариллионе»), особенно последнего. Так, в «Науглафринге» Куруфин (ещё до того, как Келегорм и Куруфин были введены в историю Берена и Лютиэн) изображён как один из виновников срыва переговоров сыновей Феанора и Диора[2]. Он же в «Лэ о Лэйтиан» изображён как подстрекатель, подталкивающий Келегорма к идее узурпировать власть и избавиться от Финрода[3].       В поздних текстах Толкина, однако, наблюдается значительная корректировка этого образа, причем, судя по авторской формулировке на этот счёт, вполне намеренная: «Встреча Эола и Куруфина (если она не слишком затягивает действие) хороша, поскольку показывает (как это и требуется) Куруфина, который слишком часто ведет себя как злодей (особенно в Сказании о Тинувиэль), в лучшем и более уважительном свете — хотя все же как эльфа опасного нрава, говорящего презрительно» («Маэглин»).       Куруфин в истории прихода Маэглина в Гондолин защищает свою кузину Арэдель от преследований со стороны неадекватного мужа-тирана — и при этом предупреждает Эола о том, что эти преследования в конечном итоге приведут к гибели его самого. Если бы Эол послушал Куруфина — он бы остался жив и обрёл бы сомнительную славу убийцы собственной жены (при попытке убийства сына). В другой версии Маэглину и его матери помогают сразу оба брата (Келегорм и Куруфин): «И у Кэлэгорма взял он коней непревзойденно быстрых, и тот обещал помощь и в будущем <…> А Кэлэгорм и Куруфин перекрыли Восточную Дорогу и ее брод через Арос и не пустили по ней Эола, и, хотя он бежал от них в темноте, это его сильно задержало» («Маэглин»).       Возможно, Толкин склонялся к тому, чтобы отказаться и от сюжета о попытке узурпации власти Келегормом и Куруфином — на эту мысль наводит сличение двух изводов одного и того же сюжета (встреча Лютиэн с феанорингами и её пребывание в Нарготронде) в одном и том же тексте («Серых Анналах»), в котором наблюдается серьёзные изменения.       Первая версия рисует братьев как однозначных злодеев: «Лутиэн желала последовать за Береном, но отец удерживал ее взаперти, пока она не бежала и не отправилась в глушь. Там ее нашли Келегорн и Куруфин и увезли с собой в Нарготронд. И злой замысел возник в сердцах братьев, задумали они захватить власть в Нарготронде, выдать Лутиэн замуж за Келегорна и тем заставить Тингола вступить в союз, и так снова сделать сыновей Фэанора величайшим Домом среди нолдор».       Вторая версия несколько корректирует их образ: «Сердце побуждало Лутиэн отправиться за Береном, но, попросив совета у Дайрона (что был ее старым другом), она вновь была выдана им Тинголу, и он, в смятении, заключил ее в тюрьму высоко на дереве. Но она с помощью чар сплела веревку из собственных волос и бежала, отправившись в глушь. Там ее нашли Келегорн и Куруфин, которые охотились в тех местах, и взяли с собой в Нарготронд, где и заперли. Ибо Келегорн, очарованный красой Лутиэн, полюбил ее и решил взять в жены, вынудив короля Тингола дать согласие».       Нетрудно заметить, что во второй версии из текста исчезает упоминание планов Келегорма и Куруфина по узурпации власти в Нарготронде, зато появляется характеристика чувств Келегорма к Лютиэн как любви (а не просто упоминание о том, что братья хотели её «выдать замуж» за Келегорма), хотя по-прежнему остаётся сюжет о том, что Келегорм и Куруфин удерживают Лютиэн в Нарготронде против её воли.       Тогда же появляется сюжет о спасении братьями Ородрета во время осады крепости на Тол Сирион войском Саурона, демонстрирующий их военные таланты: «И они взяли крепость после жестокой сечи, а Ородрет, брат Инглора, что держал ее, был выбит из замка. Там бы он и погиб, если бы Келегорн и Куруфин не подошли со своими всадниками и другими воинами, которых они смогли собрать. Яростно сражаясь, они задержали врага на некоторое время; и Ородрет смог бежать и достичь Нарготронда. Туда же, отступив пред мощью Саурона, отправились и Келегорн с Куруфином и остатками своей дружины; их с благодарностью приняли в Нарготронде».       Более того — одно время Толкин думал над сюжетом о том, что именно сыновья Феанора (в одной версии — Келегорм и Куруфин, в другой — Карантир) истребили разорившее Дориат войско гномов Ногрода (хотя сделали это для того, чтобы вернуть Сильмариль себе): "В первом варианте тем, кто с войском эльфов напал из засады на гномов у Сарнатрада, и захватил Наугламир, в который был вправлен Сильмарилл, был Берен, восставший из мертвых; теперь же те, кто сражался в битве у Сарнатрада — это Келегорм и Куруфин <.> Введение в повествование Келегорма и Куруфина, вероятно обусловлено изменениям, внесенным в текст; сначала отец добавляет к первоначальной записи («Берен уничтожает войско гномов у Ратлориэль») слова «и ранен в битве», относящиеся к Берену (Повесть, II.237: «Берен получил множество ран»). Затем он сразу меняет слова «Берен уничтожает» на «Келегорм и Куруфин уничтожают» и «ранен в битве» на «приходят в ярость, не обнаружив там Сильмарилл»". Толкин, видимо, колебался между двумя версиями — с разгромом гномов Ногрода Береном и лайквенди и разгромом гномов феанорингами[4].       В поздних текстах Толкина присутствовала также альтернативная версия брака Ар-Фаразона, последнего короля Нуменора, с Тар-Мириэль, и предыстории их отношений, рисующая последнего нуменорского короля в менее однозначно-негативном свете (правда, в этой версии он «отбил» жену у брата своего друга Амандиля) — он не принуждает Тар-Мириэль к браку, и та сама передаёт ему власть над Нуменором:       «Он [Ар-Фаразон] был наделен великой красотой, и силой/статью подобен первым королям, а в юности и разумением походил на эдайн древности, хотя, как выяснилось впоследствии, когда развратили его советы отца и людская хвала, силой воли наделен он был щедрее, нежели мудростью. В юные годы был он близким другом Амандилю, что после стал Лордом Андуниэ, и любил людей из Дома Валандиля, своих родичей (через Инзильбэт, мать его отца). Часто гостил он у них, и туда же явилась Зимрахиль, его двоюродная сестра, дочь Инзиладуна, что позднее стал Королем Тар-Палантиром. Элэнтир, брат Амандиля, любил ее, но, увидев впервые Фаразона, Зимрахиль обратилась к нему очами и сердцем, из-за красоты его и также из-за богатства.       Но он уехал, и она осталась незамужней. И вот, Тар-Палантир, томимый скорбью, скончался; поскольку не было у него сына, скипетр перешел к его дочери, принявшей имя Тар-Мириэль, согласно праву и законам нумэнорцев. Однако Фаразон [? восстал] и явился к ней, и возрадовалась она, и забыла тогда о верности отца своего ради любви к Фаразону. И тем самым нарушили они законы Нумэнора, что воспрещали браки между родичами более близкими, нежели троюродные брат и сестра, даже в королевском доме. Но они были слишком могущественны, и никто не мог противиться им. И когда они поженились, Мириэль уступила скипетр Фаразону, и он воссел на трон Эльроса под именем Ар-Фаразона Золотого, однако сама она осталась королевой, ибо титул принадлежал ей по праву, и звалась отныне Ар-Зимрахиль».       Меняется и образа гнома Мима, гнома, завладевшего сокровищами Нарготронда. В ранней версии («Книга Утраченных Сказаний») это казнохранитель дракона, то есть слуга Моргота: «О многом из того поведали соглядатаи змею Фоалокэ, и гнев его бы ужасен. Сверх того, весьма сильно распалилась алчность змея, посему, по зрелом размышлении, поставил он стражу, коей мог доверять, надзирать за жилищем своим и сокровищами — командовал же стражей карла Мим» («Турамбар и Фоалокэ»). Правда, объективности ради, в «Науглафринге» он предупреждает Хурина и его людей о проклятии, лежащем на золоте дракона, но и там он довольно мрачный персонаж, который, в конечном итоге, проклинает сокровища Нарготронда, что приводит к гибели Тингола и народа Дориата.       В поздних версиях гном Мим, несмотря на предательство по отношению к Турину — персонаж скорее трагический, представитель Малых Гномов — вымирающего субэтноса гномов, изгнанных собственными соплеменниками, а затем пострадавших от эльфов-синдар (впрочем, не без собственной вины[5]) и в итоге изгнанного из пещер Нарготронда, где они жили до прихода нолдор[6]: «Мим происходил из тех гномов, что в незапамятные времена изгнаны были из могучих гномьих городов востока, и, задолго до возвращения Моргота, ушли на запад, в Белерианд; с ходом лет они уменьшились в росте, забыли многие секреты кузнечного дела; вели скрытный образ жизни, передвигались крадучись и сутулясь. До того, как на западе появились гномы Ногрода и Белегоста, перевалив через горы, эльфы Белерианда не ведали, что это за существа, охотились на них и убивали, но позже оставили их в покое» («Сильмариллион»).       Мим любит своих близких — когда изгои Турина случайно убивают его сына Кхима, он убит горем («— Кхим, Кхим, Кхим! — стенал старый гном и рвал на себе бороду» — «Дети Хурина»). Он хранит память об истории своего народа — говоря Турину: «Ты говоришь как гномий владыка древних времен: дивлюсь я тому» («Дети Хурина»). Мим привязывается к Турину, испытывает к нему доверие и позволяет ему больше, чем другим людям, и рассказывает ему легенды своего народа: «С приходом зимы Турин часы напролет беседовал с Мимом, внимая гномьим преданиям и рассказам о его жизни; и не одергивал гнома, ежели тот дурно отзывался об эльдар. Мим, по всему, был тем немало доволен и к Турину весьма благоволил; его одного порою допускал он в свою кузню и там толковали они промеж себя вполголоса» («Дети Хурина»).       В версии опубликованного «Сильмариллиона» Мим идёт на предательство Турина против воли, попав в плен к оркам (в противовес версии «Детей Хурина», где он сам выдаёт отряд изгоев), причём в обеих версиях (и с добровольным, и с вынужденным предательством) специально добивается у орков обещания, что Турина не убьют. То есть у Мима есть представление о том, что на нём, как бы не повернулись обстоятельства, лежит долг благодарности по отношению к тому, кто спас его жизнь — ведь Турин пощадил его и проявил к нему жалость, когда другие изгои намеревались безжалостно расправиться с пленным гномом («— Что у вас тут такое? — спросил он. — К чему такая жестокость? Это же сущий карлик, да и стар в придачу. Что в нем вреда?» — «Дети Хурина»).       У Толкина, по-видимому, даже было стихотворение под названием «Жалоба гнома Мима» (хотя споры о его подлинности идут и по сей день)[7], в котором Мим предстаёт жертвой несправедливого обращения со стороны неких людей, ограбивших его: «Произведение начинается с небольшого стихотворения, первая часть которого представляет собой экспозицию — рассказ о двухсотлетнем малом гноме Миме, вышедшем из пещеры, где он теперь живёт и работает. Некогда всё, что он сделал, у него отобрали, и он был вынужден долго скитаться. После этого начинается монолог Мима — сначала в стихах, а затем в прозе, перемежающейся стихотворными вставками. Мим говорит о себе то в первом, то в третьем лице. Он работает, не покладая рук. Некогда люди, опасаясь его ножа, стреляли по нему издалека, выкурили его из жилища, отобрали у него всё, что он сделал, и даже то, что не успел, запасы руды и всё имущество, а потом преследовали, как дикого зверя. Он до сих пор на них зол. Продолжая работу, он не может создать таких прекрасных вещей, как раньше. Если бы он смог простить, возможно, он смог бы создавать нечто похожее на то, что когда-то творил у берегов озера Аэлуин, когда он был юн и впервые осознал свою искусность. Но простить он не может, и всё что ему остаётся — это работа».       Отдельного рассмотрения заслуживает такой персонаж, как Блодрин, сын Бана. В опубликованный «Сильмариллион» он не вошёл, поскольку в канонической версии истории Турина предатель, выдавший его убежище оркам — гном Мим. Однако в ранних текстах Толкина («Устроение Средиземья», «Квента») Блодрин представлен как ном (нолдо) дурного нрава, о котором сказано, что «долго жил он среди гномов [гномы на ранних этапах творчества Толкина были злыми существами], и сердце у него было злое, и к Турину он присоединился из любви к разбою» и что он предал потому, что был недоволен тем, что после того, как банда Турина стала воевать с Морготом вместо грабежей, добычи стало меньше, а риска погибнуть — больше. Он движим исключительно корыстью.       Перед тем, как ввести в историю гибели отряда Турина гнома Мима, Толкин одно время думал над возвращением в повествование Блодрина (уже в роли человека, а не эльфа) — но уже совсем в ином свете, не как заурядного бандита, охочего до добычи и предающего из-за мелких обид: «Блодрен, сын Бана, был вастаком. Он попал в плен к Морготу и его там пытали, ибо он был из тех людей, что остались верны эльфам и бились с Ульдором. Он сломался из-за пыток и согласился поступить на службу к Морготу. Его освободили и послали на поиски Турина. Блодрен вступил в тайный отряд Турина в Димбаре и доблестно служил ему два года. Но однажды, увидев удобный случай выполнить поручение, он выдал убежище Белега и Турина оркам» («Серые Анналы»).       В новой версии Блодрен оказывается трагическим персонажем — ведь первоначально он был верен сыновьям Феанора (даже в условиях предательства части истерлингов), и стал предателем лишь после жесточайших пыток. Как писал на этот счёт сам Толкин: «Я скорее задумываюсь о загадочном последнем прошении молитвы «Отче Наш»: «И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого». Моление против чего-то, что случиться не может, бессмысленно. Всегда существует возможность, что ты окажешься в ситуации за пределами твоих сил <…> Для тех, кто сегодня выходит из тюрьмы «с промытыми мозгами», сломленным или потерявшим разум, восхваляя своих мучителей, как правило, избавления столь скорого не предвидится. Но мы по меньшей мере можем судить их по воле и намерениям, с которыми они вступили в Саммат Наур» (Письмо 191).       Напоследок отмечу такого персонажа, как Саэрос. Он во всех версиях — довольно малоприятная личность, но в поздних текстах Толкина его неприязнь к людям не вытекает исключительно из его высокомерия, а мотивирована ещё и его дружбой с Даэроном, «пострадавшим» с его точки зрения, от человека Берена, возлюбленного Лютиэн, в которую до того был (без взаимности) влюблён сам Даэрон: «Стал он другом Даэрону-менестрелю, ибо тоже искусен был в песнях; и людей не жаловал, тем более — родню Берена Однорукого. «Не диво ли, что в землю нашу допустили еще одного из сыновей этого злополучного народа? — говорил он. — Или тот, другой, мало зла причинил Дориату?» Потому косо смотрел он на Турина и на все деяния его, пороча их по возможности» («Дети Хурина»).       Кроме того, его неприязнь к людям могла быть мотивирована ещё и принадлежностью к лайквенди Артанора (Зелёным Эльфам Дориата), поскольку лайквенди в целом не очень любили людей, рубившими лес и изводившими зверьё — в частности, после прихода народа Беора в Оссирианд они потребовали от Финрода поскорее увести их из своих краёв, угрожая в противном случае начать против них боевые действия (подробнее см. заметку про Амрода и Амраса).       Даже образ такого отрицательного персонажа, как Саурон, у Толкина значительно изменился. В ранних текстах Толкина, вроде «Книги Утраченных Сказаний» или ранних версий истории Нуменора, такие прототипы Саурона, как принц котов Тевильдо, Тху Охотник или Сур — просто злодей из окружения Моргота, избежавший наказания после поражения Моргота от Валар в Войне Гнева. В более поздних текстах Толкина, созданных в процессе написания «Властелина Колец» или после, таких как «Потопление Анадунэ», образ Саурона уже более неоднозначен: «И он стал великим королем в срединных землях и поначалу был хорош на вид и справедлив, и его правление приносило пользу людям во всех нуждах их тел; ибо он сделал богатыми всех, кто бы ни служил ему». И, наконец, в «Преображённых Мифах» он предстаёт как движимый хотя и глубоко искажённым, но стремлением к благополучию других разумных существ (хотя и непременно предусматривающим его власть).       В целом, на мой взгляд, приведённая мною подборка фактов свидетельствует о том, что Толкин, перерабатывая свои первоначальные версии, стремился сделать даже тех персонажей, что периодически играют в повествовании не самую лучшую роль и даже могут выступать как антагонисты, более сложными и разносторонними личностями, не сводимыми к функции препятствия на пути положительных героев. [1] Подробнее см. эту заметку — https://vk.com/wall-23592973_148542?. [2] «И случилось так, что послали они к Диору Куруфина Искусного, и рассказали ему о своей клятве и велели ему отдать сильмариль тем, кто имеет на него право, но Диор, видя красоту Эльвинг, не стал так поступать, сказав, что не вынесет, если Науглафринг, прекраснейшее из когда-либо существовавших творений, будет уничтожено. — Тогда, — сказал Куруфин, — Науглафринг должен быть отдан целым в руки сыновей Феанора». [3] «Польза твоя бы была велика, // Узнали бы, умер иль жив он пока; // Воинов должен своих ты собрать. // «Иду на охоту, — ты должен сказать, // Решит весь народ: лишь об этой стране // Забота твоя. Но в лесной глубине // Можем узнать, что случилося с ним; // Но, волей судьбы, если он невредим // И вернется назад по безумной тропе, // Неся Сильмарил — я не должен тебе // Ничего говорить; но волшебный тот свет — // Твой он (и наш), у других его нет; // Быть может, и трон завоюешь потом. // Ведь среди Нолдор древнейший наш дом». [4] Впрочем, в данном случае ранняя версия (восходящая ещё к «Книге Утраченных Сказаний»), где армию гномов уничтожают Берен и Зелёные Эльфы, более логична, поскольку объясняет попадание Сильмариля к Берену (а потом к Диору). [5] «Малые гномы никогда не заявляли эльдар о себе и не предъявляли каких-либо требований к землям или поселениям, но немедля напали на новоприбывших в темноте и из засады» («Квенди и Эльдар»). [6] Конкретные обстоятельства истории их изгнания в разных версиях разнятся. По версии «Шибболета Феанора», Малых Гномов изгнали из Нарготронда гномы Синих Гор, приглашённые Финродом для обустройства пещер. По версии «Природы Средиземья», Финрод изгнал Малых Гномов из пещер Нарготронда после того, как Мим попытался убить его во сне. Но в этой версии Мим оказывается слишком стар даже по гномьим меркам — Нарготронд был основан Финродом ещё в начале Первой Эпохи (а гномы живут максимум 250-300 лет), а Мим погиб насильственной смертью спустя четыре столетия. Так что эта версия не укладывается в хронологические рамки. [7] https://vk.com/wall-146787020_6858?