Переулок

      Личный водитель с бесстрастным выражением лица открыл дверь автомобиля и помог Алисе выйти.       Узкое тёмное платье не дало сделать достаточно широкий шаг, чтобы миновать мутную коричневую лужу. Но выговор водитель не получил. Он действительно старался припарковаться в месте, пригодном для высадки пассажира. А рядом со старым             Люберецким кладбищем это, надо сказать, та ещё задачка. — Вас сопроводить?       Алиса лишь отрицательно покачала головой и двинулась вперёд, утопая на полтора сантиметра в буро-серую грязь. Сейчас ей совершенно плевать на дорогостоящую, когда-то настолько желанную обувь за десятки баксов.       Успешно миновав «ухоженный газон» по стихийно протоптанной тропке, и преодолев облезшее зелёное ограждение, высотой до её колена, она наконец смогла подойти к рядам с предприимчивыми бабульками. Венки, крестики, отдельные цветочки… Последняя дань усопшим. Алиса прекрасно знала, что наверняка спустя некоторое время искусственную зелень соберут с могил. Отмоют, и снова пустят в обиход. Мертвецам же всё равно, а родные достаточно редко захаживают к усопшим, чтобы их как-то волновала пропажа.       Кресты, оградки и надгробные камни понатыканы явно пьяным проектировщиком. Иногда тропинка оказывалась в тупике из прижатых друг к другу заборчиков. Обойти — только по чужим могилам. И… какие ещё варианты? Кое-где разбросан мусор и пёстрые обрывки непонятной мишуры и фантиков.       Некоторые могилы зарастали бурьяном не одно десятилетие. А родственники соседних усопших вскоре не стесняясь закидывали заброшенные участки выкорчеванными сорняками. Забытые всеми могилы — унылое зрелище…       Покружив немного в этом лабиринте, тщетно пытаясь вспомнить путь и соотнести действительность с распечатанной схемой, она наткнулась на могилы своих родителей.       Сердце ёкнуло от чувства вины и стыда. Родители лежали рядом. И ушли один за другим всего за полгода. Она ни разу не навестила их за десяток лет. Но могилки оказались ухожены, хоть и не всю дикую траву убрали. Рядом с камнем стояло по стопочке с водкой. Лежали конфеты и по паре гвоздик.       Осенний ветерок неприятно лизнул ноги холодом, будто подталкивая идти дальше. Алиса поплотнее закуталась в плащ, слишком лёгкий для прогулок в это время года, и двинулась на поиски дальше. Теперь осталось недалеко.       Он сидел, понурив голову, прямо на земле. Замызганная джинсовка. Протертые кроссовки, видавшие виды кепка… Бутылка, из которой он периодически делал глоток. — Чего пришла?       Алиса неловко потопталась и для начала пристроила венки на обеих могилках. Олеся и Антон. Четыре года и двенадцать лет. — Лёва… — брат поднял на неё своё изнеможенное, поплывшее лицо с неопрятной щетиной и глазами побитой собаки. Алиса осеклась. Если бы не голос и не близость могил, она бы его навряд ли узнала. — Я… Я не знала же ведь, что лечение не помогло. — А то, что я деньги клянчить перестал, не заметила? — Ну так я думала, что просто не надо уже… — Ну, тут ты угадала. Действительно, больше уже всё. Уже почти год как не надо, — Лёва вновь приложился к бутылке глядя в никуда.       Вновь поднявшийся ветер залетел под полы одежды и пробрался аж до груди. Алиса сцепила руки. От воспоминаний, которые она упорно пыталась перевести в разряд дурного сна к щекам прилила кровь, а глаза наполнились слезами. Она только смогла из себя выдавить: — Прости…       Лёва отмахнулся, мол, ерунду несёшь, сестричка. — Ты ж мне помочь пыталась. Не виновата в том, что случилось. Ну, а то, что припоздала с соболезнованиями — ты же теперь человек занятой. Зато при деньгах. Жаль только, что проку не принесли. Пойдём что-ли домой, помянем.       Водителю Алиса позвонила и отпустила его. Домой к Лёве пошли пешком. Знакомые с детства улочки с унылой пятиэтажной постройкой медленно плыли мимо брата и сестры. Прошло столько лет, а ничего толком не поменялось. Всё такие же облупленные стены, несмотря на периодическую покраску коммунальщиками. Всё те же покоцаные, хоть и ежегодно меняемые бордюры. Всё те же колдобины на тротуарах и дорогах, из-за которых не покатаешься ни на роликах, ни на велосипеде, если жизнь дорога. Всё та же грязь и отдыхающие на остановках алкаши.       Несменные бабки у подъездов всё также бдительно следят за каждым прохожим, провожая его осудительно-презрительным взглядом. А иногда и словом. Прям как из анекдотов. Разве что за четверть века состав бабок наверняка проредился.       Взгляд безучастно блуждал по родному району. Крошащиеся балконы, иногда замурованные с помощью подручных материалов вариант типа-лоджия… А впрочем, Алиса заметила, что некоторые жители действительно застеклили себе балконы, и даже подвесили кондиционеры. И домам это придавало ещё более неопрятный вид, хотя, казалось бы, прогресс дошёл наконец и сюда. Из мутных окон за проржавевшими решетками изредка выглядывали коты. И запыхавшиеся мамашки, умудрившиеся стащить коляску с ребенком с пятого этажа без пандуса, пытались найти среди плотно припаркованных машин место, чтобы съехать, поскольку лужу на тротуаре был шанс только переплыть. И картину дополняли кучки сгребённой в небольшие снопы листвы, с огрызками и вкраплениями прочего мусора…       Как же она ненавидела это место! Как же она мечтала вырваться сначала из-под опеки родных, затем прочь из замкадья в большой город, а то и в другую страну! Как же она старалась доказать всем, в том числе и самой себе, что она сможет всё сделать сама! И как же ей сейчас было больно осознавать, что такой ценой, которой ей досталось благополучие, категорически нельзя было его покупать…       Ветер вновь подул, на этот раз заползая за шиворот и сильно ударяя в нос, так что Алисе пришлось отвернуться от потока, чтобы вдохнуть.       Глаза в ужасе и неверии распахнулись. Её словно посетило дежавю: на той же скамейке рядом с разбитым подъездом; в такой же позе; в той же самой цветастой шали; рядом с такой же растрепанной и заплаканной женщиной, какой Алиса сама была много лет назад, сидела старушенция, которая должна была сдохнуть ещё лет десять назад — настолько древней она выглядела.       Алиса уже забыла о погрузившемся в скорбные думы брате, на автопилоте переставляющего ноги в сторону дома. Остановилась, словно в оцепенении наблюдая за парочкой на скамейке. Стоило женщине встать и поудобнее подхватить явно порванный пакет, Алиса сделала шаг навстречу.       Дохнуло лютым холодом. Мороз укусил за лицо так, что аж защипало глаза, и при выдохе из носа появился пар. Теперь Алиса видела это: блеск льда в небольшом радиусе от старухи. И подернутые инеем травинки на остатках газона. Это при +7 С°… — Постойте! Подождите! — Алиса так быстро, как только смогла, догнала женщину и схватила за рукав, — Не надо!!! Что бы вам не сказала эта ведьма, не соглашайтесь! — Пусти, психованная! — женщина вырвала руку и ускорила шаг, продолжая возмущаться. — Сейчас что, осеннее обострение у всех? Совсем озверели, нарики и алкаши грёбанные…       Но Алиса уже не слушала.       Бестолку вот так вот пытаться объяснить что-то незнакомому человеку, который ещё и на взводе. Она сама прекрасно помнила, что происходило до разговора со старухой. И чем это аукнулось после. Развернувшись, Алиса поспешила к лавке с ухмыльнувшейся каргой. ***       «Ну какого ему надо? Ну почему? Почему мне так не везёт?» — Алиса плелась по осенним лужам к съёмной квартирке, почти не глядя по сторонам. В конторе прошли сокращения. Увы, несмотря на свой опыт и стаж, ей указали на дверь. «— А что тебе? Молодая ещё, красивая. В самом соку. Семерых по лавкам нет, чтобы беспокоиться. Ты себе быстро место другое найдешь. Или вот, наконец, замуж выскочишь — и вообще зачем тогда работать?» — взгляд эйчара старательно ускользал мимо Алисиных глаз. По-хорошему, сообщать такие новости — обязанность начальства. Но тот предусмотрительно свалил на больничный.       Сожитель, узнав, что за квартиру теперь придётся платить ему одному, свалил в закат, прихватив с собой совместно нажитую технику. Нервы сдали. С ними слетел иммунитет. Подхватила какую-то бациллу, что провалялась три дня в беспамятстве, и даже вызывала скорую. Было с чего. Выкидыш. Мозгами Алиса понимала, что без работы и поддержки рожать была бы так себе идея. Но на момент увольнения она о беременности не знала, а идти восстанавливаться через суд теперь уже было бессмысленно.       «Да всё вообще бессмысленно. Часики дотикали уже почти до сорока лет. Что имеем? Образование. Ну, еще и опыт. А уже ни здоровья, ни работы, ни своей семьи, ни желания на что-либо, ни сил. Просто хоть ложись и сдохни… Да ещё и пожилые родители. Лёва вроде б им деньжат подкидывает, но будем честны. Кто будет ухаживать, когда сами себя обслуживать не смогут? Баба. А на сиделку у меня денег нет. И у него нет. Только-только дочку родил…» —       Додумать мысль ей не удалось. Нога поехала вперед. Алиса нелепо взмахнула руками. Пакет с продуктами выскользнул, лопнул, и всё его содержимое раскатилось по дороге. Алиса растянулась на асфальте, больно стукнувшись сначала задницей, а потом и затылком. По всему телу молнией пробежал холод. — Ох, как же это! Родная!        Доченька! Не зашиблась? Дай-ка помогу, милочка! — со скамейки суетливо встала белёсая старушка в старой цветастой шали. Сгорбившись, доковыляла до распластанной, потерявшей ориентиры Алисы. Вцепилась ей в локоть так, что промёрзшая ткань плаща ощущалась даже через плотную кофту, и помогла встать.       Алиса, смутившись бормотала какие-то слова благодарности, хоть говор старухи её раздражал. Обычно бабульки только языками чесали, да поливали всех мимопроходящих известными субстанциями. Попытка высвободиться и собрать рассыпанные продукты успехом не увенчались. Бабка ловко посадила ослабевшую Алису на скамейку. — Ну куды спешишь-та? В ногах правды нет. Посиди, отдохни. Успеешь собрать. На твоё никто не позарится. Стукнуло сильно? Болит?       Алиса отрицательно покачала головой и неожиданно для себя расплакалась. Внезапно найденный на дороге в плюсовую вроде-бы температуру лёд оказался последней каплей. — Болит! Всё болит! Всю жизнь болит! — и высказала старухе свои обиды последних лет. Та молча слушала и понятливо кивала. У Алисы уже похолодели пальцы на ногах, а она всё никак не могла остановиться. Говорила, говорила, говорила… И о том, как всегда прилежно училась. Как старалась во всем быть лучше, или хотя бы не хуже брата. Как сама поступила в институт. Как отшивала одного ухажёра за другим, оставляя любовные приключения на потом. Как подруги повыскакивали замуж и скрылись с поля зрения, погрязнув в быту и детях. Как она всегда считала себя выше их, и думала, что всё успеет. Но когда пробили заветные тридцать, на неё обрушились со всех сторон. Часики, будь они не ладны, затикали.       И тут — неудача за неудачей. Мужики, которые нравились, оказывались женатыми, либо не складывалось. Те, которым нравилась она — либо быстро скатывались в бытовую инвалидность, либо пытались закосить под альфонсов, либо находилось ещё стопятьсот причин, по которым союз рушился. И события последних недель, которые наросли ощущением несчастья и жалости к себе снежным комом — совершенно её доканали. — Эх, счастье. Счастье у каждого своё. Кому яхта, счастье, кому вот, — старуха наклонилась и подняла из-под лавки сбежавший из пакета фрукт, — яблочко… — Да-да-да… Синица в руке, журавль в небе… — огрызнулась Алиса и стала-таки собирать рассыпанные продукты. — А знаешь… Можно и твоему горю-та помочь. Раз своё счастье никак найти и дождаться не можешь. Сама-та хоть понимаешь, в чём оно? — Видимо, как у всех. Мужика, родить и денег побольше, — буркнула Алиса, продолжая собирать овощи. «Ну что, сейчас предложит к психологу сходить? Или к какой-нибудь гадалке порчу снять?» — Хорошо подумала-та?       Алиса села обратно на холодную скамейку, и стала пытаться как-то реанимировать пакет. Тащить гору продуктов в руках было совершенно неудобно. — А что тут думать? Попробовала своими силами — выходит хрень. Вернее, даже просто ничего не выходит. — А может просто не дождалась? Али проглядела где? — Вы, конечно, меня извините. Но я тут раскисла, и вы совсем уже в личное лезете. — Так мне-та что… Твоё счастье. Тебе его и искать. Тебе и решать, что твоё счастье составляет. Но помочь найти, ускорить, так сказать, процесс, — старушка ухмыльнулась, явно радуясь вовремя ввернутому современному слову, — могу.       Алиса пожала плечами и развела руки. «Надо бы как-то отвязаться от этой бабки и идти домой отогреваться. И неловко уже совершенно, да ещё и отморозила себе все возможные места. И как только народ вокруг идёт так легко одетый? Может, меня знобит просто?» — В самую длинную ночь, в год високосный, пойди в переулок без имени, там, где цветы встречают бесконечность, в тринадцатый час. Иди, и проси счастья, какого хочешь. Но знай! Своё счастье, если не сама создала и не сама нашла, лишь ценой счастья близкого купить можно. Но чья судьба под нож пойдёт — не тебе решать, — прошептала Алисе старушка на самое ухо, щекоча ей шею даже сквозь шарф прохладным дыханием. Закончив говорить, она отстранилась, и с многозначительным видом уставилась вдаль.       Алиса ещё не успела ни подивиться, ни позабавиться такой нелепице в 21-м веке, как на неё обрушился шум подмосковного городка, окончательно сбивший с мыслей. Кашель курящего неподалеку мужчины, шуршание шин об асфальт, гудки торопыг около дальнего светофора, разговоры прохожих, спешащих домой… «Во я даю! Как только умудрилась так сильно абстрагироваться? Видимо, придется-таки дойти до травмпункта. Может, сотрясение?» — Алиса повернулась к бабке, чтобы поблагодарить её за участие и распрощаться, но на скамейке рядом с ней оказалось пусто. И следов льда на асфальте она не смогла разглядеть, как ни старалась. ***       Чем хороши кухни в домах советской постройки? Тем, что если ты сел, можешь дотянуться до любой её точки, не вставая с места. А вот второй человек уже не поместится.       Алиса со злостью строгала салат, малодушно подумывая, что теперь можно и не сидеть на диетах. Всё-равно поезд ушёл.       Она уже сменила старые облезлые деревянные ставни на пластик. В этом был несомненный плюс — стало значительно тише. И не сквозило. Но сейчас окна вспотели, и Алисе казалось, что она вот-вот задохнётся в этой маленькой кухоньке. Положила нож. Открыла форточку. В лицо сразу ударил поток морозного воздуха, от чего всё тело мгновенно покрылось мурашками. И в памяти всплыл чудной совет старухи.       Ухмыльнувшись, Алиса продолжила нарезать продукты. А в голове прокручивала теоретические варианты, чьим счастьем могла бы пожертвовать. Вариантов, надо признать было немного: родители, да брат.       Собственно, родители уже давно на пенсии. Живут неподалёку в частном доме. Жизнь, считай, прожили — что у них за счастье? Урожай богаче, чем у соседки?       А брат? Алиса даже скривилась от зависти. Недаром говорят, что мальчиков в семье любят больше. Пока она заседала за книжками и учебниками — он уже заканчивал учёбу. Перебивался с тройки на четвёрку. Кое-как поступил на платное. Чуть-было не вылетел, но-таки взялся за ум. Причина: влюбился. Внезапно для всех перевёлся на вечерку, собрал кружок из толковых ребят и открыл свою мастерскую по ремонту техники.       Но на свадьбу ему родители всё-равно отсыпали хорошую сумму. Потом квартиру, в которой они жили все вместе, разменяли. Двушка ушла к молодой семье: невеста в платье уже была с животом. А однушка досталась Алисе. Сами родители перебрались в одноэтажный домик, который раньше всегда использовали в качестве дачного. Но система отопления с АГВ позволяла жить там и зимой. Одна проблема — канализация. Но тут быстро сорганизовались: вырыли яму, сунули туда два огромных бетонных цилиндра. А по весне ежегодно стали заказывать откачку. Ну и трубы поменяли. Та ещё эпопея. Алиса тогда чуть спину не надорвала в подполе, согнувшись в три погибели, чтобы не треснуться головой о потолок — устраняла вонючие лужи, когда старые трубы в очередной раз прорвало. А что? Лёва не может — семья и работа. У родителей спина и остеохондроз… Спасибо хоть, деньгами брат помог. Мастерская переросла в небольшую сеть, и брат как сыр в масле катался. — Ну и что было бы? Ну, может, прогорел бы его бизнес… Ну, проваландается полгодика, ему родители бы ещё из запасов денег отвалили. Наверняка бы быстро что-то новое поднял, с его-то шилом в жопе и языком подвешенным, — пробухтела Алиса, чувствуя, как её щеки обожгло завистью и обидой. ***       На новой работе, чтобы не вылететь в испытательный срок, приходилось вовсю пахать, доказывая свою нужность и значимость. Особенно когда устроиться удалось спустя несколько месяцев после увольнения с предыдущего места: на новое неохотно берут из-за возраста и отсутствия семьи и детей.       Была уже почти полночь, как Алиса вышла из метро к остановкам. Проводила печальным взглядом нужную маршрутку. Автобуса ждать ещё долго. Что ж… Можно протрястись пару станций на электричке.       Выход на станции Ухтомская. Идти через надземный переход лень, да и стрёмно: обледенелые ступеньки, высота и порывы ветра. Привычно спрыгнуть на пути с открытой платформы. Пройти несколько метров до остановки — ограждений так и не сделали и, похоже, не сделают. А сделают, так местные наверняка в заборе дырку проковыряют, и будут шастать пешком через пути, как и десятилетия до этого.       Промозгло. Стоять в ожидании маршрутки, чтобы добраться, наконец, до тёплой ванны невыносимо. Вроде бы сапоги уже надела зимние — неужто брак или обманули с составом?       Потоптавшись несколько минут и скосив глаза к группе громко ржущих и матерящихся неподалёку мужиков, Алиса поспешила скрыться с их глаз. Всё-таки до квартиры идти не так уж и далеко. И заодно в движении вдруг удастся хоть чуть-чуть согреться. До родительского дома отсюда было гораздо ближе. И они наверняка будут ей рады. И ужин стопудово найдётся… Но наверняка опять припашут. Или будут смотреть на неё с осуждающе-жалеющим взглядом… Ну их в топку…       Частный сектор Алиса проскочила на всех парах. Многие частники за покосившимися и не шибко плотными заборами держали собак. Некоторые хозяева их на ночь выпускали из вольеров. А псы в свою очередь охотно охраняли свои владения и облаивали всех и вся. Некоторые мелкие шавки даже могли выскочить на пару метров из неприметной дырки и кинуться под ноги. Всегда бесило. И пугало. Алиса сжала в кармане перцовый баллончик.       Выйдя к улице 8 марта, Алиса подуспокоилась. Но переходить дорогу на сторону «цивилизации» в виде нескольких многоэтажек не стала. По иронии застройщика, тротуар на стороне «окраины» сохранился чуточку лучше, менее обледенел и оказался лучше освещён. К тому же, чуть дальше на «Люберецкой» стороне пришлось бы проходить мимо вертолётного завода. А идти вплотную к бетонному забору, не имея возможности ни свернуть, ни скрыться — такое себе удовольствие.       Мороз крепчал всё сильнее. Алиса почти добралась до пересечения с улицей Розы Люксембург, как ей послышалось, будто некто прошептал её имя.       Слева от неё приглашал зайти хорошо освещённый переулок. По обеим сторонам узкой дороги стояли всё такие же покосившиеся заборчики неопределенного цвета. Пробирающий до костей ветер улёгся, словно давая женщине передышку. Чуть поодаль, в ночной мгле, будто соткалась из воздуха и мерцающих крупинок фигура смутно знакомой старухи. Она молча стояла под жёлтым светом фонаря и выжидающе глядела прямо в глаза Алисе. За её спиной улочка вроде бы продолжалась, но уходила в непроглядную тьму.       Алиса пересилила в себе порыв ущипнуть себя за что-нибудь, настолько появление старухи ей казалось похожим на сон. «Ну… Плохое освещение. Она наверняка местная — вырулила из какой-то калитки, а я и не заметила…»       Мозг услужливо нашёл рациональное объяснение. И не менее услужливо подкинул воспоминание о чокнутой старушке с волшебным предсказанием. — Ну… Какая магия? От меня ж не убудет, если перекинусь с ней парой слов, правда? — недолго думая, Алиса свернула в переулок. — Ну что, решилась? Хорошо подумала-та? Определилась, в чём твоё счастье?       Алиса немного смутилась поняв, что старуха её, кажется, узнала, и будто бы продолжала незавершенный тогда разговор. Невидимые собаки захлёбывались лаем, но старуху это явно не волновало. Действительно, местная, может, немного сумасшедшая пожилая женщина. Но… а вдруг чудо действительно случится?       Любопытно. А нет — так Алиса не особо-то и расчитывала. — А что тут думать? Поколдуете, или как? — выдавила из себя улыбку Алиса, стараясь чтобы в голосе не сквозил откровенный скепсис.       В лицо ударил такой сильный порыв морозного воздуха, что у Алисы сбилось дыхание. Свет фонарей потускнел и отдалился. Впрочем, как и собачий лай. Старуха исчезла.       От кончиков пальцев по ногам зазмеились вверх струйки колючей стужи. От коленок к бёдрам лёд сменился более мягкой, щадящей прохладой, и будто бы погладил её кожу, устремляясь всё выше. Алиса охнула и попыталась прикрыться руками, затем упала на колени прямо на дорогу, пытаясь уйти от ощущения — холод добрался до промежности и скользнул внутрь тела. Внизу живота словно бы образовался комок горячего льда. Оттуда холод заструился дальше, выталкивая воздух их лёгких. Алиса завалилась на бок и сжалась в комок, почти не соображая, что она делает. Пыталась руками стряхнуть с себя наваждение и просто вдохнуть.       Мороз пощекотал Алисе соски, будто играясь и забавляясь её беспомощности и страху. Пополз дальше, сковывая горло. От пронизывающего холода свело зубы. Лёд начал подбираться к глазам. — Девушка, вам плохо? Эй, вы слышите меня? — послышался мужской голос, еле продирающийся через оглушительный лай.       Алиса открыла глаза. Потусторонняя стужа исчезла, будто её и не было, уступив место безграничной усталости. Стояла всё та же прохладная ночь. Фонарь, рядом с которым она лежала, потух. И почти вплотную к нему прижимался очередной забор, превращавший переулок в тупик. В свете соседних фонарей мерцали снежинки. ***       Она не сразу узнала Эдгара — своего бывшего однокурсника. В этот день он собирался заехать к родным, но тоже задержался на работе. Настоял на том, чтобы Алиса зашла и отогрелась. На утро они на несколько недель расстались, но потом встретились вновь: Эдгар сменил место работы, и стал Алисе коллегой.       Видеться стали чаще. Эдгар начал подвозить её до работы. Вскоре отношения стали развиваться бурными темпами. В конторе заметили их связь и смотрели косо. Эдгар разругался с начальством и открыл своё дело. Выстрелило. Алиса перешла к нему на должность заместитеся директора уже в качестве законной супруги. Филиалы разрастались по России, как хищная грибница, и вскоре перебрались за рубеж.       А Алиса к этому времени уже вышла из декретного отпуска. Да и пробыла она там недолго — как родила дочь, спустя пару месяцев сплавила её на попечение нянек. Родителям про внучку сказала только когда ей стукнуло два года. Не хотела говорить из-за старой обиды и в отместку за их противную жалость. Тогда же узнала, что отец начал попивать. Вероятнее всего, со скуки. С братом особо не общалась. Мать хорошо приняла внучку, но Алисе всё казалось, что радости в глазах родителей за её успех меньше, чем ей хотелось видеть.       И через несколько месяцев узнала, что случился пожар. Мать тогда приезжала с ночёвкой присмотреть за дочерью Лёвы. Тот свалил в командировку, оставив жену одну — вот свекровь и пошла выручать.       А проводку, в отличие от канализационных труб, в старом доме никто не менял. Судмедэксперты говорили потом, что отец задохнулся во сне от угарного газа. Мать, лишившаяся мужа и крова, перебралась жить к Лёве. Но Алиса узнала об этом всём постфактум — когда вернулась с Бали. К тому времени она уже успела убедить себя, что там, в переулке без имени, у неё прихватило сердце или скакнуло давление, от чего она просто свалилась в обморок и видела кошмар. Сердце ёкнуло в сомнениях, но Алиса себя успокоила. Дома в Ухтомке периодически горели, а она не в ответе за безалаберность отца.       И буквально через пару лет пришлось навестить на кладбище. Семья брата к этому времени попытались разъехаться с матерью — перебрались в многоэтажку через пару кварталов. Неисправный лифт. И два гроба — стандартный и детский. Жена и дочь Лёвы.       Алиса уговаривала себя, рыдая в подушку от жалости и чувства вины, что она тут ни при чём. Дань морозной колдунье уже ведь заплачена трагичной кончиной отца? Или же нет? Или это всё ряд случайностей?       Мать, терзаемая чувством вины и скорбью сгорела за несколько месяцев. Винила себя в том, что из-за неё семья сына была вынуждена переехать. И не могла смириться со смертью внучки. Горе сначала убило её рассудок, а потом инсульт завершил её мучения. Сначала потеря кратковременной памяти. Затем стала забывать убираться, есть, мыться… Всё ждала, когда внучка придёт из садика. Потом забыла, что муж погиб в пожаре, и ждала, когда этот лентяй наконец приедет со своего огорода домой. И когда Алиса наконец выйдет замуж. «— Ой, а что это за девочка на фото?» — стало последней каплей, когда Алиса показывала матери на экране планшета подросшую дочь.       Тут она сама выделила средства на лучший дом престарелых. Лёва хотел-было тоже вложиться, но в итоге был занят восстановлением уходящего сквозь пальцы достатка. Но мастерские, хоть и пришлось сократить их количество и пересмотреть кадры, остались на плаву. И, пока брат был занят своими делами, а Алиса походам к психологам, мать тихо ушла.       Также тихо её и похоронили. Алиса нарочно ждала, когда Лёва уберется с кладбища, чтобы подойти и проститься. Как она ни старалась, заставить себя смотреть в глаза брату так и не могла. Одно утешение — от судьбы прилетело уже так, что все возможные долги уплачены. Хотя, может, расплатилась мать? Или снова случайность? Ведь деменция — не редкость среди стариков, кто почти не занимается тренировкой своего разума, а просто просиживает штаны, выйдя на пенсию. Да и вдруг какая-то плохая наследственность… Случайность… «Плохие вещи случаются, и в этом нет моей вины».       Следующие несколько лет брат и сестра почти не общались. Но Алиса узнала, что Лёва взял себя в руки, вновь женился, и даже обзавёлся сыном. С некоторым облегчением она выдохнула. Теперь-то точно всё будет хорошо. Надо только понять, что с её собственной дочерью творится. С одной стороны: всё идеально. Ребёнок как ребёнок. Послушный, тихий, исполнительный и спокойный. Чересчур спокойный. Ничего не интересует. Смеётся только если попросишь. Скажешь читать — будет читать. Скажешь — сходи погуляй, пойдет и сядет на лавку. Походи пешком — станет наворачивать круги вокруг дома. Ну чисто… кукла… Может быть, так проходит переходный возраст? Не обязательно ведь это проявляется в агрессии? Подросток может и в себя уйти, да…       А потом с ней связался Лёва. И попросил денег. Много.       Эдгар, узнав, что ребёнку брата любимой супруги нужно лечение, давал суммы без расспросов и оглядки. Алиса уже давно к этому времени отошла от дел и жила в своё удовольствие, пытаясь заглушить тревогу и смутное чувство проживания чужой жизни в путешествиях и всяческих тренингах личностного роста.       Сначала обследования. Затем несколько безуспешных операций. Экспериментальное лечение за рубежом… А мальчик бледнел, тощал и чах. И в итоге словно растаял, как снеговик по весне. Диагноз так и не смогли поставить ни здесь, ни за рубежом. А Алиса… Алиса сменила нескольких психологов. Какое-то время даже посещала церковь слабо веря в результат. Собственно, она и в колдовство той старухи верить не хотела. Но сердце сжималось и кровоточило всякий раз, когда она вспоминала о оставленных, будто бы в прошлой жизни, родных. *** — Ты! Ведьма! Верни, всё как было!       Старуха лишь улыбнулась и похлопала по скамейке, предлагая Алисе сесть. Та, еле сдерживая себя от гнева, заставила себя пристроиться рядом. — Что ж ты, доченька, воздух зазря сотрясаешь. Что просила-та, помнишь? — Помню! — Что в оплату должна была, помнишь? — Помню, но…! — Что хотела, получила? — Да, но…? — Так ко мне-та какие претензии? — старуха скосила на багровеющую Алису насмешливый взгляд. — Это… Слишком! — Да? И чьё же счастье ты считаешь достойной оплатой своей блажи? — Блажи? Я же ведь… — Что? Совесть заела? Не дождалась, не дотерпела. Руки опустила и плюнула вслед. Что тебе чужие судьбы? Неужто прошлогодний снег? Чего было — не вернуть. Своей рукой ты вскрыла суть. — нараспев протянула старушка. Воздух с каждым словом становился всё холоднее. Пальцы на руках и ногах Алисы стало неприятно покалывать. — Как? Как исправить?       Старуха рассеялась тонким, почти мультяшным противным слуху хохотом, сильно запрокинув голову. Алиса в порыве развернуть её к себе и добиться хоть какого-то ответа, схватила стуруху за плечо.       С тихим хлопком старуха рассыпалась шуршащей скукоженной листвой. В руке у Алисы осталась лишь старая цветастая шаль. Но и она за долю мгновения превратилась в россыпь засушенных, подёрнутых инеем лепестков, и разлетелась. Студёный ветер подхватил их, и закружил в быстро расширяющуюся воронку. Всё, чего касался хоть один лепесток, будь то мусорный бак, детская горка в ближайшем дворе или соседний дом — мгновенно взрывалось и рассыпалось такой же промёрзшей прошлогодней листвой.       Жжение внутри стало нестерпимым. Алиса хотела закричать, но горло сковало льдом. Холод неумолимо полз выше. *** — Девушка, вам плохо? Ей, вы слышите меня?       Даже несмотря на то, что женщина показалась ему очень знакомой, Эдгар подавил в себе желание потрепать её по плечу. Достав телефон, он поочередно набрал полицию, а затем и скорую, мало понимая, что делать в таких случаях. Взгляд Алисы застыл. На роговицу тонкой коркой нарос лёд, но к приезду спецслужб от него не осталось и следа.