***
Она больше никогда не даст своей жизни вернуться в прежнее русло, — это Астория понимала очень четко. Она больше не готова была прожить ни один день так, как жила в этом браке. Под гнетом обязательств и требований Астория совсем забыла, что может быть другой. Сейчас уже плевать, кто что скажет. Сколько благородных семей больше не пригласит ее в свой дом, и сколько статей напишет пророк, прежде чем всем осточертеет тема развода Малфоев. Она переживет и разочарование родителей. Она сможет вынести последствия желаемой свободы. Малфой-мэнор встретил ее гнетущей тишиной. Драко не присутствовал ни при ее возвращении, ни в следующие три дня, что лишь утвердило ее в правильности своего решения. Он как хозяин знал, что Астория вернулась. Его жена. Но предпочел проигнорировать этот факт, не появившись дома. Видимо, у него были дела важнее. Проблема в том, что всегда были. Для него и для нее исполнять свои роли становится неимоверно трудно, и это видно невооруженным глазом. Сразу по возвращению Астория вызвала семейного юриста Гринграсс, приказав составить договор о расторжении брака. Он мрачно взирал на нее, но слова против сказать не посмел. Внимательно слушал леди Малфой и записывал все ее условия. Астория не собиралась ничего забирать у семьи мужа, слишком мало они прожили вместе, чтобы она хоть что-то могла назвать своим. Она лишь хотела, чтобы все прошло быстро и тихо. На ее счету в Гринготтс лежала приличная сумма, чтобы несколько лет можно было существовать безбедно, но Астория не собиралась прожигать свои деньги так бездумно. Она уже планировала, куда сможет их вложить. А жить на роскошную ногу сможет позволить себе позже. Сейчас она сможет довольствоваться и какой-нибудь съемной квартирой. В конце концов, главное, что она будет жить. Это ощущение в груди, настоящей жизни, эмоций и чувств пьянило и заставляло цепляться за него. Оно было таким правильным, чувствовалось так, будто все складывается так, как надо. Астория так долго была подобного лишена, что сейчас ей казалось, что и не жила вовсе. Но вот теперь она ступила на эту тропу жизни и не собиралась с нее сворачивать. Конечно, она понимала, что во многом на нее в этом оказал влияние Люциус. Он заставил ее это почувствовать, ощутить себя всемогущей, желанной и невероятно красивой. И она понимала, что ее развод может совершенно ничего не значить для них. Но она решилась на него ради себя, поэтому отношение к ее решению Люциуса ничего не изменит. С тяжелым сердцем леди Малфой размышляла о случившемся и понимала, что подобного снова Люциус действительно не допустит. Она увидела это на его лице в то утро, когда они прощались. Это больно ударило по самолюбию, но было вполне ожидаемо. Конечно, сын для него важнее, чем она, репутация важнее, чем она, да что угодно в жизни мужчин рода Малфой важнее, чем она. Но Астория желала другого. Желала быть важнее всех и вся. Для кого-то. Хотя сердце рвалось только к одному. Была ли это влюбленность, безумие или помутнение. Она не знала, но отдавала себе отчет, — то, что вызывал в ней Люциус, какой она чувствовала себя рядом с ним, какой хотела быть для него… такого не испытывала никогда. Мурашки пробежали по позвоночнику, подсказывая Астории, что домой вернулся хозяин. В последние пару дней поместье откликалось на ее присутствие, и она поняла, что имели в виду Малфои, когда говорили об этом. Она словно вела беседу с этим прекрасным домом. И он отвечал ей, почему-то неожиданно признав. Астория отложила книгу, поднявшись для приветствия, и неожиданно поняла, что это Люциус. До того, как распознала его через магию мэнора или увидела, узнала его шаги. Он влетел в малую гостиную стремительным вихрем, по-хозяйски свысока осматривая пространство вокруг. Его тяжелая мантия взметнулась, и он откинул ее за плечо, резко остановившись и осматривая вставшую навстречу леди Малфой. — Люциус, — она склонилась в неглубоком реверансе. — Добро пожаловать домой. Лишь Мерлин и Моргана знали, чего ей стоило удержать на лице мягкую улыбку при виде него. Когда внутри все взметнулось ярким пламенем и захотелось совсем по-девчачьи броситься на шею к мужчине, обнять его и зацеловать так по-простому. Да, не по статусу, но так искренне и с полной отдачей. Он не отрывал от нее взгляда, одним лишь этим пуская миллиарды мурашек по позвоночнику и заставляя яркие картинки воспоминаний проноситься в голове, возбуждая. Так они на пару мгновений замерли, позволив друг другу совсем неподходящие взгляды. — Астория, — его приветствие отдавало холодом и устанавливало дистанцию. — Рад, что вы в добром здравии. Время во Франции могло сказаться на вашем здоровье не самым лучшим образом. О, святая Моргана, этот официоз! От него мышцы лица сводило судорогой. Она ненавидела это все. Хотелось поговорить с ним как с мужчиной, который просто нравится, легко, непринужденно и с толикой флирта, но она знала, что Люциус сейчас подобного не допустит. — Благодарю за заботу, — она с трудом нацепила на лицо улыбку, от которой веяло фальшью. Уж такой проницательный мужчина, как Малфой это заприметит сразу. Астория села и принялась поправлять платье, разглаживая складки. — Где Драко, Астория? — Драко? — непонимающе пробормотала она и театрально нахмурилась, словно пыталась вспомнить о ком речь. — А, вы о моем муже? Видите ли, дорогой милорд, я видела его в последний раз тогда же, когда и вы. Он не появлялся дома после моего возвращения, — расправив последнюю складку, она с широкой натянутой улыбкой подняла лицо и встретилась взглядом с ничего не выражающими глазами Люциуса, — Да и к чему это ему? Уверена, он обогрет и счастлив. Не рекомендую вам переживать лишний раз. Взглядом серых радужек можно было заморозить океан. Резким движением, в котором сквозило раздражение, — только Люциус мог быть настолько демонстративен, не произнося ни слова, — он щелкнул застежку мантии и небрежно скинул ее, отбросив от себя. Прошел к небольшому скромному бару и щедро плеснул себе бурбона, — и это еще не стукнул даже полдень! Возмутительно. Он сделал большой глоток и закрыл глаза, словно собираясь с мыслями. Затем обернулся на Асторию, что не отводила от него взгляда. Это было выше ее сил, не смотреть на него. — Астория, вероятно, вы, как и я, осознаете, насколько произошедшее во Франции было недопустимо. В первую очередь именно я вел себя неподобающе и смею заверить вас, что подобное больше не повторится. Астория сцепила пальцы, судорожно сжимая их. Там легко было быть другой, в этих стенах ее парализовало воспитание, давление и многовековые предрассудки. Действительно, там ей легко было быть собой, не видеть в этом привлекательном мужчине «табу», там все было иначе и присутствовала его снисходительность к ней, которой здесь, в Малфой-мэноре можно не ждать. — Не стоит, Люциус, говорить все эти вещи, — она вскинула на него свои изумительные голубые глаза, в которых было столько уязвленной гордости и женской слабости в этот момент. — В этом нет необходимости. Малфой прищурился, отпивая алкоголь и давая себе время оценить ее слова. — Что вы имеете в виду? — Я отказываюсь признавать в этом недоразумение, что-то случайное или постыдное. Это было между нами, лорд Малфой, и мы оба этого безумно желали. Желваки на скулах Люциуса дернулись. Ответ Астории ему совсем не понравился. Упрямая, глупая девчонка! Она вскочила резко и шагнула к нему. Он напрягся сильнее. В ее взгляде было столько отчаяния, грудь взволнованно вздымалась. Повеяло опасностью. — Я хочу, чтобы вы больше никогда не произносили подобного, — ледяным голосом процедил Малфой, не желая поддаваться на ее провокацию. — Это не имеет абсолютно никакого значения, Астория. — Ты же этого так хотел, — медленно произнесла она, борясь со слезами, — признай это, чертов мистер правильность. Всем плевать на нас, на то, что было. Драко нет до этого никакого дела. — Астория… — в его тоне послышалось отчетливое предупреждение, даже угроза, которую она не распознала за эмоциями. — Не волнуйтесь, — она дернула головой и отступила на шаг назад, словно справившись с собой и беря в руки. Да, никакой снисходительности. Ей придется быть такой, какой ожидают, или он заставит. В ее взгляде было так много боли и так много жизни, что это отдавалась где-то в грудной клетке у него. Но кому какое до этого было дело? — Я не собиралась распространяться об этом. Никто не узнает о наших грехах. Это именно то, что он хотел услышать от нее. Люциус резким движением осушил бокал, и тот звякнул, когда он размашисто поставил его на серебряный поднос. — Благодарю за ваше благоразумие, Астория, — он кивнул, тростью дергая мантию на себя и перекидывая ее через руку. — Это правильное решение. Я переоденусь с дороги и найду вашего мужа. Она смотрела, как его высокая, статная фигура с великолепной королевской осанкой удаляется. Люциус добился своего, и больше в ней у него не было необходимости. Но ей хотелось, чтобы он знал главное. — Можете не утруждать себя поисками, Люциус, — повысила голос Астория, и он остановился, нахмурившись. Она распрямила плечи. — Меня не интересует местонахождение моего мужа, который очень скоро перейдет в статус бывшего. Я подаю на развод. Стена хваленого самоконтроля треснула в тот момент, когда последние слова сорвались с ее губ, повиснув в родовом поместье неприятным эхом. Люциус медленно провел рукой по лицу, о чем-то размышляя и собираясь с мыслями. — Астория, — медленно произнес он, возвращаясь к ней шаг за шагом, наступая и поглощая своим присутствием. — Вы вынуждаете меня… Что-то в его голосе она распознала как угрозу. Девушка нахмурилась и неосознанно сделала шаг назад, потом еще один. — Люциус… — предупредительной дрожью сорвалось его имя в тот момент, когда он отрывистым движением достал палочку. Астория вскинула руки, закрываясь, но ничто не могло помочь ей уйти от заклятия: — Обливиэйт.***
Нет, ему не было стыдно. Он даже не посчитал это чем-то плохим. Ради семьи он делал вещи и похуже. Стереть пару часов жизни девушки, — это просто пшик по сравнению с тем, какие бы последствия имели поспешные решения Астории. Все же она слишком молода и слишком порывиста для женщины их круга. Сдержанности ей еще предстояло учиться, иначе на горячую голову можно было поломать жизнь. Причем не только свою. И ему придется ей с этим помочь. Своими методами. Стало очевидно, что он может справиться с последствиями, а она, — нет. Если не поможет этот метод, что ж, тогда придется действовать еще более грубо, но это он оставит на крайний случай. Люциус поднялся наверх. Мрачные взгляды с портретов провожали его молчаливо и угрюмо, словно зная, что он совершил непоправимую глупость. Комната встретила его тишиной и прохладой. Плотные шторы на окне были задернуты, а кровать застелена свежими простынями, на столе около окна початая бутылка дорогого коньяка. Малфой осмотрелся. В родных стенах ответственность придавливала с неимоверной тяжестью. Удивительно, как порой ничего не меняется годами, а в итоге какая-то неделя может так перевернуть весь выстроенный мир. Благо его опыт позволит ему без труда вернуться в привычный, не усугубив при этом ситуацию. Но все же, услышать от Астории о разводе… это было слишком. Люциус сжал переносицу пальцами и устало прикрыл глаза. Слова Астории об их с Драко браке не были новостью или открытием. Он прекрасно видел их взаимоотношение и полное отсутствие полагающихся молодоженам эмоций. Более того, ему даже было известно, что они не спали вместе. Но это не значило ничего. Ровным счетом. В их кругах таким образом живут многие семьи. Достаточно потерпеть друг друга в постели для того, чтобы сделать наследника, и потом каждый жил как хотел, не мешая другому. Заводили любовников, и все были счастливы. Любовь не строит крепкие семьи, любовь не значила ничего. Монументальным фундаментом их семьи были долг, преданность роду, уважение и достижение целей во благо этой самой семьи. Но что всегда соблюдалось безукоризненно это правила приличия. Любовники никогда не ставились выше жен или мужей, а роль добродетельного супруга должна была играться безукоризненно. Именно поэтому отсутствие сына в доме сейчас его жутко злило. Он должен был встретить жену, провести с ней время, появиться где-нибудь, а потом уже идти по всем своим делам. Но Драко настолько отвлекся на что-то или на кого-то, что ему было в прямом смысле плевать, как это будет выглядеть. Слишком шаток был его брак, чтобы он мог позволить себе подобные выкрутасы. Внезапно посреди комнаты раздался громкий хлопок, и перед ним возник старый домовик в белоснежной наволочке с золоченым семейным гербом на груди. — Хозяин, Люциус. Вы вернулись. Вам подать завтрак в комнату или вы сначала примете ванну с дороги? Лонни был его личным домовым эльфом, сколько Малфой себя помнил. Самый старый из всех, он был с ним едва ли не с рождения. — Где Драко? — спросил Люциус, опершись бедром о столешницу и смахивая несуществующие пылинки с мантии. — Хозяин Драко в Южном имении… Он покинул дом после вашего отъезда, велел нам его не беспокоить ни по каким обстоятельствам, — прижав уши, виновато прохрипел домовик. Малфой не стал слушать дальше, оттолкнулся от стола и стремительно вышел из комнаты. Ему нужно было поговорить с сыном. Понять, что он творит со своей жизнью и браком, который, кажется, стал обузой для всех в этом доме. Южное имение Малфоев расположилось на скалистом берегу Кельтского моря в Корнуолле. Белоснежный особняк, за высоким каменным забором был излюбленным местом отдыха их семьи еще в то время, когда Драко был ребенком. Со временем их визиты в этот дом сократились, пока и вовсе не сошли на нет. Люциус не был там несколько лет. Аппарировав в нужную точку, он на мгновение зажмурился от яркого апрельского солнца, что резануло по глазам. Внизу о скалы с шумом разбивались волны. Бескрайняя водная гладь простиралась до горизонта, а по небу неспешно проплывали кудрявые облака. Люциус беспрепятственно прошел сквозь кованые ворота и направился к центральному входу. Подъездная дорожка с двух сторон была окружена коротко стриженными кустами вечнозеленой туи. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь далекими криками чаек. Вступив на высокие каменные ступени, Люциус сделал шаг и остановился. Что-то неуловимое привлекло его внимание, заставив замереть неподвижно. Звуки, которые словно тысячу лет, не слышались в стенах этого дома. Смех. Малфой остановился и огляделся. Небольшой сад перед домом был пуст. Трава оставалась влажной после ночного дождя, а деревья набирали цвет, пробуждаясь после зимнего сна. Спустившись с крыльца, он пошел вдоль дома, а едва дойдя до угла, замер, глядя в высокое окно, выходящее на веранду. Окна от пола до потолка были идеей Нарциссы, желающей впустить в дом как можно больше света. Сейчас по ту сторону стекла он увидел то, что и ожидал. Но было в этом что-то заставившее его замереть на месте и задуматься. За высокой стойкой, одетая в одну лишь белую рубашку, стояла Грейнджер, помешивая в глубокой миске что-то кухонным венчиком. Буйные кудри девчонки были стянуты в тугой узел, а в волосах виднелась волшебная палочка. Напротив нее на высоком барном стуле расположился его сын. Из одежды на нем были лишь брюки, а на столешнице дымились две кружки с горячим кофе. Грейнджер что-то активно рассказывала, жестикулируя и громко смеясь, отчего Драко посмеивался вслед за ней, глядя на нее взглядом, который Люциус от него никогда не видел — совершенно расслабленный, влюблённый взгляд, полный обожания. Вся защитная шелуха с него словно слетела, он был открыт как ребенок, и это сделала магглорожденная ведьма, черт бы ее побрал. Люциус думал, что Драко из-за него это потерял — доверие к миру. Но сейчас видел, что толика юношеской непосредственности в нем еще осталась. Только раскрывалась не со всеми. Сейчас с ней он был расслаблен и спокоен, на губах играла искренняя улыбка, а волосы ото сна все еще были взлохмачены. Каждый его взгляд, брошенный на Грейнджер, сквозил неподдельной нежностью и лаской, и вот это Люциусу совсем не понравилось. Драко поднялся и очень медленно приблизился к девушке, отчего та застенчиво прикусила губу, продолжая покручивать венчик. Люциус не слышал, что говорил его сын, только видел движения губ и румянец, расползающийся по девичьим щекам. Драко встал позади ее спины и прижал к себе. Нежно поцеловал в оголенное плечо и, взяв со столешницы стакан с мукой, стал посыпать его в миску, пока Гермиона продолжала помешивать тесто. Эта сцена была куда интимнее того, что Люциус видел раньше. Наверное, это и ошарашило Малфоя сильнее всего. Драко сейчас в этот момент был счастлив. И ему не было никакого дела до холодной к нему жены, дел, поместья, правил и прочего — он не позволял ничему ворваться в эту идиллию. Что ж, Люциус не будет ее нарушать. Не сейчас. Малфой отвернулся, борясь с желанием закурить. Он никогда не считал себя лучшим папой в мире, не ставил на передний план счастье ребенка и не поддерживал должным образом. С ним поступали точно так же, лишь воспитание, достоинство, горделивость, статусность, процветание семьи и влияние в обществе — вот что имело значение. Ничего более. Случилась война, которая быстро украла у него детство, а после падения Темного Лорда он вынужден был бороться за свободу и честь семьи. Работать и нести ответственность за все их ошибки. Он повзрослел слишком быстро, и Малфой понял, что не слышал его смеха уже очень давно. И вот сейчас Люциус видел, что Драко счастлив. Счастлив с этой чертовой Грейнджер. Немыслимо. Как и он сам испытал что-то подобное во Франции. Все это было неправильно. Их семья летела вниз по наклонной, набирая скорость, и это грозило крахом всего, ради чего они стольким пожертвовали. Обернувшись, он увидел, как его сын, приподняв Грейнджер за талию, усадил ее на стол. Лицо Драко было перепачкано в муке, как и каштановые кудри девчонки. Он зарылся в ее волосы и поцеловал, страстно и увлеченно, словно в целом мире не было силы, способной отобрать у него его счастье. Белоснежная рубашка приподнялась, оголяя девичьи бедра, а рука Драко скользила по коже все дальше, преследуя вполне очевидную цель. Люциус хмыкнул и отвернулся, — наблюдать за постельной сценой собственного сына он был не готов. Гравий хрустнул под ботинками, когда он резко двинулся с места и направился к воротам, намереваясь покинуть Корнуолл. Ему было о чем подумать.