Дилюк рванулся вниз, на первый этаж. Зал уже заволокло едким дымом. В воздухе стоял невыносимый жар, карабкался сухими касаниями по коже, забирался в горло, заставляя давиться кашлем. Огонь распространился слишком быстро. Дело было не только в сухости – само пламя, созданное глазом порчи, было живым и сильным.
− Джинн! – прокричал Дилюк, пытаясь разглядеть хоть что-то в завесе дыма, и тут же закашлялся, хватаясь за словно стиснутую тугим обручем грудь. Пространство перед глазами опасно поплыло. Он мысленно отвесил себе крепкую пощечину. Не время опускать руки. – Джинн!!!
С треском просела одна из опор. Дом грозил развалиться, похоронив под обломками всех, еще не покинувших его. Разумная часть сознания Дилюка надрывалась воем: надо выбираться. Он ничем не поможет. Возможно, Джинн уже сама смогла уйти, даже если нет, это бессмысленно – его глаз бога ничем не поможет против пожара.
Дилюк не прислушивался. Он знал, что она здесь. Она не могла уйти к выходу быстрее него, и он не видел ее.
Дом разгорался, как зажженная свечка. Жар опалял кожу, подкатывала к горлу дурнота. В отравленное сознание закрадывался душащий страх и бессилие.
− Джинн! – снова проорал он куда-то в дым, где пламя еще не бушевало и была хоть какая-то надежда, что ему ответят. Сквозь грохот пробился надрывный крик. Это не была Джинн. Но это был кто-то другой. Еще живой. Дилюк, оглушенный угарным газом и жаром, не различил слов, но бросился в ту сторону.
Джинн чудом оставалась в сознании. Она пыталась вслепую идти на крик, одной рукой закрывая лицо от дыма, а другой слабо, но упрямо прижимая к себе перепуганную служанку. Дилюк схватил горничную за руку, подхватил падающую Джинн и наугад сквозь дым потащил обоих к выходу.
Свежий воздух обжег горло. Дилюк, ощущая себя вдребезги пьяным и едва живым, на остатке сил протащил обоих девушек подальше от поместья и рухнул на траву, заходясь кашлем. Мир темнел перед глазами, проваливаясь в бездну и расходясь пятнами. Кто-то схватил его за голову, поднимая лицо, и в тот же момент на лицо обрушился поток воды. Сознание мучительно прояснялось. Он рвано вздохнул и тряхнул потяжелевшей головой. Мир принимал форму. Над ним стояла Аделинда, удерживая в руках флягу с водой. Лицо ее искажала тревога. С плеч Дилюка словно упала тяжелая ноша. Хоть она была в порядке…
Рядом заходилась в рыданиях поддерживаемая второй служанкой Хелли, та самая горничная, только сейчас переживая обрушившийся на нее ужас. Судя по всему, она тоже обошлась лишь испугом. Дилюк судорожно обернулся. Он боялся того, что увидит. Он боялся, что непоправимо опоздал; она была там дольше, чем он.
Джинн сидела на траве рядом, тяжело опираясь дрожащими руками на землю. Она была жива и в сознании, и он не видел никаких открытых травм, только её правая ладонь багрово покраснела и волдырилась. У Дилюка сжалось сердце. Теперь он понимал причину ее промедления: видимо, она отыскала запаниковавшую служанку и упрямо вытаскивала к выходу. Потому Джинн и держала Хелли рядом с собой: ее глаз бога давал им свежий воздух, но его применение, видимо, стоило ей серьезного ожога…
Дилюк молча притянул ее к себе, обнимая и утыкаясь лицом в чужое плечо, пахнущее дымом. Он только сейчас заметил, что его и самого бьет дрожь. Он хорошо понимал плачущую в руках подруги рядом Хелли. Он не думал об этом там, посреди пожара, но сейчас запоздалый страх стискивал изнутри, не давая вздохнуть. Он почти потерял ее. Если бы он отвел Джинн в зал, если бы он задержался еще ненамного, если бы он сдался и ушел, если бы огонь был быстрее – столько случайностей, и пойди все хоть в одном месте не так, ее бы здесь не было.
– Я в порядке, – слабо отозвалась она. Дилюк слышал, как она старается удержать голос, не дав ему сорваться в кашель. В груди тихо, пока ещё бесшумно, но неотвратимо поднимался гнев на того фатуйца. Но Джинн все же была жива, он чувствовал её тепло под своими руками, и страх отступал. Ей он сейчас больше помочь не мог.
Он стиснул плечи Джинн, силой давя уже ненужную панику, и отстранился, вставая. Ничего еще не закончилось. Они были живы, но пожар тоже еще не умер. Будут бояться потом – сейчас надо действовать.
Дилюк обернулся и стиснул зубы. Родовое поместье полыхало. Только одно крыло еще не занялось огнем. Работники уже пытались потушить его, притаскивая ведра с водой.
− Мастер… − неуверенно обратился стоящий рядом Эльзер. Волосы легко трепал ветер. Трава сухая, безнадежно подумал Дилюк. Если бы только пошел дождь, еще был бы шанс, а так виноградник сгорит и ничего они тут не сделают. Он сжал кулаки.
− Поливайте водой крыши складов! – приказал он. – Остальные – ройте ров по периметру виноградника, метра на два в сторону!
− Мастер, но ведь поместье… Одно крыло пока цело… − пробормотала Моко, еще удерживающая подругу.
− Отстроим его! – отрезал он. – А урожай нам никто не вернет, как и вино прошлых лет!
Дилюк подхватил валяющееся ведро, бросился к колодцу, быстро набрал воды и решительно выплеснул на крышу ближайшего склада, в сторону которого дул ветер. Остальные, видел он, тоже принялись за работу. Он таскал воду, помогал набрать ее, рубил опоры, стаскивал с крыш сено. Рядом уже принялись возводить ров вокруг виноградника. Дилюка то и дело вело в сторону от головокружения и тягучей головной боли, и он не давал себе остановиться ни на секунду. Разум оставался ясным, и он громко раздавал команды, следя, чтобы никто не подставился под порыв огня и не оказался под рушащимся зданием.
Но трава все равно была сухая. Дилюк видел, как огонь уже полз по ней, жадно заглатывая пожухлые стебельки. Ветер крепчал, набирал силу и давал огню пищу. Все было бесполезно, но он продолжал упрямо спасать то, что могло быть спасено. «Рассвет» не мог умереть так, у Дилюка не было права дать ему умереть.
Он окатил здание водой и со злостью отметил, что огонь уже тлеет в траве рядом. Их сил не хватало. Ветер бил в лицо, застилал глаза пеплом, заставляя жмуриться. Лечь бы в траву и заснуть, хотя бы просто опуститься на землю, просто остановиться, дать ломящемуся от боли телу отдых…
Дилюк упрямо, закрывая глаза рукой, пошел назад. Он слышал, как тревожно кричали люди, спасающие виноградник. Краем глаза он видел, как Джинн пытается ветром отогнать пламя прочь, но это было бессмысленнно. Огонь подбирался и туда. Не было ничего, что можно было бы сделать.
Нет. «Рассвет» − душа его отца. Пока Дилюк жив, винокурня выстоит.
Ветер принес с собой дым. Горло ошпарило его ядовитой духотой. Колени подогнулись, и Дилюк ощутил, как мир снова темнеет, идет перед глазами рябью. Он схватился за ближайшую опору, судорожно пытаясь вздохнуть.
Огонь был совсем рядом, танцевал на сухих стеблях. С этим ничего нельзя было поделать. Надсадно завывал ветер, сильно и яростно ударяя в лицо. Кожу обожгло холодными касанием, раз, второй.
И на винокурню обрушился ливень.
Дождь смыл дурноту. Все еще опираясь на столб, Дилюк поднял глаза к небу. Всего час назад ясное, сейчас оно было заволочено тяжелыми тучами. Вода лилась щедро, словно пролитая из чего-то бездонного кувшина, стенами вставая вокруг. Огонь, крадущийся в сухой траве, гас, не успевая царапнуть новой жертвы. Капли стекали по широким виноградным листьям, окропляли обожженные жаром руки.
Пожар умирал. Огонь и так ослабел вдали от своего создателя, а дождь добивал его, весело находя в каждой щели. Дым развеялся. Пепел прибило к земле крупными каплями. Все закончилось.
Дилюк подставил лицо ливню, чувствуя, как тот прочерчивает дорожки на измазанной сажей коже. Несколько секунд он молча стоял так, растворяясь в ощущении усталого покоя. Ураганный ветер, принесший тучи, стих и теперь лишь игрался в волосах. Барбатос всегда присматривает за своими заблудшими детьми, по-детски глупо билось в голове. Его ветра всегда защищают Мондштадт.
Ну или Барбатосу просто оказалось по душе их фамильное вино – тут уж кто знает.
Дилюк обернулся, беглым взглядом оценивая нанесенный пожаром ущерб. Огонь успел затронуть виноградники, но пострадала лишь малая часть урожая. Оставалось молиться, что все случившееся не слишком сильно скажется на остальных побегах. Большая часть складов тоже выстояла. Неподалеку было и просто свалено несколько бочек – видимо, кто-то догадался выкатить их из одного из загоревшихся зданий. Часть запасов, конечно, была потеряна, но выглядело все отнюдь не так дурно, как ожидалось. Этот сезон они должны продержаться.
Но сейчас его сильнее волновало другое. Он взглядом отыскал Эльзера, о чем-то встревоженно беседующего с Аделиндой, и быстро подошел к нему.
− Мастер! Вы… − начал было управляющий, заметив его, но Дилюк жестом прервал его.
− Сколько людей пострадало?
− Трое получили отравления угарным газом и ожоги, но ничего смертельного, − отозвалась Аделинда. – Многие дурно себя чувствуют, надышавшись дымом, но это пройдет. Только Саймон всерьез ожег плечо, но госпожа магистр уже занимается им.
Дилюк выдохнул. Никто не погиб и, кажется, никто даже не пострадал слишком сильно. Им и правда повезло. Надо будет проверить всех еще раз и заодно убедиться, что в порядке сама Джинн. Ее рука выглядела ужасно…
Пока же он коротко раздал последние указания – надо было срочно решать, как устраивать дальнейшую работу винокурни, когда все рухнуло столь быстро – и отошел в сторону. Джинн еще была занята, а ему самому нужна была хоть минута отдыха. Дождь все еще шел, но уже слабее и спокойнее. Укрывшись под навесом, без соломенной крыши мало спасающим от непогоды, Дилюк впервые взглянул в сторону дома.
На месте поместья чернел уродливый и измученный остов здания. Второй этаж и крыша провалились, и теперь на пепелище ни осталось даже намека на некогда величественный фасад. Зал, искусно обставленный, превратился в гору трухи.
Их с Кэей детская раньше была наверху, и они сбегали по лестнице наперегонки по утрам. Внизу, в зале, их всегда ждал завтрак и отец, приветствующих их с теплой улыбкой. Угол занимал небольшой бар, где были выставлены самые редкие вина: Кэйя всегда мечтал попробовать одно такое. В последнее время там стояла фотография отца. У него всегда было мало фотографий, он не особо любил их. Та была одной из немногих сохранившихся, сделанная на один праздник ветров по уговорам слуг. Но она-то точно уже сгорела…
Горло перехватило внезапной горечью. Пока они тушили пожар, Дилюк думал лишь о том, как защитить людей и спасти урожай и вина. Технологии во многом передавались устно, технику можно было заказать, стены отстроить – все это было восполняемо. Он не думал о поместье. Надо было защитить то, что было возможно еще защитить.
Но теперь эта мысль догнала его. Все и правда закончилось. Что-то спаслось. Что-то было утеряно навсегда.
И ему стало некуда возвращаться.
Дождь монотонно стучал по земле, смывал с лица и рук сажу и пепел и словно вымывал из костей силы. Даже когда он уходил на долгие годы, дом оставался некой нерушимой точкой, чем-то, что всегда будет ждать его возращения. Мир мог меняться – винокурня оставалась стоять на своем месте. Но теперь этого не было.
Дилюк не отрываясь смотрел на вывороченные поломанные балки, на обуглевшую мебель, на горы пепла. Интересно, отсраненно думал он, было ли Кэйе так же до рези в груди больно, когда он прогнал его в ту ночь? Что ж, теперь огонь настиг и его самого. Как и полагалось самой неблагодарной из семи стихий.
Кто-то положил ладонь ему на плечо. Сквозь запах дыма Дилюк различил слабый и нежный аромат одуванчиков и обернулся. Боль отступала, и тугое кольцо, сжимающее виски все это время, наконец сбавило хватку.
− Не трать силы, − попросил он, перехватывая руку Джинн. – Я в порядке.
− Не похоже.
Она поджала губы и увела взгляд, сильнее стискивая его плечо.
− Что не так? – спросил Дилюк, хмурясь. Он отчетливо видел, что ее что-то тяготило, и боялся строить догадки. Джинн глубоко вздохнула. В ее дыхании была слышна дрожь.
− Прости, − тихо произнесла она, не поднимая головы.
− Что?
− Они охотились за мной. Это из-за меня ты потерял дом, разве нет?
Дилюк на секунду подумал, что она, должно быть, смеется. Но нет: лицо Джинн было серьезным и обеспокоенным. Но почему… Как она вообще могла подумать, что он обвинит
ее в случившемся?..
− Джинн…
− Это моя вина. Я должна была заметить раньше и сделать хоть что-нибудь.
Хах, подумал он. Знакомые слова.
Дилюк молча обнял ее, притягивая к себе. Джинн не сопротивлялась, но ее плечи были как никогда напряжены, сдавленные чувством вины и ответственности. Он понимал ее, лучше, чем когда-либо. На собственные обвинения в слабости против самого себя он умел отвечать лишь ненавистью и считал это единственно верным. Но сейчас ненависти не было даже в мыслях.
− Джинн, я сам вызвался помочь, − непривычно мягко напомнил он. – И не отказываюсь от своего предложения. То, что случилась – не твоя вина. Никто из нас не мог видеть будущее… Да и увидь я его, тем более бы вызвался.
Она не ответила. Однако Дилюк чувствовал, как она потихоньку расслабляется, словно его простые слова и правда могли успокоить ее тревогу.
− Главное, что обошлось без жертв – во многом, кстати, благодаря
тебе. Здание можно отстроить. Может, я разве что попрошу у Ордо Фавониус снизить «Доле ангелов» налоги – нам придется здорово поднять цену на вино, − он коротко улыбнулся, услышав, как Джинн усмехнулся и отстранился, все еще придерживая ее за плечи. – Как твоя рука?
− Рука? – Джинн оглянулась на свое правое запястье и качнула головой, протягивая его. Оно было почти здорово, но на коже рябыми следами остались шрамы от ожога. – Уже в порядке. Я могу немного лечить такие раны, но лучше пусть всех осмотрит настоящий целитель. Особенно Саймона – все же, я не могу обещать, что окажу полную помощь.
Дилюк хмыкнул. Он спросил про
ее травму, а она начала рассказывать ему об остальных. Так на нее похоже, в самом деле. Если кому и надо было извиняться, так это ему. Если бы он был быстрее, у нее не осталось бы шрама.
Ему снились кошмары о том, как они умирают. Ему снились кошмары, где она погибает в огне. Звезды любят зло пошутить, пора бы это усвоить.
− Джинн, − тихо произнес он, – я так рад, что ты цела.
***
Дана бежала из всех сил, то и дело спотыкаясь о камни и коряги, валяющиеся на дороге, и чудом не падая. Волосы ее растрепались и стегали по лицу, но она не останавливалась, упрямо не сводя взгляда с дыма, поднимающегося вдалеке. Наконец, она взбежала на высокий холм и на секунду остановилась рядом со статуей местного архонта, с ужасом оглядывая открывшуюся картину. Здание лежало в руинах. Вокруг суетились люди, незнакомые, чужие. Пара человек лежала на траве. Она закусила губу, отчаянно ища нужные лица, и, наконец найдя их, опрометью бросилась к пепелищу.
Она налетела на них со всей скорости, вцепилась в перепачканную пеплом и пахнущую дымом рубашку Дилюка. Тот удивленно охнул, но Дана, зажмурившись, лишь уткнулась лицом в его бок. Ее душила злость: на Хеди, на них, но больше всего на себя.
− Она обещала! – запальчиво оправдалась она, не отпуская сжатой в кулаках рубашки и не поднимая головы. – Она обещала, что не убьет вас! Она пообещала мне!
Она зло всхлипнула. Конечно, Хеди ее обманула! С чего она вообще решила довериться ей! Все и всегда обманывали их. Даже если она помогла Анишу, и заплатила за них, и если она говорила с Даной так, словно она была равной, и даже если она сказала, что не обманет – как это могло что-то значить…
На ее макушка аккуратно легла широкая, теплая рука, осторожно гладя по голове и словно успокаивая.
− Тише, − сказал Дилюк; в его голосе не было раздражения, лишь тщательно скрытое удивление. – Все хорошо, никто и не погиб. Ты говорила с Хеди?
Дана кивнула.
− Аниш невиновен. Не трогайте его. Это я сказала ей, что вы пойдете на винокурню, − призналась она, твердо поднимая взгляд. Она знала, что они разозлятся. Возможно, побьют – впрочем, ей не впервые. Главное, что ей надо убедить их, что Аниш и правда ничего не знал. У него только появился шанс вылечиться и прожить спокойную жизнь. Она не могла снова все испортить.
Дана считала секунды, поджав губы. Но время шло, а никто не замахивался на нее, не кричал и не требовал объяснений. На лицах этих двух странных людей даже не было ярости. Казалось, они вовсе не были злы на нее.
− Дана, − Джинн опустилась к ней, вглядываясь в ее лицо. – Никто не тронет вас обоих. Не бойся.
−Но я!.. – начала она, но магистр лишь качнула головой.
− Ты сама сказала, что тебя обманули. Никто не виноват в том, что оказался обманут. Никто из нас не может видеть будущее.
Дана услышала, как Дилюк тихо усмехнулась, и машинально оглянулась на него. Она привыкла чутко замечать эмоции других людей, и теперь отчетливо видела: что-то переменилось. Он смотрел на Джинн иначе. Его суровый взгляд, заставляющий ее злиться и машинально тянуться к ножу, ожидая подвоха, словно потеплел. Он оглянулся, видимо, заметив ее внимание, и немного устало улыбнулся.
− Она права. Вы здесь не при чем. Лучше возвращайся домой, пока Марлен не хватилась тебя.
Она поджала губы, ощущая, как неприятно колет глаза. Дана знала, что это не так. Она отлично понимала, что делает, когда говорила с Хеди, но… Но она правда не думала, что все обернется так…
Почему-то с Дилюком и Джинн было легко. Она не могла им доверять. Отец говорил, что никому нельзя доверять, и не ей в этом сомневаться, особенно теперь. Но, почему-то, было легко и не так страшно. Дана вдруг подумала, что вообще не помнит, чтобы они злились на них с Анишем, несмотря на все, предшествующее их встрече. И теперь из-за нее все стало хуже.
Она обещала молчать, но…
− Хеди сказала, что их четверо, один из них офицер, − негромко сообщила она. – Она сказала, «я поговорю с нашим офицером и остальными двумя, и мы придумаем, что с вами делать».
Если Хеди ее предала, то и Дана имеет право на предательство.
***
Хеди не слышала их слов. Скрывшись за листвой раскидистого дерева, она молча и напряженно наблюдала за разворачивающейся перед ней сценой, держа наготове лук с наложенной на тетиву стрелой. Это было глупо, неразумно и против приказа командира, но, если хоть один из них поднял бы руку на Дану, она выстрелила бы без промедления. Ее кровь кипела от одной мысли, что из-за нее эта девочка может снова оказаться в том же кругу насилия, в той же бездне.
Хеди машинально потерла предплечье, где белела метка Дома Очага. Нет. Никогда больше. Ни один ребенок в этом проклятом мире не должен оказываться брошен вот так. Ни один ребенок не должен бояться людей, спать с ножом под подушкой или носить ожог от железа на лице.
Она видела, как Дилюк положил руку на голову Дане, вцепившейся в него, и сжала лук, но удара не последовало. Она видела, как Джинн опустилась рядом с девочкой, что-то спокойно говоря. И она видела, как менялось лицо самой Даны.
Они не злились, поняла она. Они успокаивали ее, но не злились, хотя ужас и горечь, оставшиеся после пожара, еще наверняка пеленой стояли перед их глазами.
И этих людей ей надо было убить. Несмотря на данное Дане обещание.
Ветер донес до нее запах дыма, и Хеди поспешно прикрыла лицо рукой, чтобы не закашляться. Она ненавидела этот запах так же сильно, как ненавидела огонь. Слишком ярко было видение горящего дома родителей из глубокого детства, слишком свежа память о камине, над которым воспитательница с идеальной осанкой грела тонкую кочергу. Ей хотелось уйти отсюда как можно скорее, но приказ следить за магистром твердо останавливал ее. Но она же может закончить все быстро...
Она прищурилась, вглядываясь в их фигуры. Не так и далеко. Она может успеть застрелить Джинн отсюда. Да, вероятно, ее поймают, и командир запретил рисковать, но дело было бы сделано. Хеди провела пальцем по тетиве, натянула лук, прицеливаясь. Она успеет выстрелить как минимум трижды, и стреляет она точно. Она задержала дыхание, а оперенье стрелы щекотало ей пальцы.
...а будет ли кому позаботиться о Дане и Анише, если она выстрелит? Если магистр умрет, они станут подозреваемыми. Даже если их признают невиновными, жители ополчаться на них. Командир разрешил забрать обоих детей в Снежную, да, но какова будет воля Царицы касательно них?
Дана, вдруг подумалось Хеди, не боялась огня. У нее были свои страхи. У нее был злой ужас в глазах при виде людей, способных ей навредить, но сейчас она доверительно жалась к боку этого человека.
Но выстрелить сейчас – это милосердие. Эти двое все равно обречены. Так какая разница, убьет ли она только одного из них сейчас или они оба неизбежно погибнут до заката этого же дня?
А еще был командир и горечь в его глазах, когда он думал, что никто не смотрит, но которую она видела. Чем будет лучше, если это ему придется убить их? Она же знала, он вовсе не желал этого. И если бы ему хватило дерзости поставить под вопрос волю Царицы, он бы и сам это понял. Но это было невозможно. Командир никогда не сомневался, не отступит от приказа и теперь. Если все пойдет по его плану, эти двое уже мертвы.
Она запнулась об эту мысль. Она смотрела на то, как Дана убегает, на ходу маша рукой на прощание, и раз за разом повторяла эту мысль.
Громко закаркал ворон.
Хеди медленно стянула тетиву с лука, убрала оружие за спину. Еще раз взглянув на Джинн и Дилюка, что-то обсуждающих, глядя вслед Дане, она тихо соскользнула с дерева и тут же скрылась в лесу.
