Тлеющий огонь

Дилюк задумчиво постучал пальцами по столу, глядя на пустой листок. На столе перед ним стояла чашка с остывшим кофе — он пристрастился к этому напитку после того, как волей судеб оказался в Сумеру и впервые отведал его. Там же он выяснил, что своей популярностью в городе мудрости кофе обязан своей способностью бодрить. Самый большой спрос на него, как охотно объяснил ему один торговец, среди студентов Академии. Дилюк не имел проблем со сном, но хороший, крепко сваренный кофе отлично прояснял рассудок, а это иногда бывало жизненно необходимо. Сейчас был как раз такой случай. Действовать надо было быстро, но не опрометчиво… У него было не так много ниточек, ведущих к Фатуи: эти мерзавцы хорошо прятались и путали следы, не позволяя шпионить за собой слишком настойчиво. Да и выбирать для такого дела приходилось лишь людей, которым он мог позволить себе доверять: воспитанники Царицы славились своим умением подкупать чужих агентов. Он ощутил укол иррациональной зависти к Кэйе: он-то мог действовать куда свободнее, пользуясь тем, что расследовать это дело — его прямая обязанность. Дилюк не раз наблюдал, как он применяет эту старую, как мир, технику, страдальчески убеждая подозреваемых, что он не имеет никаких зацепок, но ему надо хоть что-то записать в отчет — и как они расслабляются, поверив ему, и совершают одну ошибку за другой. Дилюк же не мог позволить себе, чтобы о его участии узнали раньше времени. Если чему его Снежная и научила, так это что информация о том, что вы в состоянии войны, и правда является крайне недурным оружием. И ему, к счастью, не надо было заботиться о чести и добровольно отдавать это знание в руки противнику. Дилюк сделал глоток кофе и поморщился. Зря он дал ему остыть: теперь он неприятно вязко горчил на языке. Впрочем, решение уже было принято. У него был только один агент, которому он мог довериться в этом деле. Дилюк взял тщательно заточенное перо и решительно принялся за записку. «Дорогой друг!», − гласило письмо: «На днях я заметил в городе следы когтей полярной совы, и весьма удивился. Ты знаешь мою страсть к охоте на этих редких в наших краях птиц, так что, если заметишь такую, сообщи мне, где она примостилась. Только, прошу, не спугни ее. PS: Будь осторожней, я также слышал, что птица кусается. Неплохо было бы изловить ее до того, как кто-то пострадает.» Закончив, Дилюк придирчиво перечитал письмо и, убедившись, что все важное сказано, парой ловких, отточенных движений хитроумно свернул его. Не глядя, он щелкнул пальцами, зажигая свечу, а другой рукой достал воск. Через минуту на бумаге уже красовалась алая печать с фамильным оттиском. Осталось только передать письмо Тай и ждать. Он тихо свистнул, и сокол тут же послушно откликнулся на зов, влетая в распахнутое окно и садясь на стол. Дилюк машинально провел пальцами по его перьям, позволяя себе эту скупую ласку прежде, чем привязать письмо к лапке. Что ж, он воистину сделал все, чтобы потенциальные наблюдатели убедились, что это именно его послание. Он никогда не скрывал своего общения с Тай — напротив, он не стеснялся подчеркивать их дружбу. Это позволяло ему отправлять ей письма от своего имени и с простодушной прямолинейностью. Имея дело с людьми, которые вполне могли заметить любые тайные передачи посланий в городе, открытость была лучшим прикрытием. − К Тай, − прошептал Дилюк, вновь невесомо проведя рукой по крыльям сокола. Тот понимающе встрепенулся и стремительно вылетел из комнаты. Дилюк проводил его взглядом и вздохнул. Одной заботой меньше. Теперь оставалось просто ждать. Ожидание оказалось неожиданно трудным. Дилюк подумывал подремать несколько часов, чтобы скоротать время, но эту идею пришлось отложить: после всего услышанного, даже ему было трудно спокойно заснуть. Сказывался, вероятно, и кофе: со своей задачей он справился даже слишком хорошо. Пару раз поймав себя на том, что начинает ходить из угла в угол, словно загнанный зверь, напрягаясь от любого шороха, Дилюк окончательно пришел к решению, что безделие сейчас едва ли станет ему отдыхом. Вернувшись за стол, он пододвинул к себе немногочисленные улики и первым делом взял в руки нож. Тот легко лег в ладонь, а по коже разошлось приятное ощущение от прикосновения к качественной древесине. Дилюк поднес оружие к свету и хмыкнул, невольно восхищенный. Рукоять, выточенная из ореха, была воистину красива. Отблески свечи матово отражались на лезвии, расходясь от остро заточенного края лучистыми звездами — верный признак звездной стали, гордости всех северных кузнецов. Нож был изящным и сделанным умелой и талантливой рукой. Восхищение на лице Дилюка медленно сменилось хмуростью. Нападая, дай врагу оружие. В Снежной это понималось не только метафорически — клятву ложных солнц полагалась передавать с оружием в самом привычном его толковании. По иронии, эта буквальная часть правила воспринималась куда более символично, так что записки со словами клятвы зачастую посылали из луков, справедливо рассуждая, что стрела тоже используется в бою. Стрелять из лука в штабе ордена, вероятно, было бы проблематично, но ничто не мешало неизвестному воткнуть в дверь обычный кухонный нож. Ничто, кроме, видимо, кодекса чести, заставляющего его давать врагу настоящее, хорошее оружие. Дилюк мрачно усмехнулся. Что ж, их неизвестного оставалось только поблагодарить за щедрый подарок. Отложив нож, он поднял письмо и пару раз покрутил его в руке прежде, чем вернуть обратно на стол. В нем не было абсолютно ничего примечательного. Обычная бумага, обычные же чернила, и ему еще не с чем было сравнивать почерк. Дилюк вдруг задумался, а смог бы этот человек, столь досконально следующий правилам клятвы, доверить написать записку другому, как и должен был, чтобы отвести от себя следы? В самом деле, будет смешно поймать его именно на этом. Он еще раз взглянул на записку. Странно, но Дилюк ощущал какую-то неясную тревогу, монотонно шепчущую, что он что-то упускает. Она нудно болела, словно зашедшая под кожу заноза, но он не мог отыскать ее. Что-то было не так. Что-то во всем этом было неправильным, и он никак не мог понять, что… Он шумно вздохнул, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза. Он и не замечал за собой паранойю. С чего бы ему вообще так переживать? Едва ли Джинн, как действующий магистр, впервые получает угрозы. А что насчет Фатуи… Что ж, он уже давно выяснил, что не все фатуйцы отличались особыми способностями. И их богатство, симпатия Царицы и склонность раскидываться клятвами ни каплю не делали их опасней в бою. Однако этот случай снедало его заживо, и леденистое давящее ощущение в груди так и не ушло. Дилюк опасался, что дурное предчувствие вновь его не подводит. Кэйя сказал, что пошлет двух рыцарей к Джинн, так что все должно быть в порядке, но… Он порывисто встал и подошел к шкафу. Там, за особым потайным механизмом, пряталось еще одно отделение. Знала о нем только Аделинда. Дилюк не был рад, что втягивает ее в это, но, ведя двойную жизнь, надо озаботиться наличием человека, который уничтожит все улики при необходимости. Быстро переодевшись и застегнув у шеи брошью накидку, Дилюк достал из незаметного ящика маску. В темноте, конечно, в ней было мало нужды, но рисковать не хотелось. Эта маску он выточил из дерева еще в Снежной. Тогда это было не более чем украшение, служащее довольно слабой маскировкой: его алая копна волос все равно была отличным ориентиром для любого врага. Но на обратном пути, когда он уже возвращался в Мондштадт, ему неожиданно повезло: Дилюк случайно встретился с ученым, изучающим восприятие людьми мира. Посреди его странных рассказов о созданиях, что видят все сущее иначе, проскользнула и дельная мысль: он хотел опробовать свое мастерство на чем-то более практичном. Так эта маска, до того, в целом, бесполезная, стала лучшим прикрытием: каким-то сложным и малоинтересным самому Дилюку образом она искажала внимание смотрящего, не давая узнать носящего ее тому, кто не знает его личности изначально. Оставалось только поблагодарить того странного академика — без этой способности едва ли он смог долго скрывать свою личность. Дилюк тихо выскользнул в окно и мягко приземлился на траву. В это время слуг здесь было немного, а в этом крыле — одна Аделинда, отлично осведомленная о том, что ее мастер ведет двойную жизнь, и потому едва ли способная ему помешать, но… Признаться, Дилюку банально не хотелось ее будить. Она всегда так чутко спала — когда они с Кэйей были детьми, им пришлось не единожды проверить это на собственном опыте, раз за разом неизменно неудачно пытаясь улизнуть из спален ночью. Дилюк беззвучно фыркнул. Семеро, они были наивными идиотами… Мысль о Кэйе, вопреки всем ожиданиям, не была по обыкновению категорически неприятной. Дилюк тут же напомнил себе, что в данный момент они почти союзники, и это требует по крайней мере нейтралитета. Теперь, когда у него была возможность хоть как-то действовать, а не сидеть на месте, Дилюк чувствовал себя куда спокойней. Ночь была ясной и тихой, и идти было легко. Через несколько часов он уже дошел до стен города и привычно насторожился. До этого ему надо следить только за тем, чтобы не быть замеченным у винокурни лишними глазами, но теперь стоило быть настороже. Мондштадт всегда притягивал разных отбросов общества, пытающихся посягнуть на его спокойствие. Обычно Дилюк проходил одним из выработанных маршрутов, пересекая большую часть переулков, которые могли вызвать у преступников интерес, но сейчас двигался пусть и все еще окольными путями, но целенаправленно. Уже подходя, он сбавил шаг и начал идти медленней и тише. Кэйя сказал, что отправил рыцарей, и, возможно, приказал остаться на дозоре, если письмо доставить не получится. Нет, Дилюк ни капли не опасался тех бестолочей ордена, которые могли здесь оказаться, но ему было любопытно, выполнили ли они приказ или уже спят в обнимку с бутылкой, прихваченной на ход ноги в ближайшем трактире? Пока что все указывало на последний вариант: в переулке, выходящем прямо к дому Гуннхильдр, было тихо, и никакой стражи он не видел. Дилюк фыркнул. В самом деле, и на что он только надеялся?.. Внезапно глаза выхватили неестественный отблеск фонаря в воздухе совсем рядом с кончиками своих ботинок. Дилюк мгновенно затормозил, отступая назад, а ладонь привычно обхватила рукоятку меча. Пару мгновений он, затаив дыхание, вглядывался в темноту, а после едва сдержал смех от внезапного осознания. Он присел и качнул головой, убеждаясь в своей догадке. На земле были всего лишь щедро рассыпаны осколки стекла — видимо, какой-то пьяница разбил бутылку. В самом деле, он становится параноиком с этим проклятым городом. Дилюк собрался было выпрямиться, но вдруг замер, щурясь. В слабом свете видно было из рук вон плохо, но он все-таки приметил, что осколки были разбросаны больно уж аккуратно и больно уж далеко. Неизвестный пьяница должен был прежде разбить не одну бутыль, а после прийти сюда и заботливо разложить стекло по всему пути до главной улицы. К тому же… Дилюк осторожно поднял один из осколков и посмотрел сквозь на него на ближайший фонарь, выглядывающий из-за угла. Он отлично знал, что для напитков в Мондштадте используют матовое стекло, а это искрилось в слабом свете и было практически прозрачным. Зато он ничуть не менее отлично знал, что Кэйя умеет создавать льдинки, способные поразительно долго не таять. Он подушечкой пальца провел по краю льдинки, удовлетворенно хмыкнув: он был абсолютно тупым. Если здесь пойдет недостаточно осторожный путник — обязательно поднимет шум, который рыцари заметят, даже если позволят себе немного задремать, но не поранится, даже если будет идти босиком. Метод детский в своей простоте, но по-своему эффективный. Другое дело, что если их подозреваемый умудрился незамеченным проникнуться в штаб ордена, то и обойти такую простую ловушку додумается. Дилюк усмехнулся, поднимаясь на ноги. Что ж, по крайней мере, они сделали хоть что-то. Даже если исключительно для успокоения своей совести и безмятежного сна. Его спасло отточенное годами и битвами чутье. Дилюк скорее почувствовал присутствие другого человека, чем услышал звуки шагов или увидел колебания факела за спиной, и подпрыгнул, ухватываясь за удобно низкий выступ на стене и подтягиваясь. В пару ловких движений он оказался на крыше. Судя по встревоженному оху за спиной — как раз вовремя. Дилюк замер, укрывшись в тени и наблюдая за рыцарем, торопливо шагающим к месту, где он только что стоял. − Что-то не так? — донесся из тени запыхавшийся голос второго человека, догоняющего товарища. Первый цыкнул и обвел факелом вокруг себя, вглядываясь в темень, а после недовольно выдохнул. В трепещущем свете огня Дилюк с удивлением признал в нем нескладного парнишку, который давеча встретился ему в Ордо Фавониус. − Показалось. Не в воздухе же он растаял…− протянул он. — Отбой, Шейн. Кот спрыгнул, наверное. Второй рыцарь крякнул и хлопнул его по плечу. − Да уж точно. Люди, знаешь ли, Астор, по крышам не прыгают. − Ну, кроме Полуночного героя, − пробормотал он, осторожно обходя ледяную ловушку по краю стены. − И этот тоже, − отрезал следовавший за ним Шейн. — Он, может, и легендарный герой, по которому полгорода уже плачется, но все еще человек. Розами не пахнет и по небу не порхает. − Я слышал, что он может использовать магию, чтобы перемещаться. Люди видели, как он запросто одним прыжком забрался на стену города, − возразил Астор, опускаясь на скамейку. Теперь, когда он был дальше, голос его звучал приглушенно. − Ага. Я как нахлебаюсь, тоже много чего вижу, и рассказать потом могу, − в голосе рыцаря читался уже ничем не скрываемый яд. Дилюк мрачно усмехнулся. Эти двое даже не догадывались, насколько были близки к истине, а Шейн едва ли подозревал, что его нелестный отзыв так скоро нашел своего адресата. Его не задевали эти слова. К тому же, в его саркастичных комментариях была доля правды. Дилюку самому претило звание героя, которым его наградили, заодно всячески приукрашая каждое его появление. Какой в бездну из него герой — он просто делал свою работу качественно. То, что это уже настолько сильно поражало мондштадтев, было лишь следствием того, что все остальные делали ее из рук вон плохо. − Зря ты так, − между тем горячо отозвался Астор. — В толк не возьму, чем он тебе не угодил? Вспомни хоть Марго. Ее ведь тот бандит на тот свет бы отправил, если не что похуже, а? А ведь кто подоспел? Он ведь вроде как наш брат по оружию, а ты… − Ха! — мрачно выплюнул Шейн. — Брат, скажешь тоже! Для этого типа мы больно мелкая птица, он нас, считай, за пыль придорожную почитает. И не строй мне такое лицо, ты, малец, еще зелен глаза закатывать. Если ж мы братья по оружию, ты скажи мне, какого лешего он до сих пор не в ордене? Что нам способные парни позарез нужны это ни для кого не секрет. Ан нет, сколько магистр не пыталась до него дозваться, ноль внимания. Гордо ему, видишь ли… В тени да под званием героя оно, конечно, сподручней, чем лицом к людям да по правилам. А по правилам — это иногда торчать всю ночь под окнами, выслеживая невесть кого, и никаких тебе громких подвигов и славы. Дилюк закусил губу. Шейн имел, в сущности, куда более здоровую точку зрения, чем большинство остальных мондштадцев, и за это его оставалось только уважить — да и откуда ему было знать, что это отнюдь не гордость или особая любовь к заслугам заставили Дилюка действовать в одиночку… Даже если он уже служил во времена Эроха, связать его беспредел с гораздо более поздним появлением Героя было решительно невозможно. Это было не слишком приятно признавать, но Шейн был прав в своих рассуждениях — со своей точки зрения. К тому же, положа руку на сердце, Дилюк искренне и не беспричинно считал большинство рыцарей бестолковым сбродом, бесполезным без Джинн и, может быть, отчасти Кэйи. И он также отнюдь не стремился почитать их за своих братьев по оружию — нет, спасибо, Семеро упаси от такого счастья. − И все-таки я не согласен, − между тем запальчиво сообщил Астор. — Какая разница, почему он не с нами, если он помогает людям? − Мыши тоже считают, что совы помогают им устранить неприятных сородичей, пока сами не попадаются, — проворчал Шейн. — И вообще, хватит болтать. Герой то, герой се — ты как невеста на выданье. Капитан что сказал? Глаз не смыкать, ждать рассвета — а за твоими россказнями я скоро буду видеть десятый сон. Юноша порывисто вздохнул, явно не считая спор доведенным до точки, но послушно замолчал. Дилюк задумчиво прищурился, вглядываясь в две фигуры, вычерченные в темноте светом факелов. Капитан — это наверняка о Кэйе. Стало быть, письмо Джинн не застало — она едва ли позволила двум своим людям стоять рядом с ее домом ночь напролет. Дилюк был уверен, что Кэйя выбрал двух наиболее надежных по его мнению рыцарей для этого: даже если проблема все еще не выглядела слишком уж серьезной, едва ли он отмахнулся бы от возможной опасности для Джинн. Однако… Он бесшумно поменял позу, удобнее устраиваясь на крыше и прислоняясь спиной к печной трубе, удачно прячущей его от света фонарей с главной улицы, и приготовился наблюдать. Его нелегко было заметить отсюда в темноте, а сам Дилюк приспособился неплохо видеть по ночам. Может, он и не отказался бы посмотреть на скорейший развал Ордо Фавониус, но тоже отнюдь не планировал идти на риск для его магистра, каким бы незначительным этот риск ни был. Ожидание обещало быть долгим и томительным, и он занял себя мыслями о происшествии. Интересно, знал ли их нападающий, что Джинн не видела послания? Возможно, это просто досадное совпадение, но в худшем раскладе ему хватило ума осуществить весь план именно в день рождения Барбары, когда она уйдет раньше. В первом случае, вряд ли он будет нападать в первую же ночь, когда орден ожидаемо будет настороже. Но если же он намерено выбрал этот вечер, то, вероятно, планировал осуществить свое нападение именно сегодня, пока она еще не знает об угрозе. Дилюк нахмурился. Глупо выходит: зачем вообще оставлять послание с предупреждением, если знаешь, что адресат не получит его вовремя? Он не слишком хорошо разбирался в тонкостях принесения клятвы ложных солнц, но подозревал, что для большей части тех, для кого она в Снежной еще важна, подобная уловка неприемлема. Если взялся делать все с честью — делай честно. Он вновь ощутил эту смутную, вязкую тревогу. Что-то во всем этом не сходилось. Что-то, что он подспудно знал, но никак не мог поймать и выразить словами… Дилюк качнул головой, отгоняя мысль. Нечего зацикливаться на этом. Было ожидаемо, что эта клятва не вызовет у него никаких приятных воспоминаний, вот и вся причина тревоги. После всего… Его рука метнулась к шее, а пальцы машинально ослабили хватку воротника. Нет, не было удивительно, что после всего случившегося его напрягает один вид угловатых букв северного наречия. Часы тянулись долго. Периодически Дилюк слышал тихие разговоры двух рыцарей и видел их, поочередно совершавших обход, и каждый раз удивлялся, что они честно несут дозор, несмотря на полное непонимание его смысла. Любопытно, что именно Кэйя им наплел, учитывая наскоро придуманную легенду об обычном шутнике, явно недостаточную, чтобы оправдать такую осторожность. Кэйя… Дилюк был благодарен ему за молчаливое понимание, как бы оно не раздражало его в моменте. Он не мог дать толковые аргументы тому, почему произошедшее так сильно напугало его, но Кэйя и не требовал их. И это… Что ж, это было необычно. Дилюк привык, что рыцари первым делом задают массу ненужных вопросов, а потом уж действуют, поминутно останавливаясь, чтобы припомнить точную формулировку подходящего пункта из кодекса. В данном конкретном случае — Дилюк многое забыл, но свод этих правил прочно засел в его памяти, кажется, на всю оставшуюся жизнь — капитану предлагалось не устраивать панику, начать внутреннее расследование в соответствии с предписанным порядком и ни в коем случае не привлекать сторонние лица до выяснения основных подозреваемых или прямого указания на то магистра. Ни о каком выставленном на ночь и ничего не понимающем дозоре и поддержании в курсе дел одного из немногих жителей, умеющих писать на языке Снежной, не вызывающего подозрение своим беспричинным нахождением в штабе и недолюбливающего орден, речи там однозначно не шло. Дилюк хмыкнул. А ведь несколько часов назад он сам жаловался на то, что Кэйя решает свои дела в обход всех установленных порядков. Что ж, у этой его привычки однозначно были и свои плюсы. За рассуждениями постепенно протекло несколько часов. До рассвета еще оставалось прилично, но небо уже едва заметно посветлело, а луна ушла далеко к западу. Дилюк выпрямился, тихо поднимаясь на ноги, и обернулся, убеждаясь, что занятые очередной дискуссией рыцари не смотрят на него. Стоило поспешить. Если он не ошибается, время уже было к четырем. Он мягко перешел на крышу соседнего дома — если чем планировка Мондштадта, представляющая собой страшный сон любого пожарного, и была хороша, так это возможностью перемещаться между некоторыми домами без всякой необходимости спускаться на землю. Мягко спрыгнув с дома и убедившись, что не был услышан, Дилюк торопливо направился к восточной части города. Несколько раз сделав круги и свернув в узкие и малозаметные проходы, чтобы сбить или по крайней мере заметить потенциальный хвост, Дилюк наконец вышел к нужному закоулку, на первый вид ничем не примечательному. Вдоль стены дома валялись коробки, выкинутые за ненадобностью. На одной из них уже сидела фигура, закутанная в плащ. Завидев Дилюка, она встрепенулась, приветственно махнув рукой. Он улыбнулся, непривычно мягко для него, пододвинул ближе крепкий на вид короб и присел рядом. − Здравствуй, Зяблик. Тай была одним из первых его агентов, и вначале они относились к друг другу с недоверием людей, ожидающих от потенциального партнера по крайней мере клинок в спину. Постепенно они подходили все ближе и ближе, как два волка, принюхиваясь друг к другу: позже выяснилось, что Тай подозревала его в лояльности Царице — ровно так же, как и он ее. История взаимного недоверия подошла к концу, когда Тай во время очередной вылазки засекли Фатуи, и Дилюк сражался с ней бок о бок против небольшого отряда. Тайну ее личности тогда удалось сохранить, а на его теле остался рубец на память, зато после этого они больше никогда не задавались вопросами об ударах в спину и стали неплохими товарищами. − Ну здравствуй, — она перекинула ногу на ногу и нагнулась ниже, понизив голос. Это место они держали в секрете, и каждый раз, приходя сюда, старательно убеждались, что за ними не увязались лишние уши, но шум все равно был ни к чему. — Ты не ошибся, в городе недавно и правда появился один северянин. Только вот… Как бы тебе сказать, он не слишком похож на преступника. − Внешность обманчива, − хмуро напомнил Дилюк. Тай нетерпеливо кивнула. − Не учи меня жизни, − поморщилась она. — Дело не в милом личике. Если он и правда замыслил недоброе, не слишком-то разумно с его стороны разговаривать с каждым встречным, а по вечерам бродить по городу у всех на виду. Дилюк вынужден был согласиться. Если это так, то их подозреваемый вел себя настолько неподозрительно, насколько только мог. Единственное, что играло против него — это его происхождение. − Что-то еще? − Я нашла его в храме, и мы разговорились. Сказал, он не на службе, а просто давно хотел приехать сюда, вот и воспользовался возможностью. Был очень милым и, кажется, совсем не напрягался в разговоре. Даже предложил мне сходить выпить чаю вечером выходного. − И? — не выдержав, усмехнулся Дилюк. − Согласилась, естественно, − фыркнула Тай. — Ты ведь все равно скажешь дальше за ним присматривать, а делать это в кафе и за бесплатным ужином, знаешь ли, куда приятнее. Она коротко усмехнулась, но тут же продолжила уже серьезней. − У него брошь с символом Фатуи. Еще есть нашивки, но количество звезд на них не увидела, он не снимал плаща. И не назвал своего имени — сказал, Царица не разрешает выдавать личную информацию всем подряд. Удивительно, но против молитв Барбатосу она, по его словам, ничего не имеет. Дилюк задумчиво кивнул. Он не любил Фатуи. Любых. Даже в данный конкретный момент времени настроенных вполне дружелюбно. Однако — и он не мог этого не признать — Царица на самом деле имела склонность запрещать своим подданным говорить о чем-либо, способном повредить ее планам. Учитывая сложность и тонкость ее планов, а также минимальную осведомленность о них всех, кроме избранных одиннадцати, Фатуи предпочитали вообще ничего и никому не сообщать. − Возвращаясь же к вопросу внешности: волосы у него короткие и светло-русые, немного вьются на концах. Глаза серые. Лицо твердое и немного резкое, но не без красоты. Ростом он на ладонь повыше меня, стройный и подтянутый. На вид лет двадцать с чем-то, но, честно говоря, форма мешает здраво оценивать возраст. Дилюк машинально попытался вспомнить, видел ли он кого-то похожего раньше, но тут же разочаровался в этой идее. Под описание Тай подошла бы добрая половина мужчин Снежной. Даже если они пересекались однажды, сейчас точно определить это было невозможно. − Отличная работа, − искренне похвалил он. Тай махнула рукой. − Да брось, я же вижу, что ты рассчитывал услышать что поинтереснее. Могу только еще сказать, что остановился он в «Гёте»: со мной разговорилась одна из их горничных, просила передать ему какую-то забытую безделушку, − она щелкнула пальцами, словно вспомнив о чем-то. − А нет, у меня все-таки остался козырь в рукаве. Я успела зарисовать его по памяти — фотография, конечно, была бы точнее, но все равно может быть полезно. Она закопалась в сумке, перекинутой через плечо. Дилюк заинтересованно поддался вперед: вряд ли это сразу же даст ему решение загадки, но на будущее иметь портрет этого северянина лишним не будет. Он еще не решил, хочет ли он встретиться с ним сам, опасаясь спугнуть фатуйца слишком пристальным вниманием к его персоне. Да и… Ночную тишину прорезал щелчок тетивы. Дилюк, не думая, резко рванулся в сторону, ладонью нащупывая рукоять меча. Тай быстро пригнулась и коротко, взахлеб, вскрикнула. Дилюк с леденящим ужасом краем глаза увидел, как она оседает на землю, судорожно хватаясь за грудь. Надо было доставить ее к лекарям, и как можно скорее, к черту нападающего, пусть уходит. Дилюк бросился к девушке, рукой ощутил древко, торчащее из спины, и тихо выругался. Тай была без сознания. Дыхание ее было рваным и неровным. Вторая стрела черканула по земле совсем рядом с ним. В свете одинокого фонаря метнулась тень, и Дилюк едва успел выхватить меч и отразить удар. Нападающий тут же вновь бросился в атаку. Непохоже, чтобы убийца собирался пользоваться возможностью и уходить. Он вызвал на пальцах небольшое, но яркое пламя. Нападающий отшатнулся, ослепленный резким светлом, и выругался на северном наречии. Пользуясь его заминкой, Дилюк стремительно вскочил на ноги, в два пружинящих шага оказался рядом с неизвестным и наотмашь замахнулся мечом. Тот, уже успев оправиться от неожиданности, ловко увернулся и полуоборотом зашел за его спину. Свет блеснул на тонком клинке, разрезал воздух рядом с его шеей, отсекая прядь волос. Дилюк вынужденно отступил на шаг, заметил быстрое движение руки противника, направляющего острие прямо ему в грудь, и отточенным жестом выставил вперед меч, готовясь опередить и контратаковать его — этому приему его научил отец — но враг, скользящим парированием отведя удар, внезапно поднырнул под его руку, и четким сильным ударом врезал ему в челюсть. В глазах Дилюка вспыхнул ворох огней, и он покачнулся, на секунду теряя ориентацию. По спине прокралось вязкое ощущение неотвратимости добивающего удара, но его, на удивление, не последовало. Дилюк оперся на стену. Постепенно возвращающееся зрение выхватило фигуру нападающего. Он добежал до Тай, быстро нагнулся, на секунду замявшись, полоснул ножом и тут же опрометью бросился прочь. Дилюк ощутил, как теряет дыхание. Он не помнил, как оказался рядом с Тай. Сознание ясно вернулось только когда он нащупал на ее шее пульс и наконец выдохнул: жива, слава Семерым… Нападающий уже, конечно, скрылся, но и бездна с ним. Дилюк осторожно подхватил Тай на руки. Оказывать в потемках первую помощь, еще и без всяких лекарств и даже банальных чистых бинтов, он не решался. Тем более, здесь было совсем недалеко от собора. Как там говорилось? Барбатос откроет вам двери, когда б вы к нему не постучались? − Держись, − пробормотал он, крепче прижимая Тай к себе. — Черт тебя побери, Зяблик… По рукам расползалась липкая и теплая кровь. Дилюк сжал зубы. Не снова, нет. Он уже не мальчишка. Никто больше не умрет на его руках, не сейчас и не так. Он добрался до собора поразительно быстро, но ему казалось, что прошло катастрофически много времени. Двери его ожидаемо были закрыты. Дилюк, недолго думая, с силой пнул дверь пару раз, надеясь, что хоть один монах решил если не помолиться посреди ночи, то хотя бы выпить за любой угодный ему праздник. Ответом ему была тишина. Дилюк рыкнул сквозь зубы и пнул дверь еще раз. На этот раз ответ не заставил себя ждать — пусть и в несколько неожиданной форме. − Слушай, прихожанин, еще один удар в эту благословленную дверь, и ты не досчитаешься пары зубов. Он резко обернулся. В тени, прислонившись к стене, стояла сестра Розария и лениво курила, наблюдая за ним. Дилюк выдохнул, силой унимая вызванную страхом злость. Ему повезло. Из всех возможных сестер, именно Розарию он сейчас желал бы встретить больше всего — она точно не станет попусту терять время. − Человек умирает, − отрезал он. Розария мгновенно выпрямилась, туша сигарету, и махнула рукой. Дойдя до боковой двери, она достала откуда-то маленький ключ и, отперев замок, распахнула ее, пропуская его вперед. Розария между тем зажгла факел на стене и подошла ближе. Увидев бледное лицо Тай, она нахмурилась. − Барбара должна прийти с минуты на минуту, − негромко сообщила она. — До тех пор я позабочусь о ней. Дилюк благодарно кивнул, осторожно укладывая девушку на ближайшую свободную постель. Розария уже рылась в шкафчике, отыскивая необходимые лекарства. − Кто? — спросила она, звеня склянками. − Скоро выясню, − мрачно ответил Дилюк. Сестра понимающе кивнула и подошла ближе, по пути выливая пахнущий травами раствор на бинты. − Раз уж этим занимается сам Полуночный герой, дело в надежных руках, − пробормотала она — он не смог понять, серьезно ли она это или с сарказмом. — Иди и выясняй тогда. Я же сказала, я позабочусь. Придешь завтра проведаешь. Дилюк кивнул и сжал руку Тай, словно подбадривая. Розарии можно было довериться. То, что она практически не задавала вопросов, полностью сконцентрировавшись на ране, только больше убеждало его в этом. Больше не медля, он вышел на улицу. Прислонившись к стене, Дилюк закрыл глаза и тяжело вздохнул. Тревога тяжело давила на плечи, а по итогу дня вопросов стало только больше. Кто бы не был их врагом, он уже охотился за ним. Но почему тогда неизвестный не убил его, когда был шанс? Он понимал, почему он захотел избавиться от Тай — она была агентом — но почему тогда не закончил ни одно из двух нападений? Дилюк стиснул зубы. Теперь он обязан был найти этого мерзавца. Черт возьми, Тай… Он знал — убежденно и не давая себе даже думать об обратном — что она поправится. Но это не значило, что их враг не попытается добраться до нее вновь. Надо было поймать его прежде, чем кто-либо еще пострадает. Теперь Дилюк понимал, его опасения были оправданы: их противник был хитер и достаточно силен. Тай была лишь неожиданной преградой на его пути, и он почти отправил ее к богам. Более того, он ушел невредимым из их сватки, не дав себя поймать. И этот человек поклялся своей душой, что убьет Джинн. Дилюк от души приложился кулаком о стену. Впрочем, не было никакого смысла стоять здесь и бояться. Если он не хочет, чтобы кто-то еще пострадал — надо изловить этого человека. Теперь у него, по крайней мере, было несколько улик. Он вздохнул, силой возвращая себе холодной спокойствие. План был, в целом, понятен. Сейчас же стоило вернуться на винокурню. Это и так была слишком долгая ночь.

***

Розария устало выдохнула, опускаясь на койку и закуривая, но тут же поспешно потушила сигарету, вспомнив, что все еще находится в палате. Девчонка доставила ей немало проблем — рана у нее была весьма неприятной, но цеплялась за жизнь она с отчаяньем дикой кошки, и худшее уже было позади. В окно падали первые рассветные лучи — значит, скоро придет и Барбара. С ее помощью, у девчонки едва ли останется даже шрам. Розария задумчиво постучала ногтями по столу, глядя на игру еще слабого света. Стоило ли ей вмешаться в это дело? Она вполне уважала Полуночного героя, кем бы он ни был. Они, можно сказать, были ближе всех по профессии в этом городе. Однако, видимо, даже у него бывают плохие дни. Да и все это отвратительно пахло опасным заговором и обещало обернуться большими неприятностями. Она взглянула на измученное раной лицо девушки. Информации было пока категорически мало, но, когда она придет в себя, ее может стать и побольше. До тех пор же нечего строить замки из песка. У нее уже есть одно дело. Кэйя, конечно, пообещал выведать больше о том странном северянине, но неплохо бы проследить самой. В нем не было ничего странного, но интуиция Розарии подсказывала: не стоит упускать его из виду. Приняв решение, она встала на ноги и размяла затекшие плечи. Подхватив кучу тряпок, когда-то бывших рубашкой девушки, ныне безнадежно испорченной, она решительно отложила их к остальному мусору. На пол упал кусок ткани, похожий на лямку, криво и наспех обрезанную с обоих концов. Розария быстро покрутила его в руке, прежде чем тоже отбросить в сторону. Сумки на плече Тай не было.