Жить настоящим.

       Ночь. Глушь перекрывает всё, и, чтобы не сойти с ума от такой тишины, в ушах, набирая обороты, проявляется настойчивое биение сердца, пока на второй голос ушёл какой-то белый шум. Ритм сердца ровный, не столь навязчивый, помогает сосредоточиться в этой темноте.        Холодный воздух витает в квартире. Тебе не остаётся ничего, как поморщиться окутавшей температуре и продолжить своё мальнькое блуждание.        В любую другую ночь ты бы лежала в кровати как убитая, но сегодня уснуть не получалось. Сколько не ворочалась, сколько не слушала самый спокойный плейлист, специально составленный для сна, уснуть так и не получалось. Поэтому, пытаясь уничтожить бессонницу, ты решила наоборот бодрствовать как можно больше, чтобы устать и вновь лечь в постель.        Как на зло, телефон остался в спальне, и возвращаться за ним ты не решалась — это означало, что сон Димы скорее всего будет нарушен, и явно твои ночные посиделки закончились. Но и сидеть с телефоном в спальне было бы тоже нехорошо — возможность разбудить светом из экрана телефона существует. Оставалось ругать себя за забывчивость и продолжать как можно тише бродить по квартире.        Блуждение привело к кухне. Ты стояла у входа, пока глаза не зацепились за шкафчики, в которых у тебя было припрятано парочку вкусностей. Подойдя, ты открыла первый шкаф, затем второй и третий… в темноте, почти на ощупь было сложно найти что-то.        Ты нахмурилась. Конечно, чтобы спрятать что-то, ты заложила это на самое дно, а чтобы в свою очередь добраться до дна, нужно выложить по крайней мере половину содержимого — это слишком много лишних звуков.        — Предусмотрительность — это не про меня, — ты бурчишь под нос. Некоторые звуки не слышны даже тебе из-за того, как ты понизила свою громкость до минимума.        Осталось только одно место, где можно было бы достать что-то съедобное в лёгком доступе без множества лишних звуков.       Ты вздохнула и, подойдя к холодильнику, засомневалась: утром подъеденное будет легко найти и может состояться маленький разговор про то, что ночное бордствование, когда приходится рано вставать — это ещё то паганьё для графика сна, да и организма. В этом Матвеев не строг, но рассказать маленькую лекцию может.        Подойдя к холодильнику, ты схватилась за ручку и остановилась. Засомневалась.        А в прочем, всё будет потом.        Брови вдёрнулись вверх, а губы скривились в игривой улыбке.        — Потом ведь будет потом, так что…        Потянув ручку на себя, ты зажмурилась. В лицо хлынул свет, а по коже скатился холодок, вызывающий столбцы мурашек. Ты посмотрела на бутылку охлаждённой минералки, лежащей наверху. Протянув ладонь к ней, ты вдруг ощутила, как всё тело будто сковывается.        Человечьи шаги неторопливо медвежьей походкой ступали по коридору.        Веки, сами то ли от страха, то ли от чего-то ещё, раскрылись больше. Теперь сон прошёл точно. Ты можешь видеть, как реальность в глазах размывается — совсем немного, не слишком заметно, — и жидкость внутри бутылки слегка тронулась, но вновь встала на место, словно этого и не было. По рукам прошла лёгкая дрожь, отражающаяся в пальцах. Ощущая, как тяжело двинуться с места — будто мышцы вовсе заржавели, как старый металл — и, словно чувствуя тот характерный скрип, ты двигаешь плечом и убираешь ранее тянувшеюся руку.        Шаги прекратились около двери, означающее, что человек остановился. Как раз около двери послышался кашель, привлекающий внимание. Ты поджала губы и почувствовала себя, как нашкодивший ребёнок. От чего-то в груди стало тяжелей.        — Ты чего не спишь? — несмотря на сонный голос, Матвеев был настойчив.        Ты замялась, затем посмотрела на бутылку охлаждающей воды, а после в пол.        — Я… — На самом деле ты только сейчас представила, как ответ, смахивающий всё на бессонницу, глупо звучит. Собравшись, ты ровно встала, всё ещё не смея взглянуть на парня. — не смогла уснуть. Не знаю почему.        Продолжая ощущать себя ребёнком, ты посмотрела в окно, пытаясь отвлечь себя светом фонарей. И вдохнув полной грудью, из-за чего в горле пересохло, подняла голову на Дмитрия.       В неярком свете из холодильника, можно увидеть, как он опёрся рукой о дверной проём и продолжает прожигать тебя взглядом. Сонные, тёмные глаза отражались на свету, а волосы были в беспорядке, будучи растрёпанными. Сонный Дима казался неряшливым и ещё более домашним, добрым, даже если он в какой-то степени сохранял свою собранность. Это его характер.        Ты улыбнулась. Тебе нравится видеть его таким.        — Что? — заметил твоё изменение в настроении Матвеев и, нахмурив брови, приулыбнулся.        Твоя улыбка растянулась шире.        Сокровище. Он — это одно большое сокровище, и то, каким ты можешь его видеть каждый раз — это просто ещё один алмаз из сундучка. Такой, который не позволено увидеть многим, такой, которым он позволяет увидеть себя немногим людям, и ты входишь в них. Это его драгоценное доверие.        — Ты просто красивый, что.        Ты больше не боишься. Ты знаешь, что сейчас рядом с тобой Дима, а не кто-то ещё. И даже если лекция про сон будут нулевой парой надому, то послушать её было бы приятнее, чем идти в то образовательное заведение с кучей людей, имя которых ты даже не узнаешь, да и вообще наверное не встретишься с ними после окончания последнего курса.        В темноте можно видеть, как парень меняется в лице: от переваривания тобой сказанного — когда он просто смотрит в «никуда», сквозь тебя на секунду, и до лёгкой улыбки, вызванной неярковыраженым смущением.       Он покачал головой и шагнул в кухню и прошёл ближе к тебе, сократив ваше расстояние. Ты развернулась к нему. Глаза парня темны, как ночная улица без фонарей, и они смотрят прямо на тебя. Его большие ладони обхватили твои, слегка сжимая, когда он тянется к тебе. Прикрыв один глаз, ты чувствуешь, как его губы соприкасаются с твоим лбом.        — Хитро.        Матвеев отстранился, смотря тебе в глаза. Ты чувствуешь окрылённость, будто восприятие всего стало легче — от той неудачи в средней школе до каких-то глобальных проблем, ведь большинство из них не так сильно действуют на вас. Это всё не так важно.        Ничего не может быть важнее вас обоих.        Локтём ты затронула всё-ещё открытую дверцу холодильника. От прежнего восприятия окружающего, в спину ударил холодный воздух. Холодильник позади тебя издал пищащий звук, сообщающий о повышении температуры внутри.        Одна из рук Димы, опуская твою ладонь, проскользнула за тебя и закрыла дверцу, а после снова прильнула к твоей руке. Матвеев же в это время оставил почти ничего между вами.        Без того света из холодильника было значительно темнее, но уличные фонари работали всю ночь до рассвета, и их свет, просачиваясь через тюль, продолжал освещать вас. Огоньки освещают глаза, выражая блики в тёплых оттенках.        В груди стали расцветать новые приятные чувства счатья.        Голова понемногу начинает тяжелеть. Это не так сильно чувствуется, но является таковым.        Ты, недолго думая, кладёшь голову на его грудь, прикладывая щёку примерно туда, где должно быть его сердце и закрываешь веки. Почему-то для тебя это было чем-то… не то слово рефлекторным, но что-то, что должно быть правильным.        Матвеев слегка напрягается, но также быстро расслабляется, улыбается и облегчённо выдыхает.        — Спать захотелось? — он едва слышно ухмыляется. Не подшучивание, скорее просто факты с домашним, мягким, столь полюбившимся тоном. Это расслабляет.        Ты вдыхаешь и выдыхаешь воздух, контролируя сбившееся дыхание. Горло будто обхватили чьи-то пальцы и потихоньку сдавливали, вызывая давление и лёгкий эффект удушения. Хотелось помолчать.        — Не совсем.        Грудная клетка Димы вздымается и опускается, а ты прислушиваешься к его ритму сердца. Ваши удары почти совпадают.        — Завтра тебе рано вставать, помнишь? — Матвеев шепчет, и его голос обретает бархатность.        Сердце забилось сильнее. Темп тот же, а силы удара меняются. В голове мысли путаются и теряются, как в плотном тумане. Давление с горла постепенно переходит на виски.        — Ещё немного, — ты хмуришься. — Давай постоим минутку.        Спать хотела, правда.        Но такое сладкое наслаждение — просто находиться здесь с ним вдвоём, держась за руки в темноте без всяких забот о чём-то кроме.        Это ли значит «жить настоящим»?        — Вот хорошо этим, живут настоящим, — пробурчала как-то раз в детстве мать, когда вы проходили мимо местной группы подростков. Не такие плохие ребята вроде бы, ты не понимаешь почему они не нравятся взрослым.        Переводя взгляд с молодёжи, ты с интересом смотришь на женщину. Она говорила это толи с завистью, то ли с радостью — понять ты не смогла и это. Особенно то, что они «живут настоящим».        — А как это — «жить настоящим»? Разве можно прошлым? — наивный, детский голосок сопровождает лёгкое биение продуктов друг с другом, когда мать по-сильнее подхватывает чёрный пакет из магазина.        Женщина тяжко выдыхает. Пакет наверное был тяжёлым…        — Мама, ты устала? Давай я понесу!        Маленькие пальчики вырываются из материнской ладони. Ты перебегаешь на другую сторону к матери и кладёшь ручки на пакет, касаясь её пальцев, на что та подтягивает продукты ближе к себе.        — Нет-нет, дочь, пакет тяжёлый, ты не унесёшь, спасибо, — женщина снова выдыхает. Ты не хочешь, чтобы мама уставала, но от помощи она отказалась — наверное, не так тяжело, как кажется. — «Жить настоящим» — это когда ты не обращаешь внимания на проблемы, живёшь так, как хочешь, свободно, радуясь моментом.        — Это плохо? — ты не понимаешь, что может быть не так. Это ведь хорошо — прожить жизнь так, как хочешь, верно?        — Смотря какие проблемы.        Тогда уточнять ты больше ничего не стала.        Ты улыбаешься, продолжая прислушиваться к ритму сердца любимого человека.