ACOMAF - Rhysand's Perspective: Part 1

      Следующие три месяца были своего рода пыткой - долгие часы, проведённые в борьбе и интригах, когда мы пытались вернуть контроль над группами повстанцев, объединившихся с Амарантой, а значит, и с Королём Сонного королевства. Зачастую решить конфликт дипломатичным путём было невозможно и я был вынужден силой принуждать своих подданных повиноваться или умереть, и каждый раз это терзало мою и без того израненную душу. Я никогда не хотел быть верховным правителем, правящим с помощью диктатуры и страха, не как мой отец, и его отец до начала его правления. Когда-то я был мечтателем, жаждал свободы и мира. И даже когда я свершал правосудие над своими предателями, которые заслужили смертный приговор, даже зная что каждый приговор должен быть вынесен, я не испытывал при этом ни удовольствия, ни радости.       Я чувствовал пустоту.       И под конец каждого дня, поднимаясь по лестнице городского дома в одиночестве, я знал, что переступив порог моей спальни, во сне меня ожидала иная форма мучений. Не знаю, что было хуже: первая ночь, когда это случилось, или тот факт, что с тех пор это происходило каждую ночь. Но я знаю точно, все всегда начинается одинаково - в темноте и ужасе.       В Подгорье.       Подле Амаранты. Или, что ещё хуже, под её властью, которая удерживая меня, заставляла смотреть, как мучают и пытают тех, кто мне дорог.       Затем там появилась и Фейра.       Кровь. Такая же красная, как и её волосы, спадающие мне на лицо, когда она оседлала меня жёстко и быстро, впиваясь ногтями в кожу, и раздирая её...       Теплая, свежая кровь, пролилась на мои руки, окрашивая кожу и одежду.       Кап. Кап.       — Ну, не смотри на меня так жалко... разве тебе не весело? - Её смех, злобный и жестокий.       Кинжал упал на пол, как и тело передо мной и всхлип эхом раздался где-то позади.       Я почувствовал дрожь в моём теле, чей-то всхлип и ком застрявший у меня в горле.       УБИЙЦА!       Это слово эхом пронеслось в моих мыслях, больно ударив в голову.       И тогда я увидел её, с бордовыми как кровь волосами, сидящую на троне, с победной ухмылкой на лице. Я знал где я. Я знал, кто я. Это... это был не мой кошмар.       Ещё один кинжал, ещё одна жертва, стоящая на коленях передо мной. Котёл милосердный... Эти карие глаза, у неё были карие глаза с бронзовым отливом, и даже когда слезы обрамляли её лицо, глаза были столь прекрасны и печальны, полны печали. Её голос был как музыка – лиричный и приятный, вознесённый в молитве...       ПАЛАЧ!       Прощение. Я видела это в её глазах, она простила меня, даже при том что я держала в дрожащей руке холодное оружие. Её прощение ранило меня сильнее чем острие любого другого кинжала. Я не заслуживала прощения. Я не заслуживала жизни.       Фейра... Из-за неё у меня сжалось сердце.       ЛГУНЬЯ!       Я не могу.. я не могу это сделать... Я.. должна была.. должна. Ради Тамлина.. ради всех.       Я ощущала рукоятку кинжала в своей руке, такую тяжелую, Котёл мне свидетель, она была такой тяжёлой... Я едва могла поднять руку, но я подняла, и не отвела взгляд.       Я не отвернусь, я буду смотреть на это вместе с ней, ради неё. Всегда. Я не позволю ей остаться в одиночестве, даже если она никогда не узнает о моём присутствии.       Вонзая кинжал в её грудь я смотрела, как карие глаза, полные боли, потрясения и прощения потемнели. Даже умирая, она простила меня. Я смотрела, как алая кровь покрывала мои руки, смешиваясь с кровью первого убитого фейца, и окрашивала мою кожу и душу. Я смотрела, как её тело упало на пол, а кинжал выпал из моей руки.       ОБМАНЩИЦА!       Я знал что будет дальше, кто будет следующим. Тамлин.       Она стояла перед третьим фейцем с последним кинжалом в руке. Когда с его головы сняли мешок, его широкое и мужественное тело преобразилось, став стройным и женственным. Золотисто-каштановые волосы и серо-голубые глаза, наполненные печалью и чувством вины, лицо больше не человеческое, кожа блестящая от великолепия фейской природы и её тело, такое изящное и утончённое.       Нет... нет, Фейра, нет...       УБИЙЦА УБИЙЦА УБИЙЦА!       Слова превратились в поминальное песнопение, повторяемое снова и снова в её голове, пронзительный скорбный вопль, впивающийся когтями ей в горло, едва не перерастая в крик страдания. Я почувствовал, как она крепче сжимает кинжал, впиваясь ногтями в ядовитое дерево.  Чувствовал, как безнадёжность и ненависть к себе поглощает её душу, не оставляя ничего после себя, ни света, ни надежды, ни будущего.        УБИЙЦА! ПАЛАЧ! ЛГУНЬЯ! ОБМАНЩИЦА!       Я смотрел как она подняла кинжал, как красивые руки, руки художницы создававшей прекрасные картины, направляли лезвие в её собственное сердце.       Фейра...Фейра, не надо.. нет, прошу...       ЛГУНЬЯ! ОБМАНЩИЦА! УБИЙЦА!       Она почувствовала зов смерти, её освобождение, это было бы таким облегчение покончить с этим, исчезнуть совсем, избежать правды о том, что она сделала, заплатив за это отнятыми жизнями.         Моё тело и мой разум замерли в ужасе, наблюдая за ней, чувствуя её, и даже зная что это было ошибкой, я пытался дотянуться к ней, остановить... и я опоздал, всегда опаздывал, так же когда ей сломали шею. Даже когда я кричал, пытаясь остановить её, я продолжал смотреть, как она вонзает кинжал в своё сердце.       ФЕЙРА!       Я проснулся сидя в постели, весь в поту, выкрикивая её имя и задыхаясь. Слезы стекали по щекам. Издав негромкий вхлип и подняв руки к мокрому лицу я дал волю слезам - не столь от ужаса, увидев как она убивает себя и снова умирает, сколько от осознания того, с каким отвращением и ненавистью она на себя смотрит. Моя прекрасная Фейра...         Хотя мы оба уже проснулись, я до сих пор чувствую её. Чувствовал, как она проснулась от собственного крика, чувствовал как живот сжимается, тяжелеет и она мчится в отхожее место, как и каждую ночь.       Встав с кровати, у меня также свело живот, но не от болезни, а от боли и печали, и я помчался в свою купальню. Войдя, я увидел не бледный мрамор, а гранит тёплых цветов, который использовали во дворе Весны, и единственную девушку, которую я когда-либо любил, стоящую на коленях перед горшком и исторгающую из себя все, что она съела накануне.       Пройдя к углу купальни, я опустился на пол, подтянул колени к груди и обхватил их руками. Опираясь головой о край, я закрыл глаза и слушал её, чувствуя её боль.       Я продолжал наблюдать за тем, как она отстранилась от горшка и подняла взгляд на небо. Открыв глаза я так же взглянул на него, рассматривая через окно и разделяя с ней успокоение, испытать которое можно лишь глядя на ночное небо и звёзды.       Реально. Это все реально.       Я чувствовал как она проговаривает эти слова про себя. Они были словно молитва, а может быть, и мольба.       Да, это реальность.       Я потянулся к ней, знаю что не должен, знаю, она возненавидит меня за это, если когда-нибудь узнает. Но все же я тянулся к ней, едва заметной струйкой тьмы, и прикоснулся к её разуму, так легко и нежно, что она даже не заметила. Не уверен, почувствовал ли я облегчение или разочарование, от того, что она никогда не замечала меня рядом, на её стороне, каждую ночь.       Или, возможно она заметила.       Я почувствовал, как она вытянула руку и скривившись посмотрела на темно-синюю татуировку глаза.       Я почти улыбнулся.