Love (your) Letters

Моя дорогая, Моя любовь, Моя единственная и неповторимая, Когда солнце скрывается за горизонтом, я тоже ложусь, задаваясь вопросом, смогу ли я когда-нибудь увидеть твое улыбающееся лицо хотя бы еще раз. Время без тебя не имеет смысла для этих усталых костей, и каждое мгновение кажется вечностью, когда тебя нет рядом. И все же я бы с радостью ждал вечность, или две, или три, только чтобы увидеть тебя, если бы только я мог… Но я боюсь, что эта моя болезнь заберет меня гораздо раньше, чем мы воссоединимся. Я все еще отчетливо помню, как ты в последний раз была в моих объятиях, как серебристый свет луны нежно ласкал твои шелковые волосы и нежную кожу… О, если бы я только знал, что тебя не будет так долго, я бы крепче обнимал тебя, сильнее целовал и шептал тебе, как сильно я тебя люблю, снова и снова, до самого утра! Я не знаю, что будет со мной, когда ты наконец вернешься — я чувствую, как холод ночи уже надвигается на меня, даже если небо все еще горит, почти так же сильно, как мое сердце горит от любви к тебе. Как я жажду твоего нежного тепла… Но судьба распорядилась так, что мы разлучены, и поэтому я могу лишь сидеть здесь один, крепко держа в руках одеяло, которое ты заботливо соткала, надеясь уловить в нем хоть малейший след твоих духов и любви, и молясь, чтобы мне удалось увидеть тебя хотя бы во сне. Навеки твой, Тошинори

***

Инко сложила письмо и положила его обратно на стол, где нашла, под красивым бело-розовым цветком (который подозрительно напоминал ей те, что недавно цвели на балконе соседей). От озорного негодования, которое ей так хотелось почувствовать, не осталось и следа. Вместо этого она захихикала, ее щеки покраснели, а сердце забилось быстрее… Как он посмел! Как он мог быть таким… таким… таким смелым в своих выходках и при этом заставлять ее чувствовать себя такой же безнадежно растерянной, как и она сама, намного моложе, тайком читающая свою первую романтическую книгу, спрятанную под одеялом на кровати? Она издала недовольный вздох и как можно тише двинулась к дивану. Тошинори, казалось, крепко спал, греясь в последних лучах дневного солнца. Единственной слегка тревожной деталью этой мирной сцены была огромная куча использованных бумажных салфеток на журнальном столике. По крайней мере, пока он спал, у нее было достаточно времени, чтобы осознать все те прекрасные чувства, которые она испытывала, подавить хихиканье и поработать над тем, чтобы показать нужную степень возмущения. Но как только она так подумала, он открыл глаза. -Прости, что разбудила тебя. -Ты не разбудила. Я не спал, — ответил Тошинори. -Я просто хотел убедиться, что ты прочитала мое письмо. -Об этом, — сказала Инко, присев рядом с Тошинори и положив руку ему на лоб, проверяя температуру. -Меня не было где-то… полдня. -Правда? А казалось, что прошло несколько лет. -Пять часов. Может быть, шесть. И ты выживешь, это просто простуда, — добавила она. Он взял ее за руку, когда она отдернула ее, и поднес к своим губам. -Все это правда, — сказал он, нежно поцеловав ее пальцы. -То, что я написал, я имею в виду. Инко колебалась некоторое время, ее сердце пропустило удар, затем она встала. -Ты такой мелодраматичный, — сказала она, повернувшись к нему спиной, надеясь, что он не заметил, как покраснели ее щеки (в очередной раз). -Постарайся немного отдохнуть, пока я приготовлю чай. Я нашла новый, думаю, он тебе понравится. -Ладно. Инко вернулась к кухонному столу, где оставила свои пакеты с покупками, и стала искать в них только что купленный чай. После этого, оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что Тошинори все еще лежит на диване и не наблюдает за ней, она взяла письмо и тихо, на цыпочках, направилась в спальню, чтобы спрятать его в свой потайной (ну, не очень) ящик, вместе со всеми остальными письмами, которые он писал ей в течение последних лет. Тошинори улыбнулся, прежде чем устроиться поудобнее и погрузиться в сон.