1000 ЛЕТ МОЕГО ОДИНОЧЕСТВА С ТОБОЙ

ВОЗРОЖДЕНИЕ

             Сердце билось так быстро, что я не мог стоять. Как будто тысячи электрических разрядов были подключены ко мне, заставляя тело функционировать иначе. Эту энергию невозможно спутать ни с какой другой.       Наконец-то!       Её энергия возродилась, и эти волны сбивали с ног. Мощь её силы возросла в разы, но при этом отличалась. Едва сумев прийти в себя и восстановив дыхание, я сорвался с места. Интересно, какая она, как чувствует себя, как ощущает и что помнит из пережитого. В голове роилось так много мыслей, что я едва мог контролировать дыхание, задыхаясь от банального бега, подобно обычному смертному.       Женский силуэт на вершине вулкана казался таким родным, что я даже не хотел обращать внимание на внешние трансформации её образа.       — Амун! — я хотел схватить её на руки, но был остановлен мощной волной давящей энергии.       — Кто ты такой? — она медленно повернулась ко мне и сразу стало понятно, что об этой её части я не знаю совершенно ничего. — И почему я оказалась в этом… — недовольно дёрнув губами, она убавила поток силы, позволив мне выдохнуть. — месте? Что это?       — Мы заперты в моём, ещё не существующем, саде души, принцесса. — её бесцветные глаза уже не были таковыми. Холодную пустоту сменил яркий пурпур с жёлтыми прожилками. — Мы застряли здесь с тобой более века назад.       — А ты у нас?       — Всадник Смерти, Аму… принцесса Анаджамун. Ты убила меня и оказалась заперта в моём мире. — мне было непонятно, какому этапу она принадлежит и что вообще помнит, ведь я никогда не слышал историй о ней с фиолетовыми глазами. Да и этот дикий образ необузданной валькирии никак не сочетался ни с одним из её уровней становления. Сейчас она скорее напоминала охотницу, и все эти обтягивающие кожаные одежды с кинжалом и лассо лишь сильнее вводили меня в ступор. Я не мог представить её такой даже в самых смелых фантазиях.       — Боюсь спросить, и чем же мы тут занимались с тобой всё это время? — на удивление, Амун отпустила меня, но сделала это так резко и грубо, что я расшиб колено до крови.       — Эм… — я не знаю, чего она ожидала, что рассчитывала услышать… Сейчас меня волновало лишь разбитое колено. — Ты сдурела совсем что-ли, принцесса?! — разрывая брюки, показываю ей рану и сам же напрягаюсь, когда она, медленно прищурив глаза, приближается ко мне.       — Ты что же, неженка?! — она присаживается на корточки, широко разводя колени и ехидно усмехаясь, приподнимает бровь.       — Нет. — мне становится дискомфортно от такого её поведения и несвойственных манер. Эта Амун пугает меня, и я даже не понимаю, как теперь должен к ней относиться. Передо мной был совершенно другой человек.       — Хм, а ведёшь себя так, словно девственник. — она игриво приподнимает бровь и зазывающе улыбается.       — Эй! Это должно быть моей фразой! — мне хочется её оттолкнуть, но вместо этого я отстраняюсь сам. — Ты что же, решила перенять все мои манеры, принцесска?       — Твои?! — она заливисто смеётся и, сползая на четвереньки, движется ко мне настолько медленно и плавно, что напоминает пантеру. — Лично мне кажется, что передо мной тут сидит послушный домашний котёнок.       — Ты совсем ума лишилась? — понимая, что мне совершенно некуда дальше двигаться, замираю в полном непонимании, чего эта сумасшедшая хочет от меня. — Сгинь!       — Сгинуть? — удивлённое лицо застывает в нескольких сантиметрах от меня и непонимающе склоняет голову набок. — Странно, а я думала, ты делал всё, чтобы вернуть меня в своё общество.       — Не эту тебя… — бурча себе под нос эти слова, я пытаюсь отыскать точки отступления.       — А чем эта я плоха? — она приближается так близко, что я начинаю чувствовать запах её кожи уже не абстрактно, а в деталях, улавливая нотки пачули и лемонграсса. — Вроде выгляжу я очень даже эффектно.       — Ты всегда хорошо выглядишь…       — Ну вот! — голос звучит как-то слишком радостно. — Значит, нет проблем. — она облизывает мою щёку от подбородка до уха, заставляя внутри всё дрожать.       — Амун! — собрав волю в кулак, отталкиваю её в сторону, ненавидя себя за нерешительность. — Какого Сагна ты творишь?!       — Мне скучно, всадник Смерти. — скорчив недовольную гримасу, принцесса устало падает на мелкие камни и, слегка раскачиваясь, стонет. — Я не могу представить, чем должна себя развлекать здесь с тобой.       — Ну можно возобновить тренировки, например.       — Отлично! — резко подпрыгнув, она приземляется на мои плечи и обхватывает подбородок. — Покажи, на что ты способен, Всадник.       — Да твою ж… — спружиниваю, отрываясь от земли, стараясь расцепить тонкие цепкие пальцы на лице, но эта версия Амун настолько дикая и непредсказуемая, что даже на мгновение страшно представить, что она способна учудить. — Отпусти меня, принцесска, а то…       — А то что? Защекочешь до смерти? — накал между нами усилился, и я уже почувствовал достаточно неприятное ощущение. Не пожелав это терпеть, я высвободил световую волну, желая ослепить эту сумасшедшую. — Ооо. Значит, всё-таки способен на что-то? — рассмеявшись, она материализовалась передо мной, смотря на меня всё теми же незнакомыми глазами.       — Угомонись сейчас же, принцесса! — сам не знаю, откуда во мне прорезался подобного рода приказной тон.       — А такой ты мне нравишься. — меня пугала её улыбка, но это никак не изменяло влечения к ней. Где-то в глубине души я даже сожалел, что оттолкнул её, не позволив случиться самому желаемому мною событию. — Думаю, мы сможем подружиться, всадник Смерти.       — Я был бы уже рад тому, что ты успокоишься, и хотя бы немного будешь похожа на себя прежнюю.       — Нет. Мне не нравится та пай-девочка, ради которой все идут на самые неадекватные поступки. — эти слова заставили насторожиться. Значит та, кто сейчас была передо мной, являлась частью Новолуния.       — Так ты, значит, что-то типа теневой её стороны?       — Всё сложнее. Тень Амун — это Дагон и данную его функцию я перенимать не намеренна. Я, скорее, та самая Тьма, которую эта глупышка столь желает в себе победить и навсегда заглушить.       — Но это же невозможно. В каждой душе существует только тьма и свет, которые необходимо скорее гармонизировать, чем подавлять.       — Ты начинаешь мне нравиться всё больше, всадник! — она захлопала в ладоши и протянула руку для знакомства. — Меня зовут Анадж, и я тёмная сторона Новолуния. Прости, но тебе не придётся возвращать мне воспоминания, ведь конкретно у меня их попросту нет. Нет воспоминаний Амун. Она выстроила барьеры, и я не так часто пробивалась наружу.       — Мне жаль, что она отказывается принимать все свои грани, — знаю, что у неё были на это причины. Уверен, она ничего не сделала бы, не обдумав это действие до мелочей, но пытаться побороть собственную тьму.       — Уверена, ты сможешь помочь мне исправить этот конфуз и наставить Белую Луну на путь здравого смысла. В конце концов, во мне огромный сгусток энергии и, возможно, я буду даже мощнее, чем она.       — Ой, не набивай собственную значимость! — твою же, грёбаную, Вселенную! Я едва привык к одной сумасшедшей, а теперь ещё предстояло с этой неуравновешенной искать точки соприкосновения. — Мне плевать, кто там из вас на что способен.       — Так ли прям и плевать? — Анадж подлетела ко мне и, обвив руки на шее, вновь попыталась лизнуть, но на этот раз я успел закрыть ей рот рукой.       — У-го-мо-нись! — думаю, в лице этой психованной я получил одно из самых непростых испытаний. Снова. Насколько же наивно было полагать, что, возродив Новолуние, я получу хотя бы какое-то подобие покоя. Явно ведь, что покой мне не способен даже присниться.       — Ну почему? — забавно, но она действительно не понимала, почему я её останавливал. — Ты взращивал наше зерно так старательно и скрупулёзно, что можешь даже не врать о своём безразличии к Новолунию.       — Именно! К Новолунию. Хоть ты и её часть, и я действительно понимаю, что вы одно целое и уверен, что вы похожи куда больше, чем хотите показать, я не собираюсь пользоваться ситуацией и бросаться на первую встречную.       — Ауч. Не приятненько, но… — Анадж улыбнулась, наконец-то, подобием дружелюбной усмешки. — я принимаю твою позицию. В конце концов, я планирую стать единой с Амун.       — Знаешь, что забавно?       — И что же?       — Я даже не догадывался, насколько ценю именно её и те особенности, что свойственны лишь ей. — тело начало сдавливать. — Ну нет! Только не сейчас.       — О, так ты у нас тут стихии познаёшь, — принцесса недоверчиво осмотрелась по сторонам. — не лучшее место для принятия Стихии Духа.       — Не знал, что у меня существуют варианты.       — Контролировать чувства, например, всадник Смерти.       — Не умничай! — тело ломало и ощущалась буквально каждая косточка и орган.       В попытках контролировать боль, кажется, я лишь усугублял своё положение. Дикая версия Амун с любопытством наблюдала за всем происходящим, что-то бурча себе под нос, но не вмешиваясь в процесс. Не думал, что видеть её лицо, но понимать, что это совершенно другая личность будет куда мучительнее, чем терпеть многочисленные переломы и разрывы внутри. Я скучал за моей сумасшедшей принцессой, способной свести с ума и успокоить одновременно. Я тосковал за пронзительным взглядом, уничтожающим наповал и говорящим гораздо ярче любых слов. Эта девушка проникла в меня настолько глубоко, что даже в пиковом состоянии боли сейчас, я мог думать лишь о том, как побыстрее вернуть Амун и избавиться от этой неуравновешенной Анадж.       — Тебе помочь? — выражение лица дикарки не вызывало доверия, но я действительно привык в момент принятия стихий испытывать тепло Новолуния, а потому непроизвольно кивнул, вызвав на её лице едва заметную улыбку. — ты как маленький ребёнок, оставшийся без материнской любви.       — Вообще-то, я остался без всего, что даёт мать. — кажется, я прошипел эту фразу сквозь зубы. — Так что не пытайся иронизировать.       — Я совершенно забыла, что большинству Сагнитов, да и Сагнов плевать на своих детей, ведь они считают всех обычными творениями, а не созданиями, нуждающимися в воспитании.       — Ты решила поговорить со мной о родителях именно сейчас? Серьёзно? — внутри всё чесалось, и этот зуд становился нетерпимым. Мне хотелось разодрать на себе кожу, чтобы добраться до внутренностей, но Анадж взяла мои руки, сжав в своих с такой силой, что я закричал. — Ещё и пальцы сломать мне решила? Ты что, извращенка?       — Я ещё та извращенка! — принцесса… нет, ей не подходило это звание! Дикарка игриво усмехнулась и, подмигнув, образовала вокруг нас пурпурную сферу, напоминающую космические узоры вселенной. — Но, увы, сейчас не до развлечений, всадник Смерти, ведь моя светлая сторона не простит мне, если ты решишь тут окончательно подохнуть, ну или разума лишиться.       — Как будто тебе есть дело до моего благополучия.       — Мне нет, но ей… Короче, стихия Духа познаётся через полное принятие себя, своей сущности и всего окружения, а потому, мне предстоит слушать тебя несколько часов. — голос Анадж звучал грубо, а недовольная интонация прослеживалась в каждом слове, ядом проникая в сознание и напоминая, что в ней, кроме внешности, нет ничего от Амун.       — Грустно, что именно с тобой мне придётся пройти через стихию Духа. — с одной стороны Амун не узнает о моих слабостях, но с другой, она ведь и не узнает о ценностях и тех тайнах, что я сокрыл даже от самого себя. Она вновь ничего обо мне не узнает.       — Не грусти, грустить буду я. — дикарка тяжело вздохнула и, поудобнее усевшись рядом, уже более нежно сплела наши руки. — Прости, но я не могу позволить тебе разодрать это прекрасное тело и личико.       — Самый неприятный комплимент в моей жизни.       — Ооо, я талант в этом! Люблю быть непредсказуемой, ведь так никто не может простроить относительно меня ожиданий.       — Но ведь это всё лишь маска.       — Думаю, лишь отчасти. В детстве Новолуние была единой, и мы хорошо ладили.       — А что могло такого случиться, что Амун добровольно пошла на рассинхрон?       — Случился Дагон.       — Как тень Новолуния повлиял на ваше единение?       — Банально. На самом деле, сложно вспомнить все события, ведь прошло дохрена времени, но, кажется, в тот день я слегка перестаралась в игре и немного сильнее обычного ранила Дагона, за что он не рассчитал своих сил и, запустив молнию… Короче, кровоточащая рана Новолуния отобразилась и на самом Дагоне.       — Именно тогда все и узнали, что энергетические близнецы являются отображением слабости? — в голове всплывали детские воспоминания, когда нянечка рассказывала нам с братьями историю Тримирия, и уже тогда я не понимал загнанности Теневой Луны, ведь по факту, они были виноваты лишь в том, что родились теми, кто они есть. Никто из них изначально не был злом, да и не уверен, что кто-то из них сейчас является этим самым злом в чистом виде.       — Думаю, тогда Белая и Стихийная Луна по-настоящему испугались и показали свою слабость, сослав всех своих энергетических братьев и сестёр на тогда ещё пустынную землю.       — Когда меня создали, я хотел оказаться именно на Теневой Луне. Мне казалось, что они намного честнее любого, кого я знал.       — Твоя мать не рассказала тебе, что все они желают власти и отмщения?       — С моей матерью я разговаривал от силы дважды. Первый раз был, когда Амун притащила её чуть ли не за шкирняк к нам с братьями, когда мы заболели лунным гриппом и погрузились в помешательство, повлёкшее за собой многочисленные неконтролируемые выбросы энергии. Тогда было много пострадавших и, пожалуй, только сейчас я понимаю, что даже тогда Чибби было наплевать на нас. Её волновал только её брат. Даже забавно, но она всегда переживала лишь за Чимми. Амун проводила в те дни с нами сутки напролёт и, думаю, я уже тогда почувствовал…       — Что любишь Новолуние?       — В ней частично было то, чего нам с братьями так сильно не хватало, но я никогда не считал её заботу материнской. Нет. Никаких родственных чувств между Всадниками и Амун быть не могло.       — Ты любил Амун уже ребёнком?       — Я не умею любить, Анадж. Как видишь, сад моей души совершенно пустой и не самый гостеприимный. — осматриваясь сквозь космическую сферу, сад казался красивым и красочным, но это был обычный обман зрения. Ничего не могло вырасти там, где хозяином был всадник Смерти. — Скорее всего, мне удалось разглядеть в ней своеобразный пример для подражания. Да и то не на долго, ведь повзрослев, я полностью поддался своей истинной сущности и был готов убить даже её.       — Ты серьёзно думаешь, что был способен причинить Амун вред? — дикарка рассмеялась и слегка толкнула меня плечом.       — Я пришёл убивать в тот день…       — Кого убивать?       — Свою мать.       — Именно! Ты пришёл убивать ту, кого ненавидел, но едва ли ты смог бы ранить Амун.       — Никто не узнает уже этого, ведь Новолуние остановила меня тогда.       — Согласна, но что ты испытывал тогда, когда мать не занималась вами, а Амун искала способы излечить вашу с братьями болезнь? Ты хотел, чтобы это была в итоге Чибби, а не принцесса Белой Луны?       — Нет. Даже сейчас я рад тому, что наше детство прошло в одиночестве и было посвящено лишь обучению, нацеленному на развитие силы. Пусть нам и не дали побыть детьми; пусть нам и не позволили познать невинность и испытать радость от ребячества и возможности просто наслаждаться моментами своего взросления, я не жалею о судьбе, что мне уготовили. Мы с братьями никогда ни на что не жаловались. Просто мы родились теми, кого невозможно любить; теми, с кем едва ли захочется дружить и иметь что-то общее. У Всадников всегда были лишь мы семеро и эта связь куда крепче, чем что-то, что была способна дать нам наша мать.       — Какие эмоции ты испытал, когда тебе дали приказ убить Чибби?       — Облегчение. Мне показалось, что если я собственноручно её уничтожу, то испытаю освобождение, ведь от одного осознания, что она живёт, совершенно не думая о нас и не испытывая чувства вины за всё, чего лишила всадников, мне становилось каждый раз больно, а ненависть окутывала сердце, затуманивая сознание.       — Что ты испытываешь к Чибби сейчас?       — Жалость. Она собственноручно уничтожает себя и с регулярностью причиняет непоправимый для души вред. Её неспособность контролировать собственные желания делает её самым разбитым и подавленным созданием в этой Вселенной. Её глупость и неспособность доверять собственным мыслям всё сильнее погружает разум в безумие. Её наигранная забота о тех, кого она захотела или посчитала должным называть близкими, настолько наиграна, что в какой-то момент Сомнение останется совершенно одна. Она глупа настолько, что считает себя способной контролировать свою жизнь, но по факту, у неё нет этой самой жизни. Она такой же энергетический выброс без рода и племени, но почему-то возомнившая себя королевским потомком.       — В тебе так много ненависти.       — Ненависть и ярость неотъемлемая составляющая моей сущности.       — Не уверена, что это так. Мне доводилось видеть как прямое воплощение Ненависти и Ярости, так и тех, кого они поглощали и, поверь мне, тебе очень далеко до минимальной их версии. Прости, но ты чрезмерно строг к себе. Пусть на твою эмоциональность и наложен какой-то блок, но, тем не менее, что-то ты да и чувствуешь, Артэс. То, чему ты приписываешь оттенки ярости, агрессии и ненависти, не что иное, как агония твоей души, жаждущей полного взращивания и требующей возвращения, отнятого когда-то силой.       — Ты хочешь сказать, что я заблуждался даже в такой мелочи, как ощущение ненависти? Не делай меня ещё ничтожней, чем я и так есть.       — Да не ничтожен ты! Раздражаешь! — внезапно я почувствовал, как дрожит земля. — Успокойся, Всадник, меньше всего я хочу наблюдать извержение вулкана.       — Внутри меня всё вскипает, и я всё меньше контролирую собственные… — мне сложно подбирать слова. — эмоции?       — Ты серьёзно спрашиваешь у меня, испытываешь ли эмоции?       — Да, Анадж, спрашиваю. Каким-то странным образом, но вы с Амун лучше меня самого разбираетесь во всех моих противоречиях и одержимостях.       — Что для тебя есть эмоции, а что чувства, всадник Смерти?       — Никогда не думал об этом, ведь Чибби заблокировала всё это во мне в раннем детстве. У меня не было возможности понять хотя бы что-то из того, что большинству доступно изначально. Думаю, что Амун пробудила во мне что-то, способствующее чувствам и подобию эмоций.       — Что же ты испытал, когда твоя мать лишила всех вас возможностей чувствовать?       — Она перестала быть для меня матерью, и я больше ничего не испытывал и не ощущал ни к кому и не по отношению к чему-то. Мне стало наплевать на всё и всех. Я просто хотел стать лучшим в своём деле. И я таковым стал. Мне даже всё это нравилось. Меня начинали бояться, ведь это напоминало подобие власти.       — Насколько тебе понравилось быть кем-то значимым, пусть даже и в собственных глазах? Что ты представлял в своём воображении, а что хотел испытывать?       — Хотел, чтобы моё влияние становилось сильнее. Хотел, чтобы я мог испытать хотя бы наслаждение, чтобы кайфануть от момента и получить удовольствие.       — Это помогло бы тебе повысить собственную значимость?       — Не знаю. Возможно, это помогло бы мне ощутить себя живым.       — А сейчас, когда твоё тело познаёт принятие стихии Духа, что ты чувствуешь?       — Страх, Анадж. Страх. Я боюсь, что не увижу привычную мне Амун и что навсегда утрачу возможность чувствовать то, что было дано мне в её обществе.       — Значит, ты совершенно не боишься влияния стихии, но тревожишься за Амун?       — Это сложно объяснить, но ещё сложнее понять. Я стал зависим от неё, но именно эта зависимость подарила мне так много, что я не хочу терять ничего из этого. Прости, Анадж, но ты не сможешь меня сломить. Я позволил это лишь однажды и только ей. Повторно к моей душе не прикоснётся никто и никогда. Ни одна стихия не окажет на меня подобного влияния. — только я проговорил эти слова вслух, как внутри всё утихло. Стихия Духа приятными волнами распространилась по телу, подарив успокоение. Даже сознание, как будто, смирилось со взваленной на меня участью. — Я не боюсь стихий и их влияния, но меня тревожит утрата всего того, что подарила Новолуние.       — Она пробудила тебя, всадник Смерти. Ей удалось.       — Думаю, нет ничего, что оставалось бы для неё невозможным, ведь Амун искренне верит во всё, за что берётся и твёрдо следует, если не намеченному плану, так к результату.       — Ты знаешь её уже гораздо лучше, чем когда-то это было позволено мне. — сфера вокруг нас погасла и перед глазами предстал сад, окрашенный яркими красками заката. — Что ещё тебя тревожит, всадник Смерти?       — Ещё? — я не понимал, чем именно был вызван её ко мне интерес, но хотелось думать, что он был искренним. — Наверное то, что не смогу оправдать доверие Новолуния; то, что разочарую её и доставлю какой-то дискомфорт. Я боюсь стать обузой.       — Думаешь, Амун испытывает к тебе чувства подобного рода? — сейчас Анадж выглядела растерянной и, впервые высвободив мои руки, коснулась хорошо знакомого мне лица, но такого чужого в данную минуту.       — Какого такого рода?       — Такого, что способна испытывать огорчение и разочарование… Не думаю, что Амун вообще способна на подобные чувства и вообще какие-то эмоции.       — Ты действительно плохо знаешь свою светлую сторону. — мне стало смешно от всех этих заблуждений и наивных рассуждений. — За своим внешним хладнокровием она скрывает всю ту боль, что нельзя открывать никому стороннему, и лишь в её взгляде можно прочитать то, что спрятано в глубинах. Она умна настолько, что не раскроет своих истинных чувств, если не будет уверена в человеке… Даже в самой себе ей нужна уверенность.       — Она чрезмерно зациклена на контроле и это общеизвестный факт. — усмешка на фарфоровом лице уже не вызывала эмоций. Мне удалось принять эту психованную часть Новолуния. Как бы это ни было противно, это была тоже она — женщина, ради которой я был готов идти на лишения, пытки и любые самоистязания. Пусть эта дикарка и отличалась, но она всё равно была неотъемлемой частью Анаджамун. — Ты меня совершенно не слушаешь.       — Скорее, я удивляюсь тому, насколько вы с ней похожи?       — Мы? Ты обезумел? — заливистый смех выдаёт все её слабости. — Она унылая, скучная серость.       — А ты неуверенная в себе и презирающая всех вокруг, отвергнутая личность. Ты никому не нужна, ведь предсказуема в проявлении всех своих эмоций и всех своих поступков.       — Всех? — она резко набрасывается на меня, повалив на сухую почву. — Это тоже было предсказуемо?! — психопатка целует меня в губы и игриво облизывает кончик носа. — Не думаю, что ты раскусил меня.       — Ты обезумела? — меня злила её напористость и полная свобода в действиях, но параллельно с этим я ненавидел себя за то, что не хотел останавливать эту психованную. Словно притворство и самообман были способны убедить меня в том, что передо мной Амун. — Иногда так здорово позволить немного безумия. — её напор был агрессивным, а наглая рука проскользнула от шеи к груди, застыв у пуговиц. — Почему ты не можешь отпустить себя и позволить желанию взять верх. — жар от её голоса сводил с ума, но…       Что за но? Откуда в моей голове взялись все эти стопоры и ограничения, но меня совершенно не интересовала эта версия Новолуния. Накрыв её руку, я отстраняю Анадж от себя, не говоря ни слова.       — Так ты уже всецело принадлежишь ей, — недовольно отстранившись, она пнула первый попавшийся камень. — жаль. Я понадеялась, что мы сможем развлечься. Не ожидала, что Всадник Смерти окажется ручным зверьком.       — Не вижу ничего плохого в преданности.       — Чем она заслужила подобную верность от того, кто никогда не был ни к кому привязан?       — С чего это ты взяла… — в голове упорно поселилась мысль, что я разговариваю с Амун. — откуда ты можешь знать вещи, касающиеся моего прошлого?       — Когда ты начал рассказал о прошлой боли через подключение к стихии Духа, я прочитала всего тебя. Это оказалось даже проще, чем я думала. — Ей было скучно и, казалось, всё безразлично и не имело красок.       — Так значит, ты вот так легко смогла понять всего меня?       — Я даже не пыталась понимать. Зачем мне это?       — Возможно, ради любопытства.       — Нет. Оставим подобные забавы моей светлой стороне. Мне хватило этих нескольких часов с тобой, чтобы узнать, насколько твоя душа отравлена болью, а сердце тоской. Ты, пожалуй, самое одинокое и никому не нужное создание в Тримирии, что отчасти даже забавно, ведь по своей сути ты принадлежишь королевской семье… Даже двум. Мне не хочется чувствовать ничего по отношению к тебе, а потому я не собираюсь пропускать твою боль и страдания через себя.       — Я и не просил.       — Нет. Не просил. — подняв на меня холодный взгляд, она буквально испепелила волной. — Проблема в том, что стихия Духа работает немного иначе. Мне пришлось слиться с твоими воспоминаниями, а потому… Мне жаль, что ты пережил подобные истязания от собственной матери. Вы с братьями были просто невинными творениями неопытной выскочки, которая… Знаешь, мне кажется, я не могу понять её мотивов.       — Никто не может. Не уверен, что сама Чибби понимала, что делает и зачем. Я плохо её помню, но из того, что удалось сохранить в воспоминаниях… Постоянную нервозность, никому не нужную импульсивность, истеричность и эгоизм. Смешно, но когда она впервые закрыла нас с братьями в пещерах стихийных драконов и нас несколько дней терзали эти звери, я впервые ощутил ненужность и, наверное, именно тогда испытал ненависть. Эта энергия и помогла нам с братьями освободиться. Израненных, голодных и уничтоженных нас морально нашёл Хоуп. Он забрал нас в замок Бонтеланас и там сделал всё, чтобы восстановить ещё детские хрупкие тела.       — Поэтому ты и стал преданным слугой сестёр Судьбы. Твоя семья не смогли стать для всех вас защитой и опорой, а Амун была поглощена всеми этими постоянными дворцовыми интригами и сражениями… Она отстаивала право дома Белой Луны на главенствующие позиции. Это очень жестоко.       — Мне достаточно быстро стало наплевать на всё это и всех, кого я мог вспомнить. Самое забавное, что второй, так называемый, разговор с Чибби состоялся именно тогда, когда я полностью стёр воспоминания о ней и всех тех ужасах, что мы с братьями пережили по её глупости. Кажется, именно тогда драгоценный братик матери заболел и весь дом Белой Луны сходил с ума, в поисках лекарств. Она просила меня о помощи. Это было смешно. Чибби стояла на коленях и умоляла с помощью моей силы найти подсказки в книге судьбы. Я думал, что сотру её в порошок прямо там.       — Ты имел полное право.       — Вселенная ко мне никогда не была благосклонна, ведь в отличие от других детей, мы были выкидышами не самой любимой дочерью Тримирия. По сути, Сомнение и сама была всеми гонима, вполне естественно, что нас хотели уничтожить ещё детьми, не позволив обуздать собственные способности. Думаю, даже Амун боялась момента, когда мы сможем управлять истинной сущностью.       — Но она единственная не пыталась уничтожить Всадников, — Анадж недовольно шмыгнула носом. — но и своей защиты не дала.       — Новолуние нельзя винить в занятом нейтралитете, — стоило мне вспомнить всю её заботу обо мне, как в сердце заполнило приятное тепло, чем-то напоминающее касание её руки. — Я разозлился на неё впервые, когда она убила меня и мы оказались в этом заточении, но я не пом…       — Мы не помним своего детства.       — Нет. Почему я забыл всё и лишь сейчас смог вновь вспомнить?       — Твоя душа раскрылась для принятия и осмысления всего, что пришлось когда-то забыть. Прости, но я не смогу сопровождать тебя по лабиринтам воспоминаний. — нотки сочувствия прорисовались на фарфоровом личике незнакомой части самой близкой для меня женщины. — Стихия уже поглощает тебя и всё, что ты увидишь дальше, предназначено только для тебя, Артэс. Позволь Духу показать тебе всё и не прячься.       — Я уже понял, что это началось. — тепло заполняло тело, растворяя в своём свечении, но я впервые не чувствовал страха и не желал сопротивляться.       — Всё хорошо, всадник Смерти, я подожду тебя здесь, охраняя от внешних невзгод.