И не убоюсь я зла...

Мой поступок выглядит так, словно я скрываюсь от чувства вины, как раньше бежала от непристойных заигрываний этого человека. Но я размышляла об этом давно, и поверьте — я всегда знала, что мое место здесь. Всегда, задолго до того, как он стал меня добиваться. И случившееся в последние дни только укрепляет мое решение. Да, я чувствую себя виноватой. В конце концов, я могла бы как-то помешать случившемуся. Конечно же, мне говорят, что нельзя было такое предвидеть, и вины моей нет никакой, но это вранье. Я не замечала, а когда все стало очевидно, просто промолчала. Я единственная могла бы отвести беду, но упустила возможность. Сами подумайте, как!.. Извините, я не хотела. Как? Нужно было уступить его домогательствам. Да, это грех, но лучше я — я знала, что он собой представляет, и постояла бы за себя. А что могла Джульетта?.. Всегда я его ненавидела и сейчас ненавижу; эта семейная вражда слишком глубока, как бы ни старались вразумить нас и вы, и князь. А теперь эту вражду ничто не остановит, он убил мою кузину так верно, словно сам всадил в нее кинжал. Он отнял у бедной Джульетты жизнь, которая обещала ей многое. Она думала, будто любила его. Пусть даже она любила его, но что дальше? Ему все надоедали, скоро надоела бы и она. Порой я думаю: для Джульетты даже лучше, что она умерла раньше, чем узнала его настоящее лицо, иначе это разбило бы ей сердце. Не устаю благодарить Господа за то, что он прибрал этого мерзавца. Такой опасный человек не должен жить, пусть больше никому не придется страдать, как страдала Джульетта. И вы призываете меня пожалеть его несчастную заблудшую душу, преподобная матушка? А он пожалел? Он хоть на миг задумался, какое несчастье несет Джульетте своей похотью? Не мог, не мог он ее любить, раз принес ей горе. Я пыталась найти в себе жалость к нему, но нет. Вы надеетесь, что со временем я его прощу? Я его сейчас ненавижу, и завтра буду ненавидеть, и через неделю, и через год, всегда. И если не будет мне покоя, пока не научусь прощать, то как тогда Джульетте? Как ей обрести покой? Меня преследуют ее крики, и кто скажет: она взывает о мести убийце или эти крики доносятся из ада, где карают отнявших у себя жизнь? И мне простить Ромео за такое? Стольких уже убили, и разве могли мы представить, что снова прольется невинная кровь, а жертвой станет Джульетта? Да я бы первая призывала повесить негодяя Монтекки, будь этот проклятый юнец еще жив. Но он там, где ему и место, и хватит с нас. Почему? Вы спрашиваете, почему я не хочу, чтобы вся эта ужасная семья исчезла с лица земли? О-о-о, как я этого хочу, преподобная матушка. Но так говорит мое сердце, оно жаждет крови, а разум знает, что лучше от этого не станет, и шепчет: хватит. Отдали уже глаз за глаз и жизнь за жизнь, справедливость восторжествовала. Да только не стоила ли жизнь Джульетты десятка Ромео? Никогда бы он с ней не сравнился. И вот я у вас. Но я хочу вступить в монастырь не только потому, что Господь провел меня сквозь невзгоды и сказал: здесь твое место. Может, это не призвание, но и наказание? Ибо мне слышится из темноты: здесь ты не отомстишь и не причинишь вреда, злополучная Капулетти, иссохнешь в бесплодном целомудрии, последняя из рода, и он умрет с тобой. Да, вот так и Ромео говорил, а я не прислушивалась, когда была пустой и тщеславной, а сейчас внутренний голос (и не от Бога, а значит, дьявольский) твердит мне о том же. Пусть же умрут Капулетти! Какое мне дело? Матушка, если вы примете меня в обитель, я перестану быть Капулетти раньше, чем мой дядя умрет от горя и старости. Я не буду сожалеть о той Розалине, она была роза дикая — шиповник, дурная кровь, пустые речи. Я устала быть ею. Все меня любили, а я не смогла защитить Джульетту, которую любила; все восхищались прелестью той Розалины, а душа у нее была гнилая, видите, матушка? Не записывайте мое новое имя в ваши списки, пусть меня знают не по имени, а по делам моим. Научиться любить заново? И вы говорите, что примете меня, как Господь принял бы, и с ненавистью в сердце, но ни Он, ни вы не потерпите, чтобы я закоснела в этой ненависти? Хорошо, только дайте мне отгоревать. Как я ее любила, преподобная матушка! Больше никто ее так не любил, как я. Сильнее матери и отца, сильнее этой собаки Монтекки... Я так сказала, и что же? Да, что вы мне прикажете, в том и буду повиноваться, раз только так меня примут в монастырь. Даже если прикажете простить заклятого врага, и это выполню. Но не сейчас. Все пути привели бы к вам, но мой был вымощен камнями и усажен шипами. Я прошу вас во имя Христа, дайте остановиться, чтобы вытащить их из ног своих. И тогда укажите мне путь, и я не уклонюсь.