Закулисье художественного мира

Уже следующее утро в квартире Сеченовых началось с быстрых сборов, повторных проверок и лёгкого завтрака на дорожку. Лидия бы так не торопилась, проведя в их городе железнодорожную систему «Маглев», благодаря которой оказалась бы в Екатеринбурге уже через часов два-три, а не к вечеру или к ночи. Но пока что эта система в Северной Пальмире находится в стадии строительства, и обещают закончить в середине следующего года; пользоваться придётся обычными поездами. Но в этой ситуации радует то, что нужный им вокзал расположен в ближайшем районе от Петроградского. И спустя минуты, что длились чуть ли не вечность на трассе из-за пробок на Загородном проспекте, «Волга» припарковалась недалеко от вокзала с хорошо сохранившемися элементами истории и одновременно модернизма, и чей внешний образ с башней и часами до сих пор вызывает восхищение. Старый, добрый Витебский вокзал. Сколько они его видели. Однако используется ими лишь во второй раз. В 1946м Сеченовы приехали по нему сюда из города Семей Семипалатинской области, как из безопасного в тяжкие годы места, и остались здесь. А сегодня Лида уедет на нём в Екатеринбург, пусть и на две недели. Напряжение преследовало женщину весь путь по световому, пространственному залу, по широким ступеням, пройденным с мужем и дочерью картинным коридорам, где «Пчёлы» приводят витражи и панно в порядок. И в пункте кассы с дополнительными проверками на билет и паспорт. Благо, Лиду ещё обслуживал реальный человек, строго выполнявший свои обязанности, а не будущий «Рафик», который бы её заболтал до точки кипения про свои льготы. В зале ожидания неугомонное напряжение продолжало её дразнить, заставлял делать тихие дыхательные упражнения, теребить свои светлые волосы и постоянно бросать взгляды на часы. Понемногу помогали отвлекающие разговоры Ирины с Георгием, которые рядом сидели на скамейке и делились впечатлениями от увиденного. Хотя больше слышно именно девчушку. Не было в её тоне тараторства, сбитых слов и заскоков — девочка говорила относительно спокойно, чему Лида сейчас ей по-доброму завидовала. Георгий молча слушал, на деле не понимая и половины из слов дочери об архитектуре и стиле картин. Ему, со своими научным взглядом и суждениями, это казалось глубоким тёмным лесом. Ирина вроде бы и старалась всё растолковать, но не получается: ещё сильнее зарывалась в термины. В этом случае спасала Лидия, которая на их глазах вроде как повеселела. Услышав из общественного громкоговорителя сообщение о пути в Екатеринбург, Лида поднялась с места и направилась к приезжему пассажирскому поезду, к которому направлялась она и ещё несколько людей. Нет сбивающей с ног толпы. — Ты справишься, мамочка! Я в тебя верю! — Ирина обнимала её на прощание, с улыбкой и замеченными на уголках глаз слезами. Немного неуклюже обвила свои ручонки вокруг талии, а в ответ почувствовала нежные поглаживания по макушке и спине, и последовали мамины поцелуи в щёки. С Георгием Лида попрощалась тепло, с крепкими объятьями и исходящей со стороны Гори гордостью за неё. Заверял в который раз, что всё будет хорошо. И желал, чтобы Лида отдохнула от тяжёлых объятий порой эгоистичной Северной Пальмиры. Но без поцелуев. Без той характерной любви, о которой неустанно глаголят литературные и кинематографичные романтики. В его серо-голубых глазах лишь дружеская забота, искренняя и приятная. От взрослого человека — самая лучшая поддержка. — Ну, поехали, — шепнула себе Лидия, будто внушила этим себе уверенность, когда переступила порог вагона. Показала билет кондуктору и заняла место возле окна, через который помахала ладонью своим родным. И в ответ незамедлительно пошли те же жесты. Поезд отправляется…

***

В Екатеринбурге, расположенный от Северной Пальмиры каких-то 600-700 километров, тоже стояло аномальное тепло с сопроваждавшими небесными красками облаков и солнца до самых сумерек. Обзор на рассветы и закаты не затмевал ни один парящий «Кондор». А с этой багровой осенью небо и земля словно слились в одно. Атмосфера здесь тоже бурлящая, как и во многих городах СССР, и в пунктах населения меньше. Особенно в нынешние годы, когда у политического с научными сообществами стоят цели, касательно «Коллектива», его будущей обновлённой версии, будущей полимеризации всего населения и новейших технических разработок. Много обсуждений, споров, принятий важных решений. Нескончаемый круговорот, в котором вроде и стараешься плавать спокойно, но всегда произойдёт что-то, что может привести к моментальному погружению в дно. В частности, к усталости. Михаэль Штокхаузен ещё неделю назад должен был отправиться в отпуск, пока чуть ли не в последнюю секунду его, по личному настоянию Сеченова, не направили сюда для важных встреч с местными учёными под предлогом командировки. Дмитрий Сергеевич и сам был не рад, когда резко нарушил его планы, которые же самолично ему на документе выписал. Но если Сеченова дёргает верхушка, Сеченов начинает дёргать всех остальных своих коллег из близкого сословия, как бы порой чудовищно это не звучало и не выглядело. А в прочем, для заместителя такое явление, как с переносом отдыха, не ново. Путешествие сюда для Штока пока что выдалась неплохой. Да, город непривычный, больше «Челомея». Но к путёвкам мужчина за свои годы так прилично адаптировался, что для него теперь нет никакой разницы. Что Екатеринбург, что тот же комплекс «Челомей»… Мысленно готов быть везде, пусть и нередко по пути спотыкается. Самое важное, как временное место жительства, ему выделили в гостинице. Всё нужное при себе. Работники отнеслись к нему, как гостю, радушно, ибо для них немцы и прочие иностранцы здесь такие же, как местные советские люди. Германская ССР с этим городом каким-то чудом тесно завязала особые дружеские отношения, что Михаэля не могло не радовать. В других городах с этим пока что туго. Однако даже тугой узел рано или поздно развязывается. И повезло же Михаэлю приехать сюда в самый разгар осенних мероприятий творческого характера. И выставки, и театральные постановки. Его внутренний эстет и искусствовед ликовал. Хоть где-то не увидит роботизированных балерин и знакомых ему рабочих и надоедливых лиц театра из Предприятия 3826. Если повезёт, может даже познакомится с кем из местных творческих протеже, охмурит кого в своей привычной манере и немного повеселится для поддержания биологического тонуса. Театр или уральский Эрмитаж? Эрмитаж или всё же театр? Но стоит только вспомнить нынешние цели визита в город, Штокхаузен помрачнел. Пока не закончатся все эти собрания, не видать ему постановок, и знакомства с очаровательными дамами из какого-либо театра или Эрмитажа тоже не светят. «Ни себе, ни людям…» — буркнул его фантомный голос, намекая на Дмитрия Сергеевича и его посвящённую работе жизнь. Нет-нет, Михаэль уважает Сеченова не только как начальника, но и друга, хотя и к нему не без мысленных претензий. И хорошо, что мысленных. Очередное собрание, прошедшее в Уральском Федеральном университете в округе учёных и с присутствием Сеченова в дистанционном режиме, завершилось около шести часов вечера. Сказы о пестицидах, грунтах Луны и прочих прелестях выделения химических элементов, казалось немцу, будут и во сне преследовать. Ещё немного времени без отдыха, и уже Михаэль сам на Луну скоро отправится — не телом, так кукухой. И выпить нельзя, поскольку его запланированное присутствие завтра требовалось в трезвом состоянии. Да и по утрам от головной боли страдать тоже не хочется. Однако сейчас взглянув на уличные часы, Штокхаузен вздохнул с некоторым облегчением. Темени ещё нет. Можно просто прогуляться по улицам, добираясь до гостиницы. Тихая, пешая прогулка. Хоть так позволит себе наконец-то немного побыть обычным приезжим гостем, что знакомится с городом спустя неделю пребывания в нём. Достав из кармана своего плаща именной щебетарь, Михаэль на ходу решил связаться с Дмитрием Сергеевичем. Людей немного, автомобилей тоже. Уведомит Сеченова и дело с концом. Тлела в глубине его души надежда, что может наконец-то услышит от начальства приятные новости. — Дмитрий Сергеевич, как вы сами видели, разговоры с ботаниками и энтомологами прошли более, чем успешно. Хотя, признаться честно, меня немного напрягли их слова о возможном росте как растений, так и насекомых в результате увеличения кислородного для них потока. И то, каким тоном они выразились… Словно им весело от одного представления о, к примеру, большой божьей коровки. Я уж надеюсь, что их слова не более, чем сказки, и такого сюрприза на Предприятии от них не будет. Завтра куда надо отправляться? Где нас ещё ждут? И что ждёт? — записав сообщение и отправив его, благодаря вложенному в устройстве сопряжению между щебетарями служителей науке (первые аналоги будущих «груш» и устройств «мысль»), Михаэль ещё переваривал услышанное от этих ботаников экстравертов. Не ясно, носил сейчас Дмитрий Сергеевич устройство с собой, может и вовсе где в его кабинете лежит, а ответ прибудет только через час или два, пока тот освободится от своих дел. Однако тихий сигнал, напоминавший щелчок, раздался в пешей прогулке спустя минуты две. И к прослушиванию Штокхаузен приступил без замедлений: — Без всевозможных теорий в нашей области никуда, Михаэль. Но, тоже признаюсь, их слова вызвали во мне некоторые опасения. А с другой… Вавилову Николаю Ивановичу эта тема всё же куда более близка, чем нам. Записи их бесед передадим ему. Что до вас самого, Михаэль? Завтра утром, ровно в десять, последнее, краткое собрание в научно-исследовательском технологическом институте. По поводу того, каких роботов там им не хватает, нет проблем с их функционированием. Разговор, устная документация и отправка записей. И на этом, Михаэль, ваши текущие обязанности подходят к концу. Я обещал отпуск, и от своих слов не отказываюсь. Как поступите лучше? Вернётесь в «Челомей», а оттуда поедете в другой город? Или рассматриваете вариант провести пару недель здесь, в Екатеринбурге? Да, Михаэль, даны недели две. Будьте готовы к тому, что могу вызвать и раньше, хотя сам надеюсь, что это всё же не понадобится. «Да-да-да… Поеду в комплекс, потом из него — на это все мои две недели и уйдут как раз. Поеду в комплекс, но сидеть дома — тоже не вариант. Лучше останусь здесь. Тем более, что рекламные афиши громко мне подсказывают, чем можно здесь заняться…» — после недолгих размышлений Михаэль вновь включил запись, изобразив довольный тон после услышанной новости: — Вас поняли. И благодарю, Дмитрий Сергеевич. Я решил, что остаюсь в Екатеринбурге. Но если будут какие обстоятельства, вернусь в комплекс раньше… Предупрежу в случае чего. Ответа не было ни спустя минуты, ни спустя полчаса. Михаэль убрал щебетарь обратно в карман и остановился возле небольшого колониального здания в два этажа. Его отвлекло от похода дальше не само сооружение в часто встречном тут стиле классицизм, а скорее письменная разнарядка о двухнедельных художественных курсах для приезжих, что замечена на таблице возле широкого, мраморного крыльца. Столько раз проезжал мимо этой художественной школы, и только сейчас Михаэль мог разглядеть её вживую с доступных ему ракурсов. Смотрел на всё задумчиво, чуть сощурив глаза. Но когда широкая дверь резко отворилась, Штокхаузен чуть растерялся. Не хотел своим поведением, который мог показаться вышедшему человеку странным, вызвать подозрения и вопросы. На пороге показалась женщина преклонного возраста, низкий рост, слегка пухлое телосложение, на котором надеты бежевое пальто, под ним рубашка темнее оттенком, пышная юбка до уровня щиколотков, туфли на плоской подошве. Волосы у неё седые, собраны в пучок, и закручена чёлка так, как у женщин царского семнадцатого века. Лицо в силу возраста морщинистое. И при этом женщина активно передвигалась по месту, что-то себе шепча. Штокхаузен застыл на месте, разглядывая спускавшуюся по ступеням даму, что показалась ему очень знакомой. И стоило только ей пробубнить своим с хрипотцой голосом на родном немецком, в чьих словах отчётливо разобрал речь про завтра и чай, мужчина чисто по случайности хлопнул ладонью о ладонь. Чутьё не обмануло. — Oh mein Gott! — остановилась перед ним она, после чего достала из своей сумки футляр с очками, которые надела на переносицу. А когда разглядела, ахнула от удивления. — Михаэль? Не уж то это ты? В самом деле ты? Генриха сын, с ума сойти! — Guten Abend, frau Sommer! — улыбнулся Михаэль, искренне радуясь такой неожиданной встречи. Старушка чуть было не заплакала, бросившись его обнимать словно своего взрослого сына, а не бывшего ученика. — Сколько лет, сколько зим, Михаэль! Ты ни чуть не изменился после нашей последней встречи! И, не побоюсь этого слова, возмужал, — добродушно засмеялась Гертруда Соммер, остранившись от него, чтобы ещё лучше разглядеть. Гертруда тоже, как и Штокхаузен, немка еврейского происхождения, которой удалось убежать из Германии в тихую окраину Англии ещё в двадцатые годы, где стала учителем одной средней школы. Пусть Коричневая Чума оставила негативный след в организме, но своего педагога Михаэль запомнил на всю жизнь со всеми её повадками. Для английских ровесников считался фрицем, а для неё был родной душой. И она — первый его собеседник о духовной стороне мира, благодаря чему проникся в детстве искусством наряду с наукой. Второе победило, конечно же. Но и первое чередовало следом, скрашивая его тягостную жизнь. — Ну, Михаэль, рассказывай, как твоя жизнь сложилась, раз оказался здесь. Заодно проводишь меня до дома, — Гертруда, что говорила без акцента, обвила хиленькой рукой локоть Михаэля, и вместе с ним неспешно направилась вперёд. — Что ж, фрау Соммер, я в этой стране проживаю уже лет шесть-семь, благодаря оказанию помощи советской армии. Вылечили, помогли адаптироваться, и меня направили по квоте на работу в Предприятие в Семипалатинскую область. Сначала туда шёл как хирург и ни чем непримечательный учёный. Но, не буду скрывать, много чего достиг, так как работал непокладая рук. И меня полгода назад назначили заместителем генерального директора. — О, как прекрасно, Михаэль. Я говорила, что однажды ты поднимешься через тернии к звёздам. Уверена, мать и отец гордятся тобой и всеми твоими достижениями. — К сожалению, они оба давно на тот свет отправились. Ещё до Коричневой Чумы, — вздохнул Штокхаузен. — Сочувствую, — произнесла Гертруда сразу грустным тоном. — В то тяжёлое время многие из нас теряли чуть ли не всё. — А вы? Как сюда перебрались? И как ваша большая семья? Помнится, вы как-то говорили, что в Дрездене они живут. — Жили, — поправила Гертруда. — В том адском котле Равенсбрюк найти хоть кого-то из родни в живых — это равносильно тому, как ждать чистый снегопад летом. Нерх’еально. — Мне приходилось его однажды видеть — чудовищное место. А ещё чудовищнее то, что ты и сделать там ничего не мог. Покажешь сопротивление Рейху — отправят в газовую камеру, — угрюмо произнёс Штокхаузен, почувствовав, как по нему пробежал холод, стоило только мысленно вернуться в Берлин и его окрестности, во всю эту атмосферу, которую назвать безумной — мало. Аж дёрнулся. — Тем более понимаешь, что там никого не сыщешь. И я не стала никого искать. Училась жить одна, не тешала себя лживыми надеждами. Хоть это не лучшх’ий поступок для учителя. Зато благодарх’я этому я смогла перебраться сюда, обустрх’оиться, влюбиться, несмотрх’я на свой возраст. Екатерх’инбург стал мне воисть’ину настоящим домом, — выговорилась Гертруда, вытрев тыльной стороной ладонью подступившие слёзы. — Кстати, Михаэль, фамилия у меня уже несколько лет другх’ая. Ибо после замужх’ества сменила. Ой, смешная фамилия такая, как и мой покойный муж, светлая ему память. Сова. Да, я Гертруда Альберх’товна Сова. — Уж не серх’дитесь, но для меня вы по-прх’ежнему фрау Соммер, — раз уж назвавшаяся себя Сова позволила показать акцент, то и Михаэль решил взять с неё пример. — Тебе разрх’ешаю! — залилась смешком в знак одобрения она. — Ой, а как давно ты уже тут находишься? — С неделю. Завтра собрание, и на этом моя командирх’овка заканчивается. Но начинается отпуск. Здесь же. — И прх’авильно, что тут остаёшься: замечательный горх’од! — восторженно заявила Сова, сразу убрав акцент. — Неловко тебя просить, ведь занятой ты поди человек. Но просить мне больше некого. — Ну что вы! Спрашивайте. — Ты наверняка видел то объявление перед школой. О двухнедельных курсах для приезжих. Вот какое дело. У меня первые несколько дней не будет моей помощницы: она ещё вчера уехала к родителям по каким-то срочным семейным обстоятельствам и не ясно, когда вернётся, хоть она и обещала, что в конце недели будет тут. И в итоге я остаюсь одна в здании допоздна, убираю в наших кабинетах кавардак, бегаю туда-сюда. Нет, мне убирать не трудно. Но всё равно утомительно. И возраст, хошь не хошь, берёт своё. А тут ещё эти курсы грянули… — Можете не продолжать, фрау Соммер. По сути, если так разобраться, в Екатеринбурге идти в не-премьерные дни некуда, а сидеть в гостинице — так себе перспектива. Так что помогу чем смогу. Только вот… С годами моя неуклюжесть не прошла. Предупреждаю заранее. — Это меня нисколько смущает. Я, Михаэль, зову тебя скорее не ради помощи, а просто, чтобы ты был рядом. Знаешь, как иногда страшно одной разговаривать с незнакомыми людьми? С Аннушкой, моей помощницей, разговоры сами собой получались на ура. А чуть я одна остаюсь — и всё, не клеится, если ученицы совсем новые. Потом я к ним, конечно, привыкаю. Но всё равно страшно. Хотя учителя, как правило, боятся больше детей, чем взрослых. У меня, как всегда, всё в точности да наоборот. — Не беспокойтесь вы так, — Михаэль остановился с Гертрудой рядом с аркой, за которой виден двор с машинами, квартирными домами и сквером. — Школа знаю, где расположена. Приду. А во сколько так подходить? И в какой день? — Мы начинаем в час дня. И до пяти вечера сидим. Но я раньше прихожу, понятное дело. В двенадцать. В понедельник буду тебя ждать. Или тоже в двенадцать. Или в половину первого. — Ясно, — кивнул Штокхаузен. — И да, Михаэль. Ты упомянул про некие не-премьерные дни. Завтра днём пройдёт выставка в Уральском Эрмитаже. Там как раз будет часть моих будущих учениц. Я туда не попаду по-любому. А ты сможешь сходить, познакомиться с ними поближе, а в понедельник рассказать о них мне немножко. Но это я уже просто предложила. До понедельника, Михаэль, — попрощавшись, Гертруда поспешила домой. И тем самым оставила Штока в размышлениях, от которых не мог скрыть улыбку. Чувство перед завтрашним грядущим днём придало какую-то бодрость, и даже мысль о завтрашнем последнем собрании перестала его тяготить. И, разумеется, не обошлось без повторной благодарности в адрес Дмитрия Сергеевича за то, что он направил сюда. Кодовое слово «Волшебник» впрямь оправдало наличие волшебства у позывного…