Sleep

Элейн не могла двигаться. Что-то дернуло ее за запястья, когда она попыталась высвободить их. Что-то тяжелое и холодное. Достаточно холодное, чтобы прожечь ее кожу настолько глубокими шрамами, что она перестала чувствовать кровь, пульсирующую под ними. Цепи. Грязь прилипла к ним, благоухая старой иссохшей почвой, где жизнь, как и цветы, перестала цвести. На стыках ее оковы были покрыты ржавчиной, коричневые пятна которой были настолько глубокими, что те вполне могли оказаться пятнами ее крови. Возможно, это и была ее кровь. Девушка не могла сказать точно. Она снова попыталась выбраться, но ледяное прикосновение метала лишь затянуло ее конечности еще больше. Железо, поняла Элейн. То же самое, что она однажды носила на своем пальце. Тогда было другое время. В лучшем случае оно было легче, в худшем — забывчивое. Грейсон не придет, в этом Элейн была уверена. Он выразил свои намерения — или отсутствие таковых — предельно ясно. Ему было плевать на нее. Он не хотел ее. Он не видел ее. Может быть, больше и нечего было видеть. Элейн никогда не ощущала себя оболочкой так сильно. Цепи застыли на ее мысль, словно обладали собственным разумом. Будто каким-то образом они услышали, как лопается ее решимость; услышали ее надежду раствориться с тенями, окутывающими воздух вокруг. Здесь было так темно. Она больше не видела цепей. Не чувствовала их безжалостную хватку.

***

Элейн падала. И тьма наконец приветствовала ее. Элейн наткнулась на что-то теплое, нежно убаюкивающее ее. — Все хорошо, — шептал голос, — ты в порядке. Поверхность под ней была мягкой. Ее ноги, утопающие по колено в грязи всего несколько секунд назад, сейчас были окутаны во что-то шелковое — ткань, укрывающую их обнаженную кожу — и достаточно легкое, чтобы не сковывать ее движений, когда она села прямо, смаргивая тьму. Лишь из открытых арок, вырезанных в стенах, лился малейший намек на свет. Серебряный, бледный, и отливающий чем-то блестящим на мраморный пол. Лунный свет. Конечно — единственным запросом Элейн перед переездом во Дворец были лишь открытые шторы ночью, чтобы ее комнаты никогда не были окутаны тьмой полностью, и в подобных ситуациях она могла прогнать тени прочь. Все ее мысли остановились, как разбивающаяся волна, погружающаяся обратно в море. И лишь тогда Элейн осознала, что была в своих комнатах, и что мягкость, которую она чувствовала под своим телом, был плюшевый матрас ее кровати; что успокаивающее касание, которое вернуло ее из кошмара, принадлежало чьей-то большой, твердой руке. Элейн разрыдалась. Иссушающая хватка ее кошмара постепенно затоплялась водой, пока ее тело тряслось из-за тихих, сдержанных всхлипов. И потрясенных. Прошло так много времени с тех пор, как ей снился лагерь Хайберна. Элейн не была уверена, почему воспоминание решило вернуться мучить ее сегодняшней ночью. Но затем рука на ее спине переместилась на ее талию, и сильные руки обняли девушку, едва касаясь кожи, однако этого было достаточно, чтобы дать ей знать, что они здесь. Как и были всегда. — Дыши. Тело Люсьена было прижато к ее собственному, кода он заставил ее прислониться к нему, к его груди, сердце в которой сродни якорю. Девушка прислушалась к его тихому ритму, прислушалась к собственному сердцу, переходящее более мягкий темп, который так идеально соответствовал ритму Люсьена, что их сердцебиения словно слились в одно целое. Элейн глубоко выдохнула, ее плечи прижались к нему по мере того, как прерывистость ее дыхания становилась все меньше и меньше. Его тепло окружило ее, наполнило всю ее душу, вместе с тем поселяя нечто безмятежное. Присутствие Люсьена было сродни нахождению на солнце, ощущая, как его утешительный свет обволакивает ее, отвечая на какую-то древнюю потребность, чтобы он поглотил ее, стал вечной ее частью. Когда дыхание Элейн наконец выровнялось, Люсьен легонько поцеловал ее в плечо, шелковистая вуаль его волос щекотала ее обнаженную кожу. — Хорошо, — прошептал он, — Ты прекрасно справляешься, любовь моя. Элейн снова вдохнула. Затем еще, и в этот раз спокойный полуночный воздух легко проник в ее легкие. Ее голова убаюкивающе откинулась на его ключицу. — Спасибо, — вздохнула она. Еще один поцелуй коснулся ее виска. — Спи, Элейн. И она заснула.