Тик-так

      Тик-так, тик-так… Звука тикающих часов здесь нет, а счет ведется. Счет последних мгновений, минут — до решающей битвы. Или — все же до начала нормальной жизни? А может, просто упадет занавес — как пишут в старых земных книгах про финал истории.       Тик-так, тик-так — шепчет сознание. Я знаю, что сплю. Хотя это удивительно: я думал, именно этой ночью я вряд ли смогу задремать. Но организм требует положенного отдыха, ему плевать, что грядущий день настолько важен. А вот мозг, отключив основные импульсы, крутит на бесконечном повторе мою невеселую рутину.       Знакомая шахта. Я бывал там трижды в реальности и сотни раз в назойливых видениях. Но еще никогда не доходил даже в этой симуляции до конца. До недр бункера. А ведь только там мое спасение, мой единственный разрешенный выход. Спуск узкий, гулкий, пыльный, тускло освещенный запаянными в стальную обрешетку лампами. Шахта экстренной эвакуации из высотки плутаркианца Лимбургера. Он хоть и возвел ее на этой планете по простым земным канонам, да вот инженерный расчет идеален, бесы его раздери! Я так и не смог отыскать уязвимое место в этой конструкции, чтобы навсегда покончить с ее хозяином: с тем, кто почти уничтожил наш родной Марс. Тем, кто готовится сотворить то же самое с Землей. И если после сна я каждый раз пробуждаюсь, так и не разгадав ребус, так и не проникнув за черту бункера, но остаюсь в живых, то вот в реальности у меня будет лишь один шанс. И никаких гарантий.       А пока я сплю — все предсказуемо. Я знаю сюжет до тянущей боли в зубах. Лимбургер в очередной раз решает похоронить нас заживо и активирует разрушение несущих конструкций. Что и говорить: он болезненно реагирует на каждое наше вторжение в свою цитадель и готов пожертвовать ею, лишь бы изничтожить нас. Его ненависть взаимна, подлая плутаркианская тварь! Отдаю краткий приказ парням: «Братья, на выход!!!» Они успеют. Они знают лазейки и слепые места в системе охраны. Они уверены, что я последую за ними, как всегда делал в действительности: разве оставит их лидер команды борцов за свободу? Их командир…       Верная троица бравых марсиан-байкеров всегда вместе, плечом к плечу, заглушая веселым гоготом рев моторов, выкручивая газ до отсечки, усмехаясь смерти в лицо и несясь по лезвию ножа на запредельной скорости жизни. Так думают те, кто видит нас в Чикаго, даже не представляя, кто мы такие на самом деле. Не зная, что мы не люди, не сумасшедшие парни, беспечно гоняющие по городу на мощных крутых байках. Сворачивают шеи, провожая нас завистливыми взглядами и мечтая стать такими же лихими и бесстрашными. Наивные земляне… Только в ваших фильмах супергерои спасают мир. А в реальности и нам, прошедшим страшную войну, свойственно бояться подохнуть раньше времени, нарваться на местную полицию или тривиально слечь с воспалением легких. Но разве кому-то позволено знать о наших слабостях?       Вот и Чарли не знает — милая, храбрая земная девушка. Даром что знакома с нами уже несколько лет и не сомневается в том, что пребывание трех инопланетян на Земле чревато большими проблемами. Никто нам тут не обрадуется, никто не поймет, как такое возможно — трое двухметровых, покрытых шерстью марсиан с хвостами и антеннами на башке. Для землян мы — опасные пришельцы. Да только вот опасен как раз Лимбургер, скрывающийся под личиной успешного бизнесмена. Его не тронут. Деньги умеют хорошо закрывать людям глаза. Мы же — простые парни, у которых ничего нет, кроме чести и воинского долга.       И Чарли это всегда понимала, бесстрашно приняв нашу инопланетную натуру и помогая нам в своей автомастерской с починкой наших байков. Но Винни сделал все, чтобы создать для нее иллюзию: беззаботную, баюкающую, непреложную — мы справимся с любыми ловушками, мы вернемся целыми из любой перестрелки, мы всегда имеем наш план Б. Верь в это, детка Чарли, так сильно, чтобы никогда за нас не переживать. И не плачь по нам, если план Б однажды все же даст осечку. Борцы за свободу многому обучены и выносливее землян. Но есть один простой и банальный нюанс: мы смертны. А враг коварен.       Но сейчас не явь, во сне неразгаданная шахта ждет меня одного. Я не отступаю из рушащегося здания с братьями. Их сюжет уводит из преисподней. Я же сбегаю на самое дно по узкой лесенке из стальных пластин. Лишь бы успеть, не споткнуться на ступенях на фоне обратного отсчета секунд.       Тик-так, тик-так… Я хорошо запомнил, сколько их должно накапать, прежде чем высотка накроет меня бетонными надгробиями. Но я успеваю добраться до подземелья и ввалиться в длинный сырой коридор до того, как гулкий рокот ухает по нутру ударной волной.       Уши сами собой прижимаются, защищаясь от бьющих волн, я добегаю до глухой стены и пригибаюсь — переждать, удостовериться, что недра выстояли под многотонной массой подорванного и осевшего небоскреба. Тяжелая пыль врывается в оплетенный чугунными тюбингами коридор удушающей взвесью и цепко окутывает тускло освещенное пространство, заставляя поспешно зажмуриться и сорвать с носа бесполезные очки. Но и она рано или поздно оседает, оставляя лишь раздирающий кашель и понимание, что назад дороги нет. Только вперед: за задраенную монолитную дверь секретного бункера Лимбургера.       Именно она не дает мне покоя. Именно ее я должен буду открыть грядущим днем, а я, черт подери, так и не знаю, как это сделать! Сон притаскивает меня к этой преграде как несмышленого остолопа, заставляет искать секретный шифр, ключ, проем, код, щелку! Мучает мое сознание долгими ночами, пытаясь меня спасти. А я все еще далек от разгадки. Я так ни разу и не пробрался внутрь бункера. Туда, где найду спасение или смерть.       Я обязан достать ненавистного Лимбургера из этого чертова схрона, даже если придется скрести чугунную дверь ногтями. Ведь тот, кто истребил столько моих сородичей на Марсе, кто чуть не погубил планету в долгой войне, должен понести наказание. Это то, чем я живу, что не позволяет дрогнуть руке, пока я балансирую на самой грани… Сегодня последний раз я вижу этот сон и все еще могу спокойно собраться с мыслями, чтобы найти вход. Я протираю очки и осматриваю задраенную дверь. Делаю короткий вдох и касаюсь холодной поверхности ладонью, ощущая слабое, но уверенное дуновение воздуха по шкуре. Такое же сырое, как зима в Чикаго. Тик-так, тик-так… Ищи, Тротл, ищи как никогда, иначе какой ты, к бесам, командир борцов за свободу!       Но сердце гулко ударяет о ребра, выплескивая в вены порцию кипящей адреналином крови. О нет, нет! Только не сейчас!       Незримая сила выталкивает меня из тьмы, и я рефлекторно распахиваю глаза, со злым рыком вскидываясь на узкой кровати. Сознание насмехается надо мной, в сотый раз не давая закончить мою миссию. С досадливым хрипом я смахиваю с глаз загривок и шарю рукой в поисках очков. Без них мир расплывается бесформенными кляксами, и я ощущаю себя знатным куском отходов. Надеваю очки и фокусирую остатки зрения. Чудо оптика пока не подводит, и на том спасибо.       За прикрытым окном едва теплится рассвет, застланный плотной пеленой зимнего чикагского дождя. Он льет с небес уже вторую неделю, и даже ветра с Мичигана утихли под гнетом этой неизбывной сырости. Шерсть топорщится от промозглости помещения, и я с неохотой натягиваю толстовку, спуская ноги на бетонный пол. Запястье все еще простреливает болью от каждого движения — в последней стычке с наемниками Лимбургера я оказался безоружным и, прежде чем вырубить тех, кто напал на меня сзади, огреб позорный вывих. Отек едва спал, но, к счастью, сейчас я вполне сносно управляюсь и с байком, и с лазерным пистолетом. Да и бесы с этим. Заживет само, как и всегда.       Обвожу все еще мутным со сна взглядом комнату нашего пристанища: братья спят. Винни привычно вздыхает и поскуливает, беспокойно вертясь на койке всю ночь. Это днем он веселый и безбашенный смерч, сгусток сметающей все энергии, задорный пацан с белоснежной шерстью и сияющими алыми глазами. Которому все ни по чем, для кого любое препятствие — лишь повод напрячь витые мускулы под шкурой, кто будет флиртовать с самой смертью. А ночами — когда его не должен видеть никто, даже его названные братья, — он самый обычный марсианский парень, кому никто не подоткнет сбившееся одеяло и не разбудит ароматом свежесваренного кофе. Вряд ли он сам мечтал бы о подобном, но и парочку горячих тостов ему приходится готовить самому.       Здоровяк Модо почти не храпит. Дрыхнет как мешок с костями: большой, уставший, добродушно сжимающий старенькую подушку обеими руками. Он не высыпается больше остальных, хоть в этом и не признается, и готов молча нести вахту, когда требуется. Уцелевший после войны глаз слишком часто воспален в последние полгода, даже когда щурится от доброй улыбки в редкие спокойные деньки. Но Модо и на это не пеняет. Жить на пределе лучше, чем гнить в земле. Отдыхать раз через десять лучшее, чем беспечно спать, пока враг подбирается со спины. Видеть мир вполсилы лучше, чем остаться слепым.       Но и стать полуслепым, когда молодость вихрится по венам, тоже чертовски досадно. Нет, я сетовать не привык. И марсианские очки помогают различать любые детали моими потрепанными после взрыва глазами. Но однажды оптики не станет. И командир борцов за свободу Тротл превратится в беспомощного щенка, натыкающегося на дверные косяки. Если только… мы вообще переживем наступивший день.       Усмехаюсь сам себе и поднимаюсь с кровати так тихо, как могу. Сам уже не усну перед решающим боем, а вот парням стоит набраться сил. Подхожу к окну и упираюсь в раму руками. Она стылая, как и весь город снаружи. Ничего не разглядеть в этой сереющей мути. И лишь скулы сводит от предвкушения: сегодня кто-то из нас обязательно победит. Я реалист: я не уверен, что мы. Но я сделаю все, чтобы проиграл именно Лимбургер. Только так моя жизнь обретет завершенный смысл. Хотя кого я обманываю? Только так я смогу по-настоящему начать жить. Потому что все эти годы, с самого первого сообщения о начавшейся войне на Марсе и до сих пор на Земле — я просто существую назло врагу, вопреки увечьям плена, несмотря на добровольный отказ от самой жизни. Я все еще ее не достоин, пока не довел нашу миссию до конца.       Тик-так, тик-так… До этого самого конца истекают тревожные минуты.       Как я могу беспечно смеяться над простенькими анекдотами ведущего музыкальной волны, если мои сородичи до сих пор оплакивают близких, а враг все еще сладко жрет и вдосталь пьет? Моя улыбка вымучена и фальшива. Это лишь самообман, выдох, передышка. Сбросить напряжение, глотнуть воздуха, собраться с духом. И снова мозг вертит головоломку, чтобы выдрать Лимбургера из холеной жизни, чтобы предать его суду. Чтобы найти способ совладать с неприступной высоткой и задраенным бункером.       Как я могу возвращаться каждый вечер в эту халупу и считать, что пришел домой? Это пристанище в городе ветров не дом. И родной Марс больше не дом — даже отвоеванный и полуразрушенный. Нет для тебя никакого дома, командир Тротл. Забудь, не надейся, смирись. Война давно закончена, но я своего врага упустил еще на Марсе. Долгий путь до Земли и трудные будни на чужой планете — расплата за мою слабость. А потому кроме стопки шмоток, верного «харлея» да затертого в боях лазерного пистолета у меня ничего нет в последние пару лет. И крыша над головой — всего лишь пустая и холодная конструкция.       У меня нет ни дома, ни завтра, ни самого себя.       Тик-так, тик-так…       И нет… любви.       Память с трудом выдергивает почти бесцветные образы девичьей улыбки, пылающих теплом и восхищением юных глаз, жарких прикосновений и тех ощущений, что теснили мою грудь, заставляли бормотать наивные признания, давать несбыточные обещания и ждать очередной встречи. Когда так легко и удивительно вместе смеяться — над только что выдуманной шуткой, над собственным неловким жестом и запутавшейся в шерсти колючкой. Когда неуверенность сменяется решимостью, и ты уже не ждешь разрешения снисходительного голоска, а точно знаешь: можно, нужно, пора! И впервые прижимаешь, целуешь, рушишь барьеры, шепчешь как дурак «Моя!». И слышишь в ответ коварное «Я подумаю!». Когда сносит голову от понимания, что, наконец-то, одни, вдвоем, больше никого. И плевать на весь мир и вселенную, пусть только посмеют помешать, ведь или сейчас, или никогда! И тела самозабвенно сгорают от страсти, одержимости и чувств, превращаясь сперва в пепел, а потом вновь наполняясь жаждой друг друга. И пространство схлопывается до собственного идиотского отражения в таких дорогих глазах…       Мотаю головой и утыкаюсь лбом в холодное стекло. Неужели все это было когда-то со мной? Я ли это был? Лихой юнец с рыжей челкой, не знавший лишений, пошедший обучаться профессии в центр по искусственному интеллекту, гордость отца, душа компании бравых байкеров. Мечтающий разработать собственный модуль антигравитационной левитации для мотоциклов. Собирающийся в свой первый космический полет в соседнюю галактику на стажировку. Гоняющий с еще не побратимами, но уже лучшими друзьями Винни и Модо по пустынным марсианским плато, чтобы наработать технику вождения, чувствовать себя ветром и вдыхать манящий запах бензина и пыли. Смотрящий зорким взглядом лишь вперед.       Тик-так, тик-так… Сколько потерянных дней утекло в безвестное прошлое. Скольких уже никогда не вернуть.       Растерянно опускаю руки и отворачиваюсь от окна. Да, это все был я. Память пока не изменяет. Но меня прежнего давно уже нет. Все закончилось с первыми вражескими залпами, с первым душком спаленной плоти и взрезанной взрывами земли, со сборами, муштрой и бессонными ночами в пещерных укрытиях над картами и стратегическими планами. С перекусами невпопад, с затекшими суставами от долгой езды, с разрывающими мозг стонами раненых и хрипами гибнущих рядом товарищей. С пустотой в душе, наполнившейся до краев яростью и ненавистью к плутаркианцам. С обещанием самому себе победить и вышвырнуть с родной планеты каждого, кто посмел ее осквернить нашей кровью. Молодой дурак. Тогда я еще не знал: враг умеет въедаться под кожу и пускать свои гнилые корни прямо в сознании. Потому что война закончилась, Марс был спасен. А вдохнуть воздух так и не вышло.       На ощупь пробираюсь к стоящей в углу электрической плитке и зажигаю тусклую лампу. Пожалуй, пора сообразить наш последний завтрак. На битву с Лимбургером нужны будут силы и трезвость мысли. Возможно, все затянется не на один день. Но до утра еще есть время подкрепиться и очистить голову. Неторопливо жарю самый простой омлет на всю сковородку до краев, без изысков и добавок, и думаю, думаю, думаю…       Как же добраться до тебя, чертов подонок?!       Тик-так, тик-так, бесы тебя раздери!!!       Лимбургер не дает себя поймать на улицах Чикаго. Он знает, что там он уязвим перед нами. Ведь что остановит нас, троих натренированных воинов, опытных бойцов, везде проскальзывающих байкеров от того, чтобы настигнуть его в любой точке города? Там, где охрана плутаркианца была бы минимальна, а сам он не посмел бы открыть огонь прилюдно. И он это прекрасно понимает. Поэтому не вылезает из своего поганого логова, затаился среди бесконечных этажей небоскреба, спокойно управляет бизнесом через подставных землян. Его покои темны, холодны и помпезны. Лимбургер не переносит свет Солнца, а потому и окон не признает. Будь его воля, он и вовсе переселился бы в подземелье, подальше от свежего воздуха и преследующей его солнечной радиации. Но он не скупится на увлажняющие ванны и упрямо бродит по верхним этажам высотки. Чтобы все контролировать. Но стоит нам сегодня появиться у стен его цитадели, он мгновенно нырнет в шахту и скроется в бункере.       Снимаю готовый омлет с плитки и накрываю его крышкой. Теперь согреть бы воды. Кофе, чай — что там осталось из наших запасов? В единственном шкафчике пусто, лишь на дне жестянки немного сахара. Что ж, кипяток с глюкозой лучше, чем ничего. А дальше… если мы выживем, можно и о напитках подумать. Водружаю полный чайник сырой воды нагреваться и со скрипом кручу в голове ребус.       Я встречал уйму механизмов, способных открываться лишь с одной стороны и одним способом. И мне никогда не сдвинуть многотонную дверь, не имея схемы ее устройства. Мне не пробить чугунные стены рядом с ней. Мне не сделать даже узкой щели голыми руками. Ведь наше лазерное оружие — полный пшик перед этим подземным укреплением. А выходов из него может оказаться уйма. Так далеко за пределами Чикаго, что нам их не сыскать. А значит, нам нельзя спугнуть Лимбургера, нельзя вынудить его уйти еще глубже под землю.       У меня так и нет ответа. Пора будить братьев. Тик-так, тик-так…       Врубаю радио на волне с тяжелым роком и ставлю сковородку с омлетом на обшарпанный стол. И пока я разливаю по кружкам кипяток с крохами сладкого порошка, парни нехотя поднимаются.       — Хей, Тротл, так не честно! — еще заспанно восклицает Винни, натягивая яркую футболку к свободным стареньким штанам и плюхаясь на табурет у стола. — Чего раньше не растолкал? Всю жизнь пропустили уже! Ты ж обещал — выходим до рассвета!       — Рассвет едва начался, — спокойно отвечаю, позволяя себе легкую усмешку. — На питание и сборы у нас вдвое больше времени, чем прописано в армейском уставе. Справишься, панк? Или прихорошиться не успеешь?       — Вот еще! — бурчит Винни, уже переключившись на омлет. — Я всегда готов! Чего хорошиться, если и так все идеально?       — Не слушай его, командир, — вступается Модо, неуверенно озираясь и понимая, что помогать с готовкой завтрака уже поздно. — Когда скажешь, тогда и выдвинемся. Что с нашим планом, лучше проясни?       Задумчиво смотрю, как он неловко ежится в объемном свитере и принимается поспешно жевать свою порцию, чтобы никого не задерживать. Обжигается, шумно дует на куски омлета и прихлебывает едва сладкую воду. Коротко вздыхаю и присаживаюсь к ним. Как признаться, что мне нечего им сказать? Как отнять у них надежду на то, что командир все придумал, все решил, все понял? Тик-так, тик-так, паршивый ты командир!!!       — Пока в силе оговоренная схема, — честно выдаю я, начиная завтрак и понуро прижимая уши. — Мы знаем, что со вчера у Лимбургера минимум охраны из-за пересменки наемников с Плутарка. Он ждал нас вчера же и поэтому наверняка перенес отлет их группы на сегодня, чтобы уничтожить нас на месте. Но мы не нагрянули. Теперь он уже не сможет задерживать межгалактический лайнер и вынужден остаться без прикрытия до самого полудня. Если все так, как я рассчитал, у нас единственный шанс взять его без лишней возни в эти несколько часов.       Вижу, что Винни готов усмехнуться и выдать привычную шутку вроде «Тоже мне, блин! Мы взяли бы его даже при полном штате охраны!». Но усмешка гаснет, глаза опускаются в чашку с кипятком. Винс не дурак. Он понимает, что игры со смертью не всегда оканчиваются новым вдохом.       — Мы не подведем! — тихо, но уверенно говорит он и пьет до дна, давясь горячей водой и жмурясь до слез.       — А что делать с бункером, Тротл? — осторожно спрашивает Модо и бросает на меня встревоженный взгляд. — Мы могли бы притащить туда заряды с нашего корабля. Пока эта паскуда будет отсиживаться в подземелье, мы успеем перенести взрывчатку к дверям и подорвем все к бесам вселенной. Ну а дальше прошерстим каждый ход и выход, или что там у него внутри!       — Нет, здоровяк, нет, — качаю головой, недовольный тем, что вынужден оказывать побратимам. — Он уйдет глубже и затеряется в лабиринте секретных тоннелей. Подозреваю, что у него там есть какое-нибудь спасительное ответвление до пригорода, где его ждет эвакуационный лайнер. И мы снова его упустим.       — Но тогда как же мы туда проникнем? — Модо чешет за ухом и тяжело вздыхает.       Он тоже не знает, что делать, когда мы спустимся в шахту. Тик-так, тик-так!!!       Раздраженно поднимаюсь из-за стола и вновь подхожу к окну, упираясь руками в холодный пластик. Дождь зарядил сильнее и барабанит по крыше нестройной дробью. Ему не нужны открытые двери, он просачивается тяжелыми стылыми каплями в любые лазейки, стекает сейчас по стене в углу уборной, оставляя за собой темный некрасивый след от потолка до самого пола. Он впитался в прорехи между плиткой и исчез в подполе. Но даже этот последний зимний дождь не в силах пробиться в тайный бункер Лимбургера. Потому что он не…       Вскидываю голову и веду ушами за потоками воздуха, что холодят мое лицо. Сквозняки в этой халупе — привычное дело, тут ветра насвистывают и нашептывают в любую щель, заставляя дыбить шерсть и кутаться в одежду. Но именно сейчас этот присвист разгоняет по венам вскипающий адреналин.       Тик-так, бесы вселенной, тик-так!!!       Это и есть та самая лазейка! Бункер не герметичен. Плутаркианцы дышат кислородом так же, как земляне, так же, как и мы. И клапан, перекрывающий доступ воздуха по системе вентиляции, активируется лишь при угрозе радиации. Но мы не радиоактивны. Мы обычные теплокровные марсиане!       Поворачиваюсь к братьям и смотрю в их глаза. Вижу: они уже все почувствовали и поняли.       — Мы не станем спускаться к бункеру из высотки, — решительно произношу я. — Мы найдем туда другой путь с поверхности Земли. Там, где у него выведена вентшахта. Собирайтесь, братья, и молите богов вселенной, чтобы мы туда протиснулись. Пусть Лимбургер хоть до посинения ждет нас сегодня у своей цитадели. Мы заглянем к нему в гости с «подветренной стороны».       — Я ввинчусь хоть в игольное ушко! — хмыкает Винни и поднимается из-за стола. — Добро, лихач.       — Принято, командир, — следом встает и Модо, утирая усы. — Что скажешь, то и сделаем. Надо будет, станем ветром. Но прорвемся в эту клоаку!       — Тогда в путь! — коротко киваю я. — В путь на последнюю битву!       Сердце в предвкушении разгоняет зазвучавший набатом пульс. Тик-так, тик-так! Я стану ветром, я стану чертом, я сотворю что угодно. Только бы поставить точку на этой затянувшейся незримой войне.       И начать дышать по-настоящему.       Тик-так, тик-так…