Горе малыша

Солнце плавно ушло за горизонт и его последние отблески уже ложились на гладкую поверхность большого пруда. Еще недолго и солнце погасло, уступая место полной царственной луне. Неудивительно, что окна домов начали поселения начали зажигаться одно за другим. Лишь одно только погасло, ведь из дома все вышли и направились к озерцу плотной и пестрой группой. Там их уже ждал большой плот из прочного, но легкого дерева, способный выдержать достаточно большой вес. Его не так давно сколотил из досок Дин, чтобы можно было с комфортом рыбачить на середине озера. Сейчас он мирно ждал своих пассажиров, белея рядом с берегом. И вот все они осторожно влезли на него, усаживаясь с максимальным удобством. Первыми зашли Мастер Гунджи и Тион, они сели по краям, как гребцы, в середину посадили Кару, державшую на руках сынишку, по четыре стороны от нее расселись трое детей Соло, а с ними Лоуи и Тенел Ка. Плот мягко отчалил от берега и скоро на нем возникло настоящее оживление. Дети весело болтали между собой, а Кара ворковала с малышом, обращая его внимание на то, что видела. Гунджи и Тион плавно гребли. Джейсен и Энакин ловили палками кувшинки и складывали их на плот. - Ну видишь, тишина какая, - со смехом сказала Джайна Тенел Ка, сидевшей рядом и не имея возможности держаться за доски, опиралась на плечо Джейсена, а тот лишь вторил сестре, задорно смеясь: - Да, реально никого! Наслушалась ерунды, да еще и других смущаешь! - Факт! - с неохотой подтвердила его слова Тенел Ка, сказав свое любимое присловие. - А за свои слова надо отвечать? - уверенно заявила Джайна - Спой нам за это что-то веселое! Я же знаю, что ты умеешь петь! - Давай спой! Правда! - поддакнули сестре оба брата. У Тенел Ка был на самом деле очень сильный и красивый грудной голос как и у всей ее датомирской родни. К тому же она знала много национальных гимнов и песен своей родины и любила исполнять их. - Только не слишком грубое, я не любитель блатной романтики, - послышался занудный голос Эм Тиди, переводивший рычание Лоубакки. Все в ответ начали сдержанно хихикать, даже старшие наставники и Кара. Лоуи только надулся недовольно: - И ничего тут смешного, настоящий вуки должен знать толк в музыке и разбираться искусстве. Эм Тиди вероятно не слишком понял своего хозяина и перевел его слова вот так, отчего всем стало еще смешнее. - Ничего, ребята, есть у меня на такой случай один вариант, - задорно блеснула глазами Тенел Ка и встав посреди плота, глубоко вздохнула и запела во всю мочь своих неслабых легких: - В ночь, перед бурею на мачте Горят святого Эльма свечки Отогревают наши души За все минувшие года Когда воротимся мы в Портленд Мы будем кротки, как овечки Да только в Портленд воротиться Нам не придется никогда!!! Свет полной луны, освещавший ее крепкую фигурку, стоявшую во весь рост стал зловещим, огненно играя на рыжих косах юной датомирки, а она продолжала горланить, не слыша и не видя ничего вокруг: - Когда воротимся мы в Портленд Мы будем кротки, как овечки Да только в Портленд воротиться Нам не придется никогда Что ж, если в Портленд нет возврата Пускай несёт нас черный парус Пусть будет сладок ром ямайский Все остальное ерунда Когда воротимся мы в Портленд Ей богу, я во всем покаюсь Да только в Портленд воротиться Нам не придется никогда!!! Песня оборвалась вдруг, словно захлебнулась, а юная певица вздрогнула и указала на что-то на берегу, едва ли не задрожавшей рукой. На берегу, прямо возле больших разросшийся диких кустов, листья которых имели сейчас багровый цвет, стояла высокая фигура в мешковатом черном плаще. Голова и лицо ее напоминали страшную маску с шипами и взглядом пронзительно-янтарных глаз. Руки его тянулись к озеру и в зловещем свете полнолуния существо казалось по истине демоническим. - А ну руки вверх! На абордаж! Быстро! - прозвучал громогласный и невероятно злой голос. - Бандиты! - беззвучно шепнули все хором и ответом на этот крик стал громкий визг новорожденного младенца и такой же сильный плеск воды, следом послышался второй, а затем и звучный удар чего-то твердого по дереву. Это малыш, испуганный громким криком, пронзительно закричал, ищу защиты у матери и дернувшись, упал в воду из ослабевших рук Кары. И прежде, чем ребёнок успел пойти ко дну, за ним спрыгнул с плота младший Соло и поймал у поверхности. Но сам поскользнулся на досках, намокших от воды и ударившись головой о край плота, ухнул под него, скрываясь из виду. Малыш выскочил из его рук и его проворно схватила Тенел Ка, передавая в руки матери. А следом за этим всем донесся с берега уже совсем другой крик, отчаянный и полный ужаса: - Энакин упал! Спасите его! Скорее! И Грогу с ужасом и волнением забегал по берегу, даже не подумав от страха воспользоваться Силой. Он был напуган не менее остальных, видел, как Энакин свалился в воду и как до этого спас его маленького братика. Нет, этого Грогу не ждал и решительно не хотел. Ведь Энакин, единственный из его приятелей по Академии джедаев никогда и ни с кем не ссорился. Его любили решительно все, а он в свою очередь любил в ответ самой горячей и искренней привязанностью. И еще он всегда защищал Грогу перед другими и часто не выдавал старшим его проказ. Брал иногда их на себя и наставники делали вид, что верили ему, принимая эти маленькие жертвы доброго мальчика. Он, Грогу, хотел лишь наказать заносчивую Тенел Ка и близнецов, обидевших его, а так же занудного Лоуи. А в итоге пострадали его невинный младший брат и Энакин, добрый, милый Энакин. И Грогу продолжал взывать: - Спасайте Энакина! Быстрее же! Однако и на плоту тоже не дремали и развили бурную деятельность. Мастер Гунджи успел подцепить веслом рубашку младшего Соло и начал тянуть за нее на поверхность. Сперва над водой показалась сперва светлая рубашка, потом тоненькая рука и наконец голова мальчика. Тион перегнулась через край и сильными руками взяв Энакина за плечи, вытащила его на плот. Теперь нужно было приплыть на берег и скорее бежать домой. Энакин был без сознания, его завернули в плащ Тион и быстро погребли к берегу. И как только плот остановился, к нему со всех ног бросился Грогу. - Что с ним? Силы ради, скажите мне, что с Эни?! - он кричал из всех сил, хватая всех за одежду и удаляя за ноги. Но никто не обращал на него внимания, ребята старались не смотреть на Грогу, так им было противно видеть его. Они считали его виновным и оно было так на самом деле. Только одна Кара строго взглянула на него и сказала со всей суровостью: - Ты видишь, что ты наделал? Смотри же, ты едва не убил своего брата и своего друга! Едва ли отец простит тебе это. Грогу пронзительно пискнул и закрыл лицо руками, когда он отнял их, никого на берегу уже не было. Все отправились к дому. Грогу мрачно поплелся за ними. Сердце его разрывалось на части от горькой вины и непоправимости сотворенного им же. Он видел, как с крыльца сошли Дин и Люк и со всех ног бросились навстречу. Люк бережно взял из рук Тион младшего племянника, а Дин принял сына у Кары, чтобы переодеть в сухое и уложить спать рядом с камином. Скайуокер вместе с Тион положили Энакина на траву, подстелив плащ и с помощью Силы выгнали воду, успевшую попасть ему в легкие. Люк сильно волновался и внутренне дрожал от тревоги за своего любимца, за то, как посмотрит в глаза сестры и друга если с их сыном произойдет самое страшное. Грогу видел, какими суровыми были лица старших, как напуганы были его друзья. И вот наконец младший Соло негромко всхлипнул, давая понять, что пришел в себя. Бледное лицо его покрылось легким румянцем и мальчик открыл глаза. - Он жив, какое же это счастье, милость Великой Силы, - радостно воскликнул всегда сдержанный Люк - Теперь нужно скорее перенести его в дом и согреть. Боюсь, мне придется задержаться у вас на некоторое время, я не смогу улететь с Энакином в таком состоянии. - О чем речь, Люк, - ответила ему Кара - Оставайся сколько сочтешь необходимым. С этими словами она помогла Скайуокеру перенести племянника в одну из комнат, ту же, где уже спал их сын. Там было теплее всего. Грогу проскользнул за ними и немедля устроился в изголовье кровати. Когда Мастер Гунджи и Тион снова вышли, то было решено сейчас же вернуться в Академию, чтобы не беспокоить лишним шумом бедного Энакина, Мастер Люк же останется пока здесь. Он знал, что Тион всегда сможет заменить его, проведя занятия вместо главы Академии. Спорить никто не решился и младшие члены Ордена молча проследовали на корабль. Люк сидел возле племянника, он неплохо изучил целительство и знал, как ему помочь. Энакин по-прежнему был без сознания, он был бледным и таким хрупким сейчас, что едва ли выглядел живым. Люк отлучился на кухню, приготовить для него отвар и место рядом с постелью занял временно Дин. Грогу только и ждал этого и стремглав подскочив к мандалорцу, залез к нему на колени и со слезами проговорил: - Прости меня, папа, я правда не хотел этого! Я хотел проучить Тенел Ка. Только ее, правда! А Энакина не хотел! Никогда! Прости, я один виноват во всем! И это я его толкнул тогда в комнате! И пирог я съел! Вот я какой злой и гадкий! Прости меня и я не буду больше таким! Правда! Клянусь! Слезы катились по его лицу, сперва он говорил тихо, но голос становился громче, срываясь почти на крик, вскоре начав звучать на всю комнату. Энакин вздрогнул во сне и начал метаться по кровати, испуганно бормоча: - Пираты! Ужасные злые пираты! Они хотели украсть меня! Это услышав вернувшийся Люк и тотчас же бросившись к нему, ласково обнял, прижимая к груди его горящее огненным румянцем лицо: - Успокойся, милый, все хорошо, я с тобой, дядя Люк не отдаст тебя им. Другой же рукой он знаком велел Дину увести Грогу из комнаты. Когда же Энакин постепенно затих под ласковым голосом дяди, Джарин вытащил Грогу в коридор и сказал ему так строго и холодно, как никогда не говорил раньше: - Уходи к себе, я не желаю видеть тебя, пока ты не исправишься, твоя проказливость едва не стоила жизни твоему братику и этому мальчику. Уходи с глаз моих. Не желаю тебя больше видеть. Кара была права, нужно отправить тебя на Явин. Как только Энакин поправится, я скажу Люку, что ты улетаешь с ним. Грогу уставился на отца во все глаза, проверяя, правду ли тот сейчас сообщил. Но нет, лицо Джарина было суровым и непроницаемым. Каким не было никогда прежде. Как же так? Неужели он больше не любит своего Грогу и тот теперь стал ему совсем не нужен. Но ослушаться его он не посмел и мрачно отправился к себе, решая как ему быть отныне.