Эфина

Королевская площадь была самой красивой не только в Горхонде, но и во всей Габриэллии, однако для гостей открывалась она слишком редко, так как в праздничной и торжественной атмосфере происходили только самые важные события в стране. В центре площади стоял высокий и во всех смыслах изящный фонтан, окруженный яблочными деревьями с уже созревшими плодами. Из фонтана резво извергалась вода, зачастую меняя направление. В самом конце площади стояли слуги, охраняя огромные тяжелые ворота, которые скрывали замок от "недобрых глаз". За воротами уже были слышны разговоры. Стоял всеобщий шум. Когда Эфина вышла из замка, она первым делом оглядела все вокруг, так как это место в обычные дни она также не посещала. Эфина заметила, что площадь такая же цветущая, такая же живая и такая же ухоженная, какой была многие годы назад. Ей казалось, что это место никогда, даже в самые темные времена, не сможет потерять своего величия. Солнце по-прежнему было каким-то серым и унылым, и его лучи тускло падали на всю площадь, однако же во всем прекрасном, по мнению Эфины, образе площади, виднелись будто бы чудом накаленные и витающие по всему зримому миру огоньки. От площади Эфину отделяла небольшая терраса, из которой она поспешила выйти. Рядом с фонтаном стоял внук королевы - Лефан. Старушка сразу направилась к нему, ступая по влажной, свежей, хрустящей траве. Запах этой травы немного улучшил настроение Эфины и развеял ее тяжелые мысли. Слева от Лефана стоял серебряный рыцарь, справа - огр (что очень удивило старушку). Однако, увидев Бенкрауза, она вспомнила неприятный случай с его женой, которая с утра испортила ей настроение. "Как гадко с ее стороны, - продолжала про себя Эфина. - Я только вчера отдала престол Лефану, а надо мной уже шутят. Фамильярность, гадкая фамильярность. Хотя, почему я к этому так серьезно отношусь? Глупая девичья наивность - а она меня так задевает. Я не знаю, что меня тревожит, беспокойство такое - к чему только? Неужели, это все от старости? Или, от того, что я потеряла имя королевы, и теперь трон могут забрать те, кого я не хочу на нем видеть? Совсем не понимаю". С такими мыслями, Эфина, опираясь на деревянную палку, подошла к Бенкраузу. Тот поклонился и поздоровался, смущенно улыбаясь. Эфина, не поздоровавшись, начала разговор с середины: - Да, скажи, твоя жена вообще как себя чувствует в последнее время? - Хорошо. Спасибо, что спросили. Ее здоровье не вызывает у меня ни малейшего беспокойства. Мне кажется, что она здоровее всех нас, - соврал Бенкрауз. - Я ее встретила недавно. Очень странное было у нее поведение. - В чем это выражалось? - заинтересованно и слегка тревожно спросил рыцарь. - Ты ведь знаешь, что я тебя очень уважаю, и, как помощника своего внука, считаю самым лучшим из королевской свиты. Однако, ты понимаешь, что твое звание хоть и очень достойное, но все же имеет свой потолок... - подбирая слова, медленно, говорила Эфина. - К чему вы это? - растерянно спросил серебряный рыцарь. - К тому, что, по мнению твоей супруги, я совершила ошибку, выбрав, по её словам, не того преемника. Как я понимаю, ты уже догадался, кого она предлагала взамен? Бенкрауз замялся. С первых же слов Эфины, он понял, к чему идет речь, и сейчас даже не знал, что ответить: извиниться, или сказать, что действительно, Обенгалия себя плохо чувствует? Ведь эта ситуация была очень неловкой. Во время этого разговора, он стал питать к Обенгалии такую ненависть, какой никогда ранее не ощущал даже к врагам на поле боя. Прямо сейчас у него было желание убежать с королевской площади, найти ее, и либо оторвать, либо прижечь чем-нибудь ее язык. - Впрочем, если это шутка, попроси ее, чтобы она так больше не шутила. Я-то юмор понимаю, а вот кто-то другой... Навряд ли. Обязательно объясни ей, кто есть кто. Пусть она знает свое место. - Обещаю, ваша светлость, - сказал Бенкрауз и выдохнул с облегчением. Он вспомнил, что несколько часов назад Обенгалия говорила с ним о том, что ему надо занять престол, что только он сможет управлять страной. Теперь это ему казалось очень странным. Если Обенгалия разговаривает об этом с королевой напрямую, то, значит, она что-то замышляет, поэтому необходимо срочно поговорить с ней. Бенкрауз думал, что Обенгалия помешалась на этой странной идее. Девушка так хотела быть королевой, что не стеснялась уже никого. Это сильно тревожило серебряного рыцаря. Он, может, и хотел стать королем, но Обенгалия слишком уж смело разносила эту мысль по замку. Бенкраузу стало совестно за свою жену, из-за чего он решил поговорить с ней вечером и "выбить всю дурь из головы". Эфина отошла. Хоть она и не прислушивалась, но до нее долетали обрывки слов гиганта и внука: - Я не знаю, не смогу, - говорил огр. - Все ты сможешь, просто не думай о том, что ты чего-то не можешь... - говорил Лефан, будто бы подталкивая великана к чему-то и приободряя его. Розовые волосы Лефана так интенсивно тряслись, когда он произносил эту горячую речь, что, казалось, они сейчас сгорят, оставив плешь на его голове. - Ну такого никогда не было, мы разрушим эти... как его там... вековые традиции. - Какие традиции тут... Какая разница, кто будет говорить. - Вы же этот, как его там... король. Вы должны говорить. - Поверь. Так будет лучше. Народ поймет, что я человек либеральный, и позволяю за себя говорить кому угодно. В этом есть свой символизм. Говорю не я, а ты, то есть, говорит народ. Ты у меня - олицетворение народа. - Почему? - Потому что ты всегда с народом. - Я всегда с вами. - Ты часто выходишь из замка. Я знаю, что ты постоянно ходишь в Горхонд и проводишь время с крестьянами, купцами... - Ну, тогда, это... ладно,- неуверенно произнес огр. Эфина, стоявшая подле фонтана не вслушивалась и не понимала смысла слов огра и Лефана. Посмотрев на часы, она увидела, что было уже начало первого. Бывшая королева подошла к огру, который был повернут к ней спиной. Он с ней даже не поздоровался, однако Эфина слегка толкнула его и спросила: - Огр, когда начало? - Не знаю, ваша светлость, спросите у этого... как его там... короля, - заявил гигант и указал рукой в сторону Лефана. - Можем уже начинать, - лениво протянул король и приказал прислуге открыть ворота, чтобы впустить народ. Слуги подчинились, и народ посыпал хотя бы глазком посмотреть на нового короля, хотя в такой давке трудно было не то, что увидеть что-то, но вообще открыть глаза. Бароны и герцоги не были привилегированной частью, в толпе все были равны, и в жуткой давке бароны, герцоги, крестьяне, мещане и купцы смешивались в страшную кучу людей. Однако народ шел, шел и шел за своим новым идолом, дабы найти себе новый объект поклонения. Когда разрушается прежний идол, когда разрушается прежний мир, то народ не может жить без того, кому он должен поклоняться, поэтому, как только Эфина прекратила свое правление, народу нужно было найти нового героя. Было ощущение, что на королевской площади сейчас находится весь Горхонд - даже самые бедные, нищие люди, пришли в надежде посмотреть на короля, будто он одним взглядом решит все их проблемы. Лефан же лишь равнодушно смотрел на огромную толпу. Король даже не отошел от фонтана, чем сильно удивил Эфину, которая свою торжественную речь говорила, сидя на троне. Но Лефан даже и не думал ничего говорить народу, вместо него заговорил огр: - Здравствуйте, граждане великого этого, как его там... государства - Габриэллия. Я от лица этого... как его там... народа, то есть, вас, короную короля и зачитаю вам этот, как его там... новый закон, который предоставил этот... ну этот... тот, кого я буду короновать... Народ стал возмущаться, в адрес Лефана и огра послышались восклицания, причем даже от самых богатых жителей Габриэллии: - Почему король молчит? Пусть король что-нибудь скажет! Не хотим огра! Пошел вон, огр! - доносились голоса. Великан замолчал, посмотрел на короля и протянул руку к народу. - Я же говорил! - прорычал он, однако Лефан был настроен уверенно и настаивал на своем: - Не обращай внимания, это возмущаются холопы, - сказал он и прищурился от бьющего ему в глаза солнца. Гигант, постоянно сбиваясь, заикаясь и запинаясь продолжал, однако его старания были абсолютно бесполезными: его никто не слушал. Он говорил достаточно банальные, избитые фразы о современных проблемах, о том, как важно любить свою страну, упомянул даже о том, что старые порядки будут совершенно изменены, что Габриэллия преобразится, что все жители должны помочь в этом, причем его речь не была складной и постоянно перебивалась его любимыми вставками «это, как его там…», «извините», «а, точно». Эфина все сильнее беспокоилась. В огра кто-то начал кидать мелкие камушки. Это было очень опасно и могло перерасти в бунт, поэтому старушка заговорила с внуком: - Почему говорит прислуга, тем более, огр? Это грубое нарушение традиций, что ты творишь? Он же двух слов связать не может. Народ недоволен, посмотри, его никто не слушает. Выйди и скажи все сам, не нарушай королевских традиций! - Прошу вас, бабушка, все в порядке, все хорошо. Народ должен привыкнуть, что король зачастую занят и у него не всегда есть время для обычной болтовни. Король на то и король, что действует, а не обещает. У меня очень много интересных идей, которые ты почему-то постоянно отвергала. Например, я решил продать большую часть памятников, статуй, этот фонтан. Ведь в нашей казне очень мало средств, а эти украшения уже давно неуместны. - Ты что? Этот фонтан - символ Габриэллии. - Фонтан - это как пример. Фонтан я могу и не трогать. Вот зачем нам столько статуй в королевском саду? Особенно, золотой лев. Мне иногда кажется, что он не удержится и упадет на кого-нибудь. Зачем нам столько статуй в замке? Они все поставлены одна рядом с другой, да и не только у нас, вообще, во всем Горхонде. Вычурность - это не признак величия, а вот полная королевская казна - это уже другое. - Ну, как знаешь, однако то, что вместо тебя говорит огр - не показатель твоего перспективного начала. Он же не умеет разговаривать. Да и вообще, если ты хочешь знать мое мнение, то я против продажи наших достопримечательностей. - Еще я предлагаю снести публичные дома, - продолжал Лефан, не слушая Эфины. - А куда тогда денутся эти женщины? Все в город и деревни! - Ничего, пусть лучше идут в доярки... крестьянки, чем так... - Да они так и будут заниматься своим ремеслом, только на улицах. - Еще, я хочу сделать вот что: Розаэллии мы не дадим те земли, которые должны были дать по договору. - Но как?! - с жаром спросила Эфина. Этого она уже не могла вынести, со своим привычным хладнокровием. - Король сменился - договор сменился, - ехидно сказал Лефан, улыбнувшись. - Но они же выполнили свои обязанности. - Но они никак нам не помогали. То, что позволили пройти через их земли, хих... Это не помощь. - По договору в их обязанности не входило предоставление нам помощи. - По старому договору. Не переживайте, бабушка. Все будет хорошо. Эфина не ожидала такого, и стояла в задумчивости. Хладнокровие постепенно возвращалось, поэтому Эфина более не собиралась выражать своего недовольства вслух. Лефан отошел от нее. Огр пытался продолжать говорить, хотя это было бесконечно сложно и бесполезно: народ все еще возмущался, но Лефан старался сделать вид, что все в порядке. С абсолютно равнодушным видом, он сорвал с дерева яблоко и начал его грызть. Через несколько минут огр закончил свою нелепую речь и недовольный народ начал расходиться. Церемония закончилась, но король не торопился в замок, гуляя по площади, рассматривая со всех сторон бесполезный, по его мнению, фонтан, и, в конце концов, отдал приказ огру продать его – чуть ли не главный символ Габриэллии. А Эфина в этот момент смотрела на внука, и не видела ту родную кровь, которую хотела видеть рядом с собой всегда. Нет, это не тот человек, которому можно было так легко отдать престол. Чем это он лучше того же Кранкия, если так легко берет и разрушает то, что Эфина и ее предки строили целые века? Глядя на внука, Эфина все более и более разочаровывалась, понимая, что ее выбор изменил судьбу целой страны, и, как ей казалось, не в лучшую сторону. И вот, Лефан ведет холодные расчеты, называет огру суммы, суммы тех статуй, памятников, которым Эфина посвятила свою жизнь, которые неразрывно связаны с ее молодостью, зрелыми годами, даже с детством. Боже мой, он продает статую времен ее детства за 50 золотых... Да как это возможно? Эфина пытается кричать, однако за нее это делают птицы, Эфина волнуется, нервничает, бушует изнутри, но снаружи за нее это делает ветер. У Эфины появляются странные мысли в голове, и странные тучи нависают над Горхондом. Действительно, высока еще ее власть в Габриэллии. Природа не может смириться с тем, что больше нет над ней повелителя, она не признала Лефана и продолжает служить Эфине. Старушка не могла больше видеть перед собой сумм, расчетов, поэтому, когда огр слегка отстал от Лефана, она подбежала к гиганту и приказала ему: - Отведи меня в комнату! Голова разболелась, не могу. - Извините, госпожа. Я это, как его там... занят! - сказал огр и поспешил за королем. Ну а тот продолжал отдавать приказы: - Со статуями и памятниками я сегодня не успею разобраться. Ты должен сегодня рассчитать все и вывести общую стоимость. Сейчас пойдем в сад, подсчитаем, сколько стоят экзотические деревья, животные, думаю, их следует продать Даниэллии, да и... золотую статую льва надо снять с креплений. Ее мы продадим Патриэллии, они любят все такое... Пойдем, огр,- после этого они удалились. Эфина же долго стояла на одном месте. Она не хотела следовать за внуком и видеть свои похороны в его розовых глазах. Она пыталась смотреть куда-то вдаль, и настолько тяжелые мысли наполняли ее голову, что она хотела туда, за горизонт, где нет Лефана, его розовых волос, нет Кранкия, и, главное, нет огра... Нет никого. Есть только ее муж Яллов и их дети... Однако вдруг, резко, опять тяжелые мысли родились в ее голове: "Как же я поторопилась. Зря, лучше бы все было после моей смерти, а теперь мне на это смотреть... Лучше глаза вырвать, чем видеть, как разрушается моя страна. И огр, конечно, нашел себе нового хозяина. Предатель, подлец! Все меня предали, все! Лефан... Да как он мог? Как вообще, вообще он посмел? Как он может не слушаться меня, ведь я ему не враг, я действительно лучше знаю, как нужно вести политику Габриэллии, я знаю, что все, что он хочет сделать, только ухудшит наши отношения с Розаэллией... Вингордий... Может, хотя бы он на моей стороне? Однако, это человек чудной, не знаешь, чего от него ожидать. Сколько я его знаю, всегда может удивить. Серебряный рыцарь просто влюблен в Лефана, в его политику, стремится во всем быть похожим на него, и, естественно, выполнит любой его приказ, так что, если в моем внуке не осталось ни капли любви ко мне... То, скорее всего, я приму смерть из рук Бенкрауза..." - Такие мысли могли развиваться в голове Эфины вечно, однако сзади ее кто-то неожиданно подхватил под локоть. Эфина быстро поняла, кто это, и была удивлена: - Огр, как ты смог ко мне прийти? У тебя же... дела... - Король решил это, как его там... отдохнуть, и я тоже. А для меня лучший отдых - это служить вам, - прорычал огр и медленными шагами проводил старушку прямо до ее комнаты. В бурных событиях, никто не мог заметить незначительного, казалось бы, происшествия. Подземелья замка были слишком сложно заплетены в лабиринты, поэтому, если кто-то и мог освоить все пути, то это были единичные персоналии, чаще всего, пленники. Многие даже не догадывались о существовании этих подземелий, Эфина даже хотела засыпать их, но почему-то откладывала. Вот, например, Кранкий, который давно решил присоединиться к своим друзьям, тем, кого он считал лучше, достойнее, честнее своего нынешнего замкового окружения, уже давно идеально изучил все ходы и выходы. В окружении Кранкия, по его мнению, были люди, воспитанные не с той двуличной и бесхарактерной стороны, с которой воспитаны жители замка и герцогств, а с той добродетельной, с какой обязаны быть воспитаны люди, не обольщенные красотами богатой жизни. То для него были люди простые, но в то же время и гениальные. Он находил их всегда более живыми и всегда более осмысляющими сущность своей жизни, чем кто бы то ни было из замка. Для людей, которые могли попасться ему на пути, он вышел "прогуляться" по замку, захватил свои исписанные бумажки, и, незаметно для всех, свернул с привычного пути, завернул на неиспользуемую лестницу и пошел через бесконечные, похожие друг на друга лабиринты, однако, для него это было привычным маршрутом. Он часто убегал из замка, и куда только не выходил через эти подземелья. Он знал, какой путь оканчивается тупиком, он знал, как выйти в лес, как выйти в город, знал, как выйти к берегу... Однако, он использовал только один из этих путей: ему нужен был выход в лес. Этот раз не стал исключением, однако, что уникального произошло в этот раз? Кранкий пообещал себе более никогда не появляться в замке, никогда не преклонять головы перед нелюбимой бабушкой, перед ненавистным братом, а еще теперь и перед его будущей женой. В его мыслях и мечтах были представлены такие удовольствия, которых не может себе представить ни один человек, живущий в замке. Единственное, что можно вынести на полотно из его мыслей - сумасшедшее желание жить СВОБОДНОЙ жизнью, однако, как и любой другой человек его круга, в чем заключалась эта свобода, он объяснить не мог. Уходя, он обещал отомстить всем, кто заставил его тут страдать, однако, каким образом он мог это сделать, он не представлял себе. Кранкий только планировал, думал, мечтал и писал различные сочинения, не зная, как это можно воплотить в жизнь. *** Вечерело. Яркие, появляющиеся кольца бесчисленных звезд постепенно согревали уютные стены замка. Темно-синее небо будто окутывало весь мир. Насекомые на удивление молчали, создавая тем самым такую тишину и пустоту, что можно было услышать на заднем дворе любого дома или в любом саду, треск камней, шелест травы и хруст ветвей от ветра. В замке же кипела бурная жизнь, совершенно отреченная от самой силы вдохновляющих и поэтических образов, мимолетно мелькающих в лесных чащах внешнего и самого настоящего мира. Каждый уважающий себя герцог, каждый достойный барон, считал своим долгом подойти к Эфине и Лефану и лично проститься с ними. Королевские особы сидели в тронном зале, поэтому к ним подходили поочередно, дабы подчеркнуть свою учтивость. По традиции, первый поклон нужно было сделать подле трона старшего правителя, то есть, Эфины. Старушка никому не говорила "До свидания", а лишь лениво покачивала головой, что она делала и при приветствии, и при прощании, и при объявлении обеда, а Лефан ни то, что ничего не говорил, но даже не смотрел на говорящих, показывая всем своим видом, что недоволен происходящим, будто незримая вина лежит на плечах присутствующих гостей. Вскоре, он вовсе, "возжелав" показать всем свою независимость от старых, ненужных любезностей, которые не имели никакой пользы, а лишь бессмысленно убивали время, которое можно было провести с пользой, вышел из тронного зала. На прощание с Эфиной столпилась огромная очередь. Все хотели быть услышанными самой королевой - никто не считал ее бывшей правительницей. Через час, когда густая тьма покрыла все окрестности замка, в тронном зале уже зажглись свечи. Там оставалось всего два человека, не считая слуг: Эфина и герцог Держевон. - Достопочтеннейшая королева, - начал он. - Благодарю вас за приглашение на такой замечательный праздник. Для меня было большой честью лично побывать на вашем великом юбилее, ведь восемьдесят лет... - Я поняла, я поняла, - говорила старушка, пытаясь прервать скучную и шаблонную речь своего подчиненного. Однако, это продолжалось бы еще долго, если бы ситуацию не спас Вингордий. Тучным телом, он открыл дверь в тронный зал и прошел прямо к Эфине. - А! Старик, это ты! - сказал он Держевону, похлопал его по плечу и отодвинул к выходу. Тот лишь недовольно посмотрел на Вингордия, но ему пришлось подчиниться, так как герцог уже начал разговаривать с бывшей королевой. Через полминуты, Держевон закрыл дверь с обратной стороны. - Наконец-то, - сказал Вингордий, - Любимая моя королева, я хотел было с вами поговорить об одном интересном фокусе. Случилось так, что я, старый дурак, не знаю, где моя комната. Я понимаю, что мог бы спросить горничных, но они какие-то глупые. Сразу видно - юное никчемное поколение. - Да, да, я провожу тебя, мне по пути, - грустно сказала Эфина и вышла в коридор. За ней последовал Вингордий. Спутникам предстояло пройти несколько этажей, лестниц и коридоров. - Чем же вы опечалены? У вас так нахмурено лицо,- начал Вингордий, когда они вышли из тронного зала и лицо королевы озарили не только свечи, но и Луна. - Вчерашний праздник прошел совсем не так, как я ожидала, - сказала Эфина. - Я хотела, чтобы мои верноподданные отдохнули, но все было так омрачено. Вингордий, у которого слегка дернулась бровь, неожиданно проговорил: - Не к чему беспокоиться! Погиб - значит судьба такова. Вы, королева, не берите в голову. То будет хуже для убийцы. Однозначно где-то этого паршивца уже мучает совесть, - в этот момент голос Вингордия слегка задрожал. - Почему ты так говоришь? Моя репутация опустилась после этого краха. Впервые кто-то посмел совершить такую дерзость. И я даже уверена, что виновник - Кранкий. - Почем винить только его? Это мог сделать кто угодно. Убийца никогда не говорит о своих злодеяниях, а Кранкий сам прибежал. - У него слабые нервы. Совесть его сразу замучила, и чтобы не говорить напрямую, сказал только "убийство". Зачем мы его держали? - Помилуйте, госпожа! Вы думаете, что такой плут и неудачник способен своей маленькой зубочисткой кому-то нанести травму? - Ты про деревянный ножичек? Это я ему подарила, чтобы дитя игралось. По-моему, это безобидная игрушка, но этот карлик... способен на все. Вдруг, он своими нестриженными ногтями его убил? - Расцарапал до смерти? Помилуйте! Вы так не любите его, что готовы винить его во всех злодеяниях. Вдруг, ни с того ни с сего на горизонте появился будто бы вышедший из-под земли огр. - О, ваше сиятельство, и ваше менее сияющее сиятельство, - так же неожиданно проговорил он, поочередно обращаясь к Эфине и Вингордию, - я проходил мимо. - Иди дальше своей дорогой, - злобно сказал Вингордий, посчитав огра лишним. - Что Вы меня так грубо... Это... Как его там... Угнетаете? Я с вами - поздоровался, а Вы так злобно со мной обошлись? - Все-таки, ты здесь кстати. Вингордий, вот твоя комната, - Эфина показала в сторону ближайшей двери. - А мне нужно уйти, государственные дела не ждут, и негодяи должны, так сказать, быть наказаны. Вингордий раскланялся и с удивленным выражением лица, кривляясь, будто перед зеркалом, прошел в указанную комнату.