Эфина

В столице Габриэллии — Горхонде была дождливая и пасмурная погода. Свинцовые тучи нависли над городом, не давая надежды на теплый лучик солнца. Сама природа предвещала что-то мрачное и таинственное… Замок Горхонда стоял на вершине большого холма и мог похвастаться могучими шпилями, огромными окнами, мраморными колоннами, которые поддерживали бесчисленное количество балконов. Этому замку был не один век, но при этом он сохранил свое великолепие. Массивные стены были обвиты виноградом, за которыми скрывался обширный сад, наполненный редкими птицами, благоухающими цветами, экзотическими деревьями, прудами с золотистым песком, стройными статуями. В замок же вела огромная арка, в конце которой находилась дверь с деревянным засовом. Над аркой располагались башенные часы, показывающие самое точное время, но которые не показывали точного настроения природы, не находящей покоя даже в самые ещё с утра ясные дни. Тучи уже хотели избавиться от своей ноши, и стали готовиться к взрыву, дабы освежить пересохшую от долгой засухи землю. По саду прогуливалась пожилая королева. Грудь женщины украшало жемчужное ожерелье, рубиновые серьги пылали в тонах лилового заката, а в руках была самая обыкновенная палка, на которую женщина и опиралась. Уставшие глаза тускло смотрели на надоевший мир. Седые волосы аккуратными прядями падали на шею. Бледные, впалые щеки забыли о румянце много лет назад, лоб, испещренный морщинами, больше походил на еще одно лицо со своими глазами, носом, ртом… Трясущийся подбородок старчески пережевывал воздух. Сзади королевы шел ее внук, только что вернувшийся из похода, но успевший переодеться в светскую одежду. Его розовые волосы почти полностью скрывали мужественное и миловидное одновременно лицо. — Лефан, надеюсь, ты принес победу нашей великой стране? — с хладнокровием и без особого интереса спросила Эфина. — Да, снова победа. Пусть о нашем триумфе знает весь народ и гордится им, — с горячностью, присущей молодым людям, сказал принц. — Лефан, расскажи мне все об этом походе. Я хочу знать, как мои воины, и, главное, как мой внук проявили себя во время этого славного дела, — продолжала пожилая королева. — Захват Кагариэллии не вызвал никаких затруднений, — с жаром начал принц.- Наше войско осадило главную крепость страны, которою мы овладели быстро и без собственных жертв. Затем, прошли к обветшалому замку. Внутри мы застали короля и его дочь, которые хотели сбежать, однако побег не удался. Мы с Бенкраузом, Пеленовым и Луниином проявили храбрость, мужество и пленили короля, связав ему руки. Его дочь мне стало очень жалко, ведь… — Лефан, ты — будущий король, — перебила Эфина, — жалость — проявление слабости. Оно недопустимо для нас. - Королева была не в настроении, ее палка постоянно дрожала в слабых руках — Ты как всегда не дослушала, — с раздражением отозвался Лефан. - Нам удалось с ней поговорить. Выяснилось, что она вовсе не любит своего отца и не питает никакой преданности к Кагариэллии. Поэтому я считаю, что она может стать вполне достойной жительницей Габриэллии… Мы с ней разговорились, и она мне показалась довольно искренней и доброй. Я понимаю, что ты как всегда будешь против, но в этот раз я… точно решил жениться, — закончил Лефан, надеясь на удивление королевы. Эфина, к его сожалению, не удивилась: — Не знаю, внук, думай сам, ты уже не ребенок. Но учти: браки… с персонами из враждебных стран… не всегда бывают счастливыми. Главное, ты должен помнить, что все, даже свадьба, должно быть только для народного блага. Не знаю, способна ли такая девушка дать нашей великой стране то, что ей действительно нужно. Лефан особо не вслушивался, а когда королева замолчала, спросил: — Лучше скажите, что ты прикажешь делать с ее отцом? — Хотелось бы услышать твое мнение. — Его дочь рассказала мне такое, что у меня до сих пор мурашки по коже бегают, — произнес Лефан. — Что такого она рассказала, что могло довести будущего короля до такой постыдной слабости? — с усмешкой спросила Эфина. — Лина рассказывала, что он избивал ее с самого рождения, был жесток по отношению к ее матери. Да и вообще был слишком сумасбродным и резким. — Так ее зовут Лина? Хорошее имя, редкое… Думаю, пора отправиться в замок, как вижу, начинается дождь, — заметила Эфина, направившись в сторону замка и оставив без внимания все сказанное Лефаном. - Кранкий зачем-то хотел тебя увидеть. Успел соскучиться по нему? — спросила она с ехидной ухмылкой. Лефан схватился за голову, и, закрыв лицо ладонями, процедил сквозь зубы: — Очень… — Давно нам нужно от него избавиться, и ты это прекрасно знаешь. У меня к нему за эти годы скопилось такое отвращение… И совершенно ясно, откуда взялась такая неприязнь с моей стороны. Как я могу относиться иначе к человеку, который родился от позорной связи моего мужа, великого короля, с какой-то пленницей-крестьянкой? Но мне интересно, за что ты его так успел возненавидеть? — Он ведет себя очень глупо и недостойно… А вспомни, что за революционные идеи пытался он донести до нас, до тех людей, которых он по собственным задумкам, считал лишним… элементом. Еще приговаривал, что мы должны измениться, быть менее самолюбивыми. Но он не понимает, что самолюбие — есть признак гения. Отрицать это — значит быть беспомощным и зависеть от кого-либо. Мне стыдно, что он живет со мной под одной крышей, тем более, теперь, когда у меня появилась невеста. Стыдно поневоле перед человеком с чистым мировоззрением, а я лишь хочу сделать из нее… достойную жительницу Габриэллии. А Кранкий лишь все изуродует и покажет еще неопытному существу отвратительную сторону королевской жизни Габриэллии, такую уродливую изнанку, от которой стоит давно избавиться, — Лефан грозно взглянул в сторону замка, пытаясь издали показать всему государству свою неприязнь к так называемому брату. — Хмм… Интересно. А ты считаешь его братом? — с лукавым блеском спросила Эфина. — Нет, я не могу назвать его братом! И если надо, я готов лично убить его, развяжи мне только руки! — Погоди, не будь столь горячим. Думаю, мы сможем более лояльно устранить его. Почему мы все эти годы терпели его? Представь, какую бы волну негодования мы ощутили от черни. Им же только бы бунтовать по пустякам. А жизнь Кранкия именно пустяк, и я настаиваю на этом! — глаза королевы блестели злостью. - Это бельмо на глазу, вечное напоминание, что муж не был верен мне. Как я могу это вынести? А тебе я посоветую не спускать с него глаз. Нам нужно в глазах нашего общества сделать его преступником. Тогда мы сможем совершенно оправданно его казнить или изгнать, конечно, лучше преступление посерьезнее, чтобы тянуло на смертную казнь. Если сейчас мы не сделаем этого, то потом шанса уже не будет. — Поверьте, я с жаром исполню ваше приказание. Каждое действие Кранкия будет равняться государственному преступлению. — Это очень хорошо, внук, — Эфина улыбнулась. - очень хорошо. После продолжительной паузы, Лефан продолжил: — Раз Кагариэллия завоевана, то и война окончена. Получается, мы будем должны передать Кагариэллию Розаэллии по договоренности? Тебе не кажется это несколько несправедливым? Розаэллия нисколько не помогала нам в этой войне! Ни оружием, ни воинами. — Подожди, внук, я решу это позже. Мы сделаем так, что это будет на совести короля Розаэллии… Король Кагариэллии и его дочь уже в пути? — Они приедут завтра утром. Их необходимо было везти отдельно от воинов. — Хорошо. Надеюсь, это достойные люди, — с грустью произнесла королева и заметила, что земля начала пятниться. Эфина и Лефан отправились в замок. Слуга замка — самый странный житель Горхонда, и единственное в своем роде существо — огр, великан, ростом почти три метра, открыл им дверь. В замке он был известен, и не вызывал ни у кого удивления, страха и был самым обыкновенным слугой, однако некоторые жители Горхонда, не бывавшие в замке, начитавшись сказок про огромных чудовищ, побаивались и сторонились его из-за тучности и массивности. Это связано не только с его необузданной физической силой, но и с постоянно изменяющимся настроением. Эфину и Лефана в гостиной для королевских персон ожидал горбун с маленьким деревянным ножичком и кривыми зубами. Хитро улыбнувшись и представляя, что через несколько дней Кранкия уже не будет существовать на свете, Лефан клацнул зубами. *** Вестибюль замка был слабо освещен. Вероятно, ярко освещался он только по праздникам. Массивные хрустальные люстры, которые зажигались только во время балов, висели как застывшие глыбы льда. Серые окна бросали на пол огромные плиты пасмурного света. Стояли стулья, столы, наряженные однообразным красным бархатом. Вдали виднелся балкон: на нем находился трон, напоминающий камин. Его не любила Эфина и не садилась в него уже долгие годы. — Здорово, — прозвучал голос из темноты. Посреди зала стоял очень низкий кучерявый парень с оскаленной, как у собаки улыбкой. Белые, копьеобразные зубы ярко блестели в темном помещении. Волосы карлика были серыми, глаза голубыми, а одеяние напоминало крестьянскую одежду. Парень был одет в серую рубаху, коричневые порты и непонятную уродливую обувь, больше схожую с парой массивных булыжников. — Кранкий… - процедил Лефан, даже не поздоровавшись с ним. Кранкий слегка растерялся. Несколько минут продлилось напряженное молчание. Лефан и Эфина по-волчьи смотрели на Кранкия — в их глазах сверкала злоба. Однако, глядя на него и видя его растерянность, их одолевала жажда посмеяться над карликом, пошутить над ним. — Ладно, бабушка, я прилягу, утомился в походе, — сказал Лефан после долгого молчания с насмешкой в голосе. — Да, конечно, ступай, — произнесла Эфина, с беспокойством поглядывая на Кранкия. Лефан же прошел мимо названного братца, лишь искоса поглядев на него. — Не переживай, внук, Лефан просто устал. Он успеет завтра с тобой наговориться, если тебе зачем-то это понадобилось, — с раздражением в голосе произнесла Эфина, приблизившись к Кранкию. — Он ненавидит меня… Я давно это заметил. Да и Вы, как вижу, не особо жалуете меня. - обиженно произнес Кранкий. — Не говори глупостей. Не допускай до себя таких мыслей. Хоть ты мне и не родной… — Вот! Вы всегда твердите мне, что я вам неродной. Эфина помолчала и после добавила: — Ступай в свою комнату. Поспи. — Вряд ли я доживу до конца этого дождливого дня… - гробовым голосом произнес Кранкий и моментально исчез. Королева так же не задержалась здесь. По дороге в свою комнату, Эфина встретила горничных, которые о чем-то сплетничали, да так буйно, что в первые секунды не увидели проходящую мимо них королеву. — Работаете? — строго спросила Эфина, приблизившись к ним. — Ой!.. простите… здравствуйте, госпожа, — девушки одновременно вскрикнули. Эфина лишь усмехнулась и пошла дальше. Надия — одна из горничных, рассеянно стала оглядывать сначала спину уходящей королевы, а затем свою подругу Змиду. — Змида… надо меньше об этом говорить. — Чего ты так боишься? — с улыбкой начала Змида, — Ты же не хочешь этого действительно делать… — Это лишь мечты… Но он ведь не… почему я горничная… вот почему? — Надия прошла в центр коридора, где тусклые свечи смогли осветить её черную форму. Змиду отличала болезненная худоба и неестественно-безжизненное лицо, которое было переплетено кожей, будто бы белой тканью. На ее лбу вырисовывались вздутые вены, которые можно было даже приметить издали. Глаза Змиды, в отличие от вечно щурившихся глаз Надии, смотрели на мир открыто и казались неестественно большими. Нос был аккуратно-заостренным и до того симметричным, что казался неестественным и каким-то неправильным. Змида же находилась в тени, и, разглядывая Надию, периодически прикладывала руку ко лбу. — Зря я тебе так фантазировать позволила, — начала Змида, не отводя взгляда от подруги.- Ты живешь не своей жизнью… это печально, ведь обычно такие люди рано или поздно теряют рассудок и сходят с ума от… я даже не знаю… разочарования, или, наоборот, от жестоких чувств…- Змиде казалось, что она говорит неубедительно, поэтому продолжила резко и с напором: — Все, больше не буду давать тебе эти книги. Надия со злостью посмотрела на Змиду: — Как не будешь давать… да…да… там же вся моя жизнь! Или ты предлагаешь мне вернутся сюда?.. В этот скучный мир?! Ни за что! — Хорошо! Читай, сколько хочешь. Но после не жалуйся, — прошипела Змида, еще раз недовольно оглядев подругу. Надия посмотрела на стоявшую подле прохода книжную полку, где среди всяких скучных книг виднелось несколько томов в ярком переплете. И, когда девушка увлеченно подошла к своей жизни — книгам, когда девушка взяла в руки какую-то еще не прочитанную книгу в белой обложке, со странным названием: «Хранитель чувств», Змида незаметно исчезла. *** Принц Лефан, преодолевая бесконечные, закрученные в узел, ступени, направился в сторону своей комнаты. После, очутившись возле двери, протяженно вздохнул, крикнул на спящего дворецкого Зиния, который, резко встав со стула, открыл Лефану дверь. Лицо дворецкого как всегда было плохо освещено, из-за чего король до сих пор не мог представить лицо дворецкого, когда думал о нем. Лефан оказался в своей комнате. Здесь ничего не изменилось. То же кресло, та же кровать, окно, за ним — колонны, на потолках — лепнина с изображением девушек, слева — стол и небольшой шкаф с книгами, которые придавали комнате красоту, но были обречены стоять тут еще долго-долго нетронутыми, ведь Лефану не хватало времени читать. Вся его жизнь — балы, праздники, битвы почти с явным выигрышем, сладострастные утехи — это занимало львиную долю времени. Лефан еще долго осматривал свою комнату, пытаясь найти в ней хоть что-то новое и незамеченное, возможно, упущенное им, но все было как прежде: будто его тело и не покидало эту комнату на долгое, военное время. После неудачного поиска новых деталей, он взял какую-то новую, до этого не замечаемую им книгу с ярким переплетом, открыл и начал чтение. Разочаровавшись после нескольких страниц, он посмотрел на обложку: там был портрет Эфины с надписью чуть ниже: «Правление великой королевы». Читая все дальше и дальше, прожигая каждую страницу книги желчным взглядом, Лефан все чаще закатывал глаза и в некоторых моментах даже злился. «Что за старье? Неужели этому кто-то будет следовать? Теперь понятно, почему многие уезжают в Розаэллию. Может, следует свои мысли записать? Обязательно! Будет лучше и по качеству, и по объему». Остановившись на главе «Что такое честь короны?», он сел на кровать и закрыл глаза. В его мыслях стали бродить перспективы будущего правления: Каким оно будет? Станет ли он, Лефан, лучшей заменой Эфины? Озолотит ли королевство? И ещё очень много чего. После, неожиданно, он задумался о том, что для него было до недавного времени чем-то невозможным и ненужным. Он представил, как в этой комнате бегают его дети, о том, как к нему подходит Лина, целует его и зовет на завтрак. — Ах… Какие глупые и пустые мечтанья! — вдруг опомнился Лефан. Через некоторое время он вновь стал думать о королевстве и Эфине. «Завтра ей уже восемьдесят лет, но до сих пор думает, что сильная, что не нуждается в замене. Нет, ничего, скоро настанет мой черед. Будет, будет престол в моих руках. Но не подлостью же получу я его! Дождусь, дождусь ее «трагичного» ухода. Хотя, в моих силах его приблизить. Но нет! До подлости не опущусь. Но, если посмотреть на нашу страну, даже на Горхонд… Да сил душевных не хватает людям в глаза смотреть. Сплошная нищета: купцы, герцоги в одночасье становятся бродягами, а я не в состоянии на это повлиять… Она просто не допускает меня до этих дел, а я должен участвовать в них. Нет! На мне только походы, армия с отвратительным генералом, который посылает своих воинов вместо себя, и которого, к сожалению, я не имею права сместить… Да и вообще, где это видано, чтобы женщина становилась генералом? И бабушка не стремится улучшить участь своего народа. Горхонд вымирает… Бесконечные войны, набеги дикарей, конфликты на улицах, площадях, рынках… Мы просто можем потерять свою страну, но она пытается закрыть на это все глаза, будто этого ничего нет! Но когда-нибудь, ей аукнется такое бесчеловечное бездействие. Нет, если речь идет о судьбе целого народа, тут уже не до родственных связей. Мне просто необходимо принять меры. Если она в ближайший месяц не передаст мне правление или не отойдет, то мне придется… подтолкнуть ее к этому». Лефан все размышлял, обдумывал свои ближайшие действия, и вдруг произнес: — Эфина, Эфина, А в былое время — какая сильная королева! *** Вечерело. Почерневшие тучи, наконец, стали обливать землю свирепым ливнем. Эфина сидела у себя в комнате в полном одиночестве. Никому, кроме себя, она не доверяла своих мыслей, поэтому завела долгий разговор сама с собой: — Нет, я сильная королева. Каждый день в этом убеждаюсь… Но мой черед настал. С каждым днем все больше проблем со здоровьем. Глаза хуже видят, руки ничего не держат, ноги еле ходят. Для безопасности королевства, необходимо отдать его в сильные руки… Выбора мало: либо Лефан, либо никто. Разве можно отдать престол полукровке Кранкию? Нет, его нужно устранить в ближайшие дни, чтобы у Лефана на пути никто не стоял. Нельзя и серебряному рыцарю: он не королевских кровей, да и его жена такая странная… Представлю ее королевой — ужасаюсь, дрожу от страха. Нет, не из-за слабости. Нервы меня подводят в последнее время, — старуха вздохнула и посмотрела в окно. — Завтра мне 80 лет исполняется. Вот это да! Где была жизнь? Куда она улетела? Почему я ее не заметила? Не обманывайте меня, мне всегда восемнадцать. И завтра мне, как всегда, исполнится восемнадцать… Завтра все решится, нет более удобного срока. Завтра я отдам престол Лефану. Не будет здесь никаких предисловий, никакой загадочности, все прямо и честно, как и должно быть… Ее мысли были сумбурными и часто одна переливалась в другую, оставляя лишь следы беспокойства. Эфина пыталась подумать о Лефане, о том, кого вырастила, воспитала и назвала преемником. Но в конце поняла, что ей даже не о чем вспомнить… Она все пытала свою голову, но образ ее внука был грубым и каким-то чужим. Еле-еле успокоив себя мыслями о том, что она приняла правильное решение, королева закрыла глаза и представила внука королем. Сначала ей это понравилось, но потом приятные образы исчезли, сменившись кошмарами. Все ужасы, которые до этого момента рисовала в своем воображении Эфина вылились, как это часто бывает, в ночь, наполненную ночными кошмарами. Ничего не могло успокоить ее изнывающую душу, и каждый шорох, каждое телодвижение, привносили в ее сон кошмарные образы. А мрачная ночь все шла своим чередом, медленно перетекая в солнечное, слепящее утро.