Sinloe

      На первой встрече с сокурсниками, Ча Сиён единственная, пожалуй, кто рассмотрел в темном углу аудитории сутулую фигуру на последнем ряду. Тот что-то активно скреб ножом-бабочкой по деревянному слою, разбрасывая щепки и стружки вокруг своей оси, и сосредоточенно протирал тряпкой вещицу в руках.       Ускорила шаг, наклонила голову, ахнула удивленно, отвлекая парня от резки по древесной конструкции.       Форма затылка у «черепа» идеальна, выйные линии ровные и четкие, даже мыщелок видно, если долго вглядываться.       — Невероятная работа… Даже затылочный бугор торчит, и как все симметрично с человеческим… Потрясающе.       Парень смущенно отвел взгляд, улыбнулся уголками губ, поклонился в благодарность комплиментам, завязался диалог.       Зовут Сон Им Хо. Многозначное имя невзрачного на первый взгляд парня. Увлек своими познаниями анатомии и истории, с нетерпением ждет первых раскопок, его воодушевление передалось и ей.        Слушать приятно, голос красивый, средний регистр со спокойными нотками. Сам парень на вид тоже ничего, только одежда на нем висит, пусть и «по моде».       Интересный. Горит любимым делом и готов с охотой рассказать-посоветовать-помочь с незнакомой темой. Ей не хватало в школе такого друга.        Недостаток коммуникабельности чувствуется: видно, что у него почти нет друзей, в коллектив не вливается из-за робости, знакомиться первым не подойдет, но как начнешь с ним диалог — завалит информацией, а потом будет краснеть с себя и просить прощение за навязчивость.       Проболтали все часы знакомства, парень вызвался проводить до общаги — сам живет в съемной квартире, через две станции от университета. Обменялись контактами, вежливо попрощались, когда зашла в комнату, при осмотре рюкзака заметила тот самый аккуратно отшлифованный череп в кармане. И не вспомнит, как он успел ей подкинуть, но подарку рада. Улыбается во весь рот, нежится в постели, ставит на тумбочку деревянную статуэтку, в очередной раз довольна свободой и отдельным жильем вдали от семьи.       Так и началось общение с сокурсником, без каких-либо намеков на близкие отношения. Просто друзья, не более. Иногда переписываются по утрам, зависают в чате или делают домашку, но дальше теплых слов и пожеланий приятного времени не шло и речи. Ее все вполне устраивало.       А после случился хард-режим за Пенелопу, недосып и, как следствие, опоздала на пары. Сбил автобус, так неудачно поспешила и сиганула на красный свет, не оглядываясь.       Наверное, тело доставили в больницу, сейчас находится в коме, просьба не беспокоить, пока не выйдет из этой чертовой игры. Сама, своими усилиями, разработанной тактикой и ставкой на самого опасного персонажа, над которым и в обычном руте пришлось попотеть.       Ча Сиён выписывает в пустом чеке крупную сумму за покупку Эклиса, а в голове прочно выстраивается внешняя ассоциация с сокурсником.       Взгляд, правда, не как у дикого волка, от Сон Им Хо не веет убийственной аурой, потом и кровью, шрамов, насколько она знает, у него нет, да и волосы не отливают серебром, но вот лицо, руки и нотки в голосе выдают сходство.       Какая ирония: два сводных брата напоминают собственных, а герцог — отца. Теперь еще и сокурсник в обличье Эклиса, душит ногами слуг аукциониста.       Приручить зверя в шкуре раба методом кнута и пряника явно плохая идея. С непредсказуемым нравом за ним трудно поспевать, и в один момент это сыграет злую шутку. Худший вариант — сам же и задушит ее.       Доводить до точки кипения опасно, потому она выбирает иной путь.       Построит все на доверии.       Аккуратно садится на корточки, прямо напротив буйного раба, что утихомирился лишь из-за сброса тока в ошейник. Теперь единственный сдерживающий фактор в ее руке, и им следует установить контакт мирно.       «Без высокомерия, спокойно и уверенно»       Снимает маску, прислоняется лбом к его разгоряченному, — от сдавленных смешков шестерок мысленно кривится, — ласково шепчет:       — Я купила тебя для освобождения, потому что не могла больше видеть страданий талантливого человека из Дэлмана.       Эклис ошарашенно уставился на лицо Пенелопы, когда она продолжила:       — Я также купила тебя, чтобы сделать своим рыцарем, и я добьюсь от Императора вольной для тебя. Так что, прошу, давай попробуем хотя бы сейчас выбраться отсюда без причинения насилия другим людям. Но только, если нам не будут вставлять палки в колеса, — после чего злостно перевела взгляд на слуг аукциониста, обращаясь.       — Ему нужна одежда и снятие оков. Всех оков, — подчеркнула голосом остро, вызвав недоумение у всех присутствующих.       От одного вида «представления» ее тогда бросило в дрожь. Нельзя причинять человеку увечья, даже в статусе раба никто не заслуживает к себе пренебрежительного отношения. С ними не считаются, но Пенелопа не Ивонн, так что в ее силах вызволить лишь одного, но не менее ценного для выхода из игры, персонажа.       Ей нужно спасать парня, невзирая на статус интереса.       К слову, процент повысился от нуля до десяти. Весьма неплохо для старта рута с ним.       На удивление, ни Герцог, ни его свита не показываются на улице. Может, и к лучшему, но историю с его угрозами лично персоне Эккарт стоит выдумать — отлично впишется в качестве оправдания задержки в городе. Для отца и братьев, иначе раба не пустят в особняк.       Эклис сверлит в спине дырки, изучает местность, — ей мерещится, как он принюхивается, оценивает обстановку, точно собрался на охоту, — до конца не верит в происходящее и от просьбы повернуться спиной обескураженно хлопает глазами.       — Вы серьезно, Хозяйка?       — Когда мы наедине, называй по имени, пожалуйста, — её знобит от имени персонажа, в чьем теле вертится, но и от подобного обращения воротит.       — Вы хотите рискнуть и снять с меня ошейник? Вы не боитесь возможных последствий?       «Верно, продолжай и дальше избегать ее имени», — с сарказмом бросает в чертоги разума.       — Ты мой рыцарь, а не раб, Эклис, и я хочу снять с тебя вещь, что не позволяет тебе использовать всю силу для защиты моей персоны, — объясняет вдумчиво, получая в ответ неуверенный кивок и подставленную шею.       Может, и зря, но для благосклонности его способна рискнуть. Это же игра, в конце концов, тут все как симулятор свиданий, тешит она себя, с надеждой на появление кнопки «сброса» и на сообразительность парня, что он продолжит подстраиваться под нее и не сорвется.       Кольцо отстегивает невидимый поводок щелчком. Потирая шею, парень морщится, глядит неверяще, с щенячье-преданным взором, и шелестит «спасибо».       Он — ключ к ее спасению из перерождений и этой вселенной, кто и должен быть на самом деле благодарен, так это она.       Пауки в животе ерзают, черви крутятся в желудке, завядшие цветы перекрывают трахею, любая еда на вкус, словно микс горсти земли с плесенью.       Пенелопа мертва в рутах всегда, Ча Сиён в ужасе и вынуждена строить из себя неприступную девицу с кронпринцем, сводными братьями, магом, прислугой и герцогом.       Она делает все возможное для выживания, цепляется за жизнь остервенело: использует людей для личной выгоды, шантажирует, сочиняет небылицы одна за другой, обходит неудобные темы, заменяет истерики фальшивой герцогини колкими замечаниями и равнодушием к окружающим.       Все, лишь бы не переродиться, как Пенелопа Эккарт. Лишь бы не застрять навечно в игре и в коме в больнице.       С Эклисом все вышеперечисленное Ча Сиён делать не способна.       Она видит в нем себя двенадцатилетнюю; ребенка, что нуждался в свое время в поддержке и опоре, что терпел долгие годы издевательства от сверстников и грубость, а также отсутствие какой-либо помощи, от членов семьи.       Она и становится для него щитом, пока он для нее — острым мечом: защищает от нападок со стороны семьи; дарит ему скрытый под магическое колье клинок, обмундирование и вручает множество деревянных конструкций; слушает его наставления по стрельбе из арбалета наперекор словам старшего брата; проводит с ним почти все свободное время, узнавая больше о судьбе Дэлманца и истории его падшего королевства; выигрывает для него сезон Охоты, — не без помощи Каллисто и Винтера, — и просит, невзирая на любопытство изучить и хранить у себя ценную карту с возможностью телепорта, кронпринца о встрече с Императором, договорившись позже с ним дать вольную Эклису.       Последний от такого щедрого предложения, с доказательством на руках в виде официального документа, с подписью Императора и печатью, в которой есть также приглашение на аудиенцию, — для официального назначения его рыцарем Пенелопы, — потерял дар речи.       Не ожидал парень настойчивости герцогини и ее поспешности в данном вопросе.       И после Акколады, когда его обустроили к мастеру мечей и назначили учителя по фехтованию, с ожерельем в виде зубов редких видов животных, зверь в обличье человека, волк в овечьей шкуре, затих окончательно.       Эклис все гадал, какая именно реакция угодит его Госпоже. Признаться, после такой череды событий, он и не понимал причины ее столь безвозмездных поступков.       Знал лишь, что она преследует какие-то неведомые ему интересы, поэтому и цепляется за него, как утопающий за спасателя.       С самого начала, с первой их встречи, ее взгляд, обращенный лично на него, теплел, и лицо озарялось грустной улыбкой. Она касалась его для приободрения и похвалы, терпела все его выходки, на его пожелания отзывалась охотно, втроекратно выполняя, и если поначалу Госпожа мельком кидала взор куда-то выше макушки, то теперь смотрела только глаза в глаза, не прерывая контакта.       Иногда, всего на мгновение, вместо Пенелопы, в отражении зеркала или лужи, он рассматривал темноволосую утомленную девушку, скрюченную в три погибели и умолявшую прекратить круговорот событий.       Ча Сиён, ворочаясь в постели, на желание посмотреть статистику била себя по рукам: не время, нет нужды. Люди и при отсутствии системы процентов интереса выстраивают общение, Эклис умен, и рано или поздно он выскажет свои подозрения. Он и раньше не стеснялся уточнять, с какой все же целью она его тогда выкупила, но всегда на вопрос был один ответ: для защиты, ведь он — ее рыцарь.       Но в один момент, когда кровь от монстра прилипла к его пальцам, лицу, плащу, а зубы скрежетали при упоминании гвардии, когда он пояснил свою задержку помощью рабам из Дэлмана, когда он все же поинтересовался ее личным самочувствием и, взяв мягко за руку, предложил высказаться, Ча Сиён внутри Пенелопы сломанной куклой затряслась, мертвой хваткой вцепившись в уже родного рыцаря, к которому успела привязаться.       — Я не тот человек, к которому ты привык. И зовут меня вовсе не Пенелопа Эккарт. И я… Я хочу выбраться отсюда. Но пока я не могу этого сделать. Я устала. Я не хочу всего этого.       Девушка в руках дрожала от страха, сжимая кулаки до побеления костяшек: фантомная боль, — от уколов, в кишках от голода, от меча Каллисто, что проткнуло чаще остальных грудь, от ножа Рейнольда вбоку, от равнодушия Деррика и герцога, от отравы Эмили, от издевательств прислуги, от ядовитых фраз посторонних, от магии, сочившейся по венам, — мешала сосредоточиться на успокаивающих речах Эклиса.       Может, и к лучшему. Он ничего, кроме «Если хочешь, я убью их всех ради тебя», по содержанию и не произнес. Все склонялся к проявлению массового геноцида.       Пенелопа Эккарт согласилась бы без раздумий — уж лучше жить в хаосе, чем умереть от неразделенного к себе внимания.       Ча Сиён умоляет о побеге из города. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.       Уходят поздней ночью, через ту же щель в стене, прихватив с собой выигранные деньги с Охоты, да зимние одежды — холода могут поспеть и нагнать в любое время года.       Уплывают на рассвете, на корабле, полном рабами из Дэлмана.       Ча Сиён смеется хрипло от облегчения: по крайней мере, ей не придется смиренно ждать Дня Рождения Пенелопы и прихода Ивонн, из-за которой у условной злодейки череда Дня Сурка и смертей увеличится стократно.       Прямо как у этих процентов над головами пяти любовных интересов.       У одного из них, Эклиса, над темечком вращается кроваво-серый шар с белой замочной скважиной. Он кажется умиротворенным от побега, свободы, в компании людей из своей страны.       От зябкого ветра пальцы ощущались лишним грузом. Уже окоченели, пошевелить не может, как бы не пыталась — прошибает иголками.       Подошедший сзади рыцарь накрыл ее ладони своими. От них не лучше, — также ледяные, — но стало на несколько градусов теплее.       — Я рад, что ты со мной, — мокрым носом уткнулся в чужую макушку, от его дыхания по телу — табун мурашек.       Пенелопа Эккарт желает оттолкнуть прилипчивого юношу, спрятаться от него в каюте, завернуться с головой в колючее одеяло, прокричать от бессилия и выпить яду, который ей любезно предоставил маг. Провести остаток жизни с помешанным исключительно на ее персоне психом ей претит.        Ча Сиён — не Пенелопа. Она принимает его объятия с мешками под глазами, надеется на завершение рута и с тяжелым вздохом признает: она привыкла к этому жителю Дэлмана.       — Я люблю тебя, Ча Сиён, — девушка дергается, как от пощечины, со своего имени, Эклис невесомо целует у виска, касается губами мочки уха, теплым дыханием согревает шею, надевает невидимый ошейник с присущим ему трепетом, притягивает к себе ближе, до хруста сжимает грудную клетку, кажется, он сломал ей пару ребер. — И я никогда тебя не отпущу, потому что ты моя Госпожа, а я, навеки, твой рыцарь. Спасибо тебе за доверие. Обещаю, милая: я тебя не подведу.       От переполняющей нутро магии Эклиса проваливается в сон. Моргает притупленно, разбрасывает мазком потолок больницы, краем глаза замечает уснувшего посетителя — у Сон Им Хо забавно раскрыт рот, сопит тихо-тихо, челка спадает на глаза, мешает рассмотреть родинки, ресницы, тонкие брови.       Обесиленно выдыхает, едва не всхлипывая.       Эклис эгоист до мозга костей, и ее внимание только подсластило его. Хотя бы не убил — и на том спасибо.       Ча Сиён и сама не лучше, но была благодарна его руту за то, что выбралась из этого бесконечного ада.       Ей жаль Пенелопу Эккарт, но себя — значительно больше.       Поэтому и собирается забыть об этой игре раз и навсегда, как только выйдет с больничного.