Авторучка

Дворик застилало белое полотно. Пару дней назад пегасы прогнали над городом снеговую тучу, и теперь везде, не считая тротуаров и дорог, лежал снежный слой дюйма в три толщиной.       А по обочинам тротуаров, куда его сгребали дворники — и того больше!       Я рысцой промчалась по двору. Ненадолго перехватила раму телекинезом, попыталась открыть дверь — и потеряла концентрацию. Картина плюхнулась в свежевыпавший снег.        — Да какого сена!       Я торопливо выхватила ее из сугроба. Хорошо еще, додумалась замотать в упаковочную бумагу!       Постучала. Тотчас дверь приоткрылась, из-за нее высунулась бежевая голова.        — Здравствуйте, Старгейз! Йев’ени в торговом зале.       Ну разумеется, где ему еще быть?        — Не поможешь?        — Ой, конечно, давайте, — пони ухватил зубами упаковочную веревку. Я топнула ногами, стряхивая снег с копыт.       За дверью в подсобку я увидела Реми, ополаскивающую в раковине что-то из своих склянок. Кобыла приостановилась, приветливо мне кивнула и вернулась к своим занятиям.        — Привет, Старгейз! — Йев’ени с интересом поглядел на раму. — Новая картина к празднику?       Я кивнула. Размотала шарфик, сбросила куртку.        — Поможешь повесить?        — Давай сюда, — человек аккуратно поддел бумагу канцелярским ножичком.       Оглядел полотно и восхищенно цокнул языком.        — Куда ее?       Я отошла футов на пять и задумчиво оглядела угол, который мы выделили под мои работы.        — Давай вот туда, прямо над «Снегопадом». Как раз свободное крепление.       Йев’ени повесил картину и шагнул назад. Встав ко мне вплотную.        — Ты талант, — проговорил он.       На сей раз я даже спорить не стала. Хотя по шерстке от его слов все равно пробежал румянец.        — Что это?       Я окинула критическим взглядом дома, залитые мягким светом кристалла, и переливы северного сияния над ними. Отражающиеся на ветвях огромной ели посреди площади.        — Ну, тут, конечно, не в масштабе… Слушай, если бы я нарисовала город и Древо Очага, соблюдая пропорции — мы бы его разглядели только с лупой! Считай это художественным преувеличением!       Йев’ени кашлянул.        — Э. Спорить не буду, но что на картине?        — Ой! — я обернулась к нему. — Извини, я увлеклась, да? Это перерисовка с фотографии. Я увидела ее в буклете о Кристальной Империи. Когда они в первый раз праздновали День Очага, принцесса Кейденс велела подданным нарядить ель. И Санберст сотворил для нее заклинание, которое заставило ветви дерева светиться тем же цветом, что и северное сияние в небесах…       Раздался негромкий смешок.        — Ладно, Старгейз, расскажешь потом поподробней. Слушай, а тебе не жаль их продавать?       Я пожала плечами.        — Для того и рисую. Работы, которые мне особенно нравятся, я оставляю себе либо продаю галерее. Ну… иногда. Ладно, целых три раза.       Йев’ени кивнул.        — Твои работы расходятся лучше, чем стиломехи. Ну, по деньгам, я имею в виду.        — Это потому, что канун Очага. Вчера и стиломехи шли на отлично — целых сорок штук за день.        — Так бы каждый день, — пробормотал человек. — Ладно, займешься покраской? У нас еще десяток заказов со вчера. Кстати, насчет вашего Дня Очага, есть у меня одна…       Он не успел договорить.       Звякнул колокольчик.        — «Стиломехи Старгейз» приветствуют вас, джентлькольт! — поднеся руку к сердцу, Йев’ени отвесил поклон вошедшему в лавку жеребцу.       Тот ответил церемонным поклоном. Шаркнул копытами, вытирая растаявший снег.        — Хм, хм. Вы из того вида приматов, про который много писали последние года два? Челоняки, или как правильно?        — Человек, сэр. И мы продаем человеческие товары. Не желаете взглянуть?        — Взглянуть? Взглянуть, да… Вообще говоря, мистер, я подыскиваю что-то подходящее для трех моих внучек в подарок на День Согревающего Очага. Среди ваших человеческих штук есть что-то подходящее?       Последовала широкая улыбка.        — Вы обратились в нужное место!       Дальше я смотреть не стала, направившись к выходу.       Протиснулась мимо Стила, нарезающего резьбу на трубках, задела хвостом Реми, смешивающую химикаты для заправки. Втиснулась в свой уголок, уставилась на фотографии меток, с обратной стороны покрытые убористым почерком Йев’ени. И моими собственными записями.       Так, голубой фон, розовая грива, метка — свиток бумаги… ничего сложного. Я закрепила стиломех, раскрыла баночки, сделала несколько мазков по палитре, прикидывая цвет.       Работа спорилась, и вскоре я перестала прислушиваться к болтавшим между собой земным пони. Кисточка скользила по древесине, покрывая ошкуренные и загрунтованные заготовки эмалью. Один за другим я откладывала раскрашенные заготовки в сторону на просушку. На следующий день мне предстояло нанести на них каллиграфическим пером имя владельца и отдать Реми или Стилу на лакировку.       Закончив с раскраской, я взялась за сохнущие со вчера стиломехи. Эта работа была посложнее. Одно неловкое движение — и испорченную надпись придется оттирать, а потом заново наносить эмаль на заготовку!       Перо мелькало над деревом. Забавно — мы используем перья, чтобы расписывать устройство, которое должно заменить перья… Я тряхнула головой. Уставилась на округлый деревянный брусочек, на котором чуть не вывела «Спар Руди» вместо «Стар Руби».       Соберись, ленивая пони! В академии ты могла спать по три-четыре часа в сутки!       Вообще, надо что-то придумать с шаблоном! На прорисовку надписей уходит куча сил и времени. Вырезать имена на бумажном трафарете заранее, а потом просто наносить краску?       Буквы мелькали перед глазами, упрямо расплываясь в снежинки. Неплохо бы и впрямь расписать несколько стиломехов снежными узорами, в канун Согревающего Очага такое отлично зайдет… Снежинки плясали, не давая сфокусировать взгляд… Я протянула копыто, пытаясь поймать танцующую льдинку…        — Эй! Понибудь! Отряд не заметил потери бойца?       Я вскинулась.        — Ой.       Стил и Реми синхронно обернулись и уставились на меня.       Йев’ени покачал головой.        — Слушай, — осторожно уточнил он. — Я когда ложился спать, ты бродила перед мольбертом. Во сколько ты легла?       Я снова ощутила, что краснею.        — Э-э-э… Ну, я не очень долго…       Реми хихикнула в копыто.        — С добрым утром.       Я шутливо стегнула ее хвостом по боку.        — Так, ребята, отставить! Я сейчас умоюсь и буду свежая, как огурчик!        — Старгейз, — Йев’ени поцокал языком, — тебе сейчас идти в зал. Знаешь что? Иди-ка домой и выспись.       Я возмущенно тряхнула гривой.        — А ты проведешь на ногах две смены без отдыха? Ну уж нет! Я сказала, я в норме! Сама виновата, что засиделась.        — Уверена? — Йев’ени задумчиво на меня посмотрел.        — На все сто двадцать! — я спрыгнула со стула и зарысила в подсобку. Где набрала в раковину воды и сунула в нее морду.       Когда я вернулась, человек уже накидывал куртку. Сидящую довольно неуклюже, с подвернутыми рукавами, сразу видно — шилась на минотавра.        — Продержишься до конца смены? — спросил он.        — Отстань! — я шутливо толкнула его в бок. — Я всего-то увлеклась и просидела за мольбертом лишних пару часов. Не первый раз.        — Который по счету на моей памяти? — протянул человек.        — Э-э-э… ну… Ну все, хватит! Между прочим, это призвание метки. Не так-то легко с ним бороться, знаешь ли! Да и деньги нам не помешают.        — Это верно, — Йев’ени потер лоб. — Ладно, до вечера. Может, еще загляну.       Холодный душ помог ненадолго — мысли упрямо путались. Я зевнула раз, другой, потрясла головой, отгоняя сон.       Дала себе честное поньское не засиживаться этим вечером.       Заглянуло еще трое или четверо пони. Один заинтересовался именным стиломехом, двое приобрели обычные. Я добросовестно приняла деньги, изо всех сил стараясь не смущать зевком посетителей. Белки сочувственно чирикали со своих рабочих мест.       Раздался звон колокольчика.        — «Стиломехи Старгейз» приветствуют вас… — не зевать, не зевать, не зевать… Стоп!        — Сильвер?!       Пегаска широко улыбнулась.        — Привет, Старгейз. Так вот как выглядит твое маленькое предприятие?       Я ошеломленно на нее посмотрела.        — Привет, конечно. А… откуда ты?       Пегаска помахала крылом перед моей мордой.        — Ау, Старгейз! Ты в прошлый вторник сама рассказала нам с Майком про ваше дело, и дала адрес!       Я схватилась за голову.        — Вот сено, точно! Извини. Я тут чуть-чуть не выспалась этим утром…       Сильвер фыркнула.        — Не выспалась, говоришь? Дай угадаю, ночь на копытах перед мольбертом?       Я сконфуженно кивнула.        — Узнаю Старгейз Винтер, — усмехнулась моя однокашница. — Со времен академии твои привычки не поменялись.       Скрипнула дверь, на этот раз — внутренняя.        — И снова привет… О, Сильвер, добро к нам пожаловать.       Йев’ени аккуратно опустил на прилавок магическую фляжку, мной же и принесенную в лавку пару дней назад. Руны на стенках фляги слабо светились, указывая, что в сосуд что-то помещено. Крышка отщелкнулась, и в воздух поднялся клуб горячего пара.       Я жадно втянула воздух.        — Это что, кофе?!        — Точно, — с довольным видом произнес человек. — Я сделал крюк до кофейни и попросил их налить чашку мне в термос. Держи пончик.       Горячий безвкусный кофе показался мне даром принцесс.        — Ты меня спас!       Йев’ени явственно покраснел.        — Я из корыстных мотивов. Нехорошо скажется на заведении, если владелица будет клевать носом прямо в зале. Не так ли, Сильвер?       Пегаска не отреагировала. Она, помахивая крыльями, висела напротив одного из моих пейзажей, с заснеженным Ферьер-Хиллом.        — Чем это выполнено? — спросила она.       Я усмехнулась.        — Угадай.        — Тушь? Но линии слишком ровные… А для пера, наоборот, слишком хорошая штриховка переходов… Старгейз, не томи!       Снова зазвенел колокольчик.        — Сильвер, — выдохнул пегас, устало привалившись к стене. — Я… фух. Еле нашел. Добрый день. Фух.       Моя подруга обернулась.        — Что стряслось, Майки? Ты выглядишь, будто летел отсюда до Кантерлота!        — Примерно так… — пони отлепился от стенки. — Селестия пресвятая, ненавижу учения. Как же болят крылья…       Я подтолкнула вторую табуретку.        — Присаживайся.       Майк поспешно на нее плюхнулся.        — Учения? — заинтересованно переспросил Йев’ени.       Пегас устало кивнул.        — Отработка транспортного смерча. Ради всех благ, ну мне-то это зачем? Я — снабженец, моя задача — следить, чтобы у команд не заканчивались сумки, блокноты и кофе в дежурке! Но в уставе сказано, если числишься в погодной команде — изволь вылетать в море и там таскать торнадо с места на место! И ведь, когда у нас запросят реальный смерч — делать его полетят настоящие погодники, у нас ведь не какая-нибудь глушь, где в строй ставят каждого крылатого! Ну что за дурость, а?       Йев’ени вскинул брови.        — Смерч?        — Ага, — Майк осторожно повел крыльями и поморщился. — Ну, такой здоровый облачный вихрь. Как вращающийся столб между тучей и поверхностью. Они иногда формируются и сами по себе, если ураган достаточно сильный, а поблизости нет погодных команд. Но мы научились создавать их искусственно и стабилизировать, чтобы перетаскивать воду с места на место.        — Я знаю, что такое смерч, просто… Перетаскивать воду?       Пегас кивнул.        — Знаете, если рассчитывать только на те облака, которые приносит в Эквестрию с океанов — воды может не хватить на дождь именно тогда и там, где он нужен. Поэтому Клаудсдейл держит в своих хранилищах специальный водяной буфер, из которого формирует затравочные облака для фронтов, ну или просто регулирует увлажнение, если естественные потоки вдруг пересушены. Это же все — открытая система, в ней бывают скачки по давлению, по влажности, маготепловые волны…       Йев’ени покачал головой.        — Я знал, что вы регулируете погоду над Эквестрией колдовством. Но не думал, что это так сложно…       Майк очень тяжело вздохнул.        — Не вы один. Большинство земных с единорогами — извини, Старгейз, не про тебя лично — да что греха таить, и пегасов тоже… Короче, многие думают, что работа погодных команд — это просто «облако туда, облако сюда». А это, между прочим, целая наука! Одна ошибка — и часть Эквестрии останется без осадков, а где-то в другом месте будет потоп.        — Я знаю, как важна твоя работа, Майк, — Сильвер потрепала особенного пони крылом по плечу. — Только… Ребята, мы вам не мешаем?       Йев’ени отмахнулся.        — Сейчас затишье. У нас основная посещаемость — утро и вечер, если в будние дни.       Сильвер перевела взгляд обратно на рисунок.        — Старгейз, так что это?       Вместо ответа я достала демонстрационный образец и протянула пегаске.        — Пробуй!       Художница провела несколько линий по бумаге, меняя наклон и нажим. Заинтересованно уставилась на результат.        — Интересное устройство! Старгейз, как эта штука работает? Ты же даже не макала ее в чернила…       Я принялась кратко объяснять ей устройство стиломеха. Сильвер слушала, затаив дух. Попыталась сделать небольшой набросок на том же листе.        — Знаешь, подруга, — произнесла она, похлопав меня по ноге. — А ведь это может вырасти в новый жанр в искусстве.        — Мы позиционируем эту штуку, как письменный прибор, — проговорил Йев’ени. — Хотя… Для рисования ее, конечно, можно использовать. Только учтите, чернила нестойки на открытом свету, через полгода-год рисунок начнет выцветать.       Майк с кряхтением поднялся. Заглянул Сильвер через плечо.        — Интересно, — согласился он задумчиво. Ухватил зубами стиломех, тоже попробовал что-то написать.        — Осторожно! — предостерегла я. — Покрытие хрупкое. Их надо держать копытокинезом.        — Хрупкое? — Майк выплюнул стиломех. Покрутил его в копытах, потряс. Попытался взять на излом.        — Майк! — возмущенно воскликнула Сильвер.       Не обращая на нее внимания, пегас провел по листу несколько росчерков.        — Мистер Комаров, — деловито произнес он. — А как у этой штуки с водостойкостью? Или минусовыми температурами?       Тот развел руками.        — Реми! — крикнул он в открытую дверь. — Можно тебя на минутку?        — Сейчас! — отозвалась пони. Раздалось звяканье стекла, шум воды. В дверной проем просунулась синяя головка.        — Что такое?       Йев’ени повторил вопрос Майка.       Реми хмыкнула.        — Кристалфиолет — сам по себе водостойкая штука. Если вы про водостойкость чернил, конечно же. Насчет водостойкости стиломеха — ну держать под водой так-то я в любом случае не советую. Морозостойкость — градусов до десяти, пожалуй.        — А писать на мокрой бумаге ей можно?       Реми и Йев’ени дружно замотали головами.        — Чернила поплывут.       Йев’ени кашлянул.        — А к чему вопрос, мистер Хуф?       Пегас оглядел нашу троицу.        — Бригадиры и учетчики часто жалуются, что затачивать карандаш в полете неудобно, к тому же отчеты по уставу требуется заполнять чернилами. Они тратят кучу времени, переписывая документы. С этой штукой можно было бы заполнять погодный формуляр прямо в воздухе… Придумать бы только, как ее держать зубами. И чтобы ей можно было писать в дождь или в мороз.       Йев’ени покачал головой.        — Ну зубы — самое простое. Какой-нибудь каучуковый чехольчик и дело с концом. А вот что до водостойкости…        — И морозостойкости, — подхватила Реми. — Хотя, если вернуться к масляным основам… Поэкспериментировать можно, хотя что из этого выйдет… Можно увеличить пропорцию кристалфиолета в рецепте…       Йев’ени почесал затылок.        — А если добавить в чернила какого-нибудь тосола?       Земная пони недоуменно на него посмотрела.        — Добавить чего?        — Тосол. Ну, антифриз. Незамерзайка. У вас ей не пользуются?       Реми прикрыла глаза.        — Я, если честно, про такие штуки что-то читала еще в училище. Дайте мне денька два, освежить воспоминания. Не скажу сейчас.       Майк покачал головой.        — Почем эта штука?        — Пятьдесят шесть золотых.        — Беру. Покажу завтра парням из команд, посмотрим, что они скажут.       Сильвер поднялась в воздух и сняла со стены пейзаж.        — А я тогда украду у тебя картину. Загляну завтра к кое-каким знакомым с выставок и дам им взглянуть на эту штуку. Можно ведь?       Я засмеялась.        — Можно ли? Ребята, я не знаю, как вас отблагодарить за помощь!       Пегаска тоже улыбнулась.        — Ну, это и есть магия дружбы, не так ли? Так говорит принцесса.              Вечерний (да какое там, ночной) Мэйнхэттен окутывал нас снежным облаком. Большинство пони уже сидело по домам, и на город опустилась тишина. Нарушаемая только хрустом снега под копытами.       Ну как тишина? Относительная, Мэйнхэттен никогда не засыпал полностью! Доносились от Хуфлина отдаленные смех и гул голосов, цокот копыт и шорох колес такси по расчищенному асфальту. Старое булыжное покрытие в нашем районе как раз начали менять этим летом.       Я снова зевнула. Кофе давно выветрился, и все, о чем я мечтала — о постели.        — Не засни на ходу, — предупредил меня Йев’ени. — Я тебя на руках не донесу.        — Ну спасибо! — деланно надулась я. — Я и так знаю, что я толстая!        — Что?! Старгейз, я не имел в виду…       Я украдкой покосилась на его озадаченное лицо — и, не выдержав, прыснула.        — Видел бы ты себя сейчас!       Тот решительно наклонился и сделал вид, что замахивается снежком.        — Вот я тебя сейчас!        — Не сможешь, у меня телекинез! — тут я, конечно, прихвастнула… Впрочем, Йев’ени поверил — снежок вместо меня улетел в вывеску. Довольно точно угодив в изображенные на ней скрещенные ножницы и расческу.       Наши тени плясали в свете фонарей, двоясь и накладываясь. Светлячковые лампы отбрасывали размытые блики на сине-серебристый снежный покров. Их свет смешивался с серебряными лучами Луны, и казалось, что ночной город погрузился глубоко под воду. Будто мы шли не по Мэйнхэттену, а по Сиквестрии времен Штормовой войны.       О добродетель, а это идея! Я, конечно, не была уверена, похожи ли улицы морских пони на наши… да ясно, что не похожи! Но я же имею право на художественную условность? Изобразить город погрузившимся на морское дно, городские аллеи — поросшими гигантскими водорослями, а вместо звездных огней — нарисовать огоньки медуз и глубоководных рыб… И при этом оставить улицы и крыши покрытыми снегом!       Озадачить зрителя — и сохранить эту волшебную атмосферу подводного сумрака и зимней улицы…       Скорей бы добраться до дома — и сразу броситься к рабочему месту, пока образ перед глазами!        — Старгейз! — прервал меня оклик человека.       Я дернула ушами.        — Что? Извини, я прослушала.        — Никаких картин в половину первого ночи.        — Что? Как ты…       Теперь засмеялся Йев’ени.        — У тебя на морде было очень задумчивое выражение, ты десять минут рассматривала городские улицы, глядя сквозь меня, а потом — ускорила шаг. У тебя оно такое всегда, перед тем, как ты залипнешь за красками.       Я покраснела.        — Я только на минутку…       Йев’ени решительно замотал головой.        — Знаю я твои минутки.        — Тиран!        — Ага. И инопланетный оккупант.       Холод пощипывал нос. Над закрытыми дверьми и темными окнами лавок кое-где уже появились карамельные трости, гирлянды и еловые ветви. Шальные пропущенные пегасами тучки набегали на Луну, ненадолго ее закрывая.        — И вообще, нам надо что-то придумать со сменами, — задумчиво проговорил человек. — Я-то ладно, не в первый раз замужем, а вот ты такими темпами скоро будешь истреблять кофе литрами, и мы разоримся.        — Замужем? — уставилась я на него.        — Тьфу ты. Не обращай внимания, это просто пошлая присказка. На язык подвернулось.        — А-а-а, ясно… Слушай, да что тут придумывать? Нас двое пони на две смены… в смысле, двое разумных!        — Да ладно, я понял.        — Ну так вот. И кому-то надо расписывать заготовки! Тут по-другому никак. Нам не по карману держать второго продавца отдельно. Еще хорошо, Стил с Реми порой выручают.       Йев’ени вздохнул.        — Ты так совсем загонишься.       Я махнула копытом.        — Ерунда. Я привыкла. Перед экзаменами случалось не спать и несколько дней кряду.        — Привыкла она, — буркнул тот. — Так себе привычка, знаешь ли.        — Ты и сам работаешь не меньше!        — Да, только не сижу за картинами до половины пятого.        — Ну ладно, ладно, — я прервалась, ухватив зубами ручку двери.       Йев’ени задумчиво проследил взглядом за моим движением.        — Я давно заметил, — проговорил он. — Старгейз, а тебе эта штука не кажется странной?       Я посмотрела на него, затем на дверь. Ничем от любой другой не отличавшуюся.        — Эта — какая?       Йев’ени взялся за ручку.        — Дверь. Вот смотри. У тебя нет ощущения, что ее делали под мои пальцы? Ее же реально неудобно открывать ртом, для этого ручку надо было повернуть вбок и сделать потоньше. И так со многими вещами — от чашек до твоих кистей. Зато они выглядят точь-в-точь как в моем мире.        — Ну я как-то никогда не задумывалась… Хотя слушай. Копытокинетическое поле лучше действует на предметы неправильной формы, это все знают. К тому же есть много видов с пальцами! Драконы, минотавры, грифоны, абиссинцы, псы…        — Но они же вроде редко у вас встречаются?        — Может, и редко, — я прикрыла дверь. — Но, видимо, так проще, чем делать отдельные вещи для каждой расы. Ну и вообще, так принято издавна.       Йев’ени выглядел неубежденным, но спорить не стал. Мы поднялись по лестнице, вошли в квартиру и плюхнулись на диван, даже не зажигая свет — оба слишком устали. Лишь сбросили куртки куда-то в район человеческой кушетки.        — Йев’ени, — окликнула я его, перебарывая сонливость.        — Ау? — он зевнул.        — Слушай… я хотела попросить прощения.        — Это за что же? — судя по тону, с него даже сон слетел.        — Я еще год назад пообещала семье, что следующий День Согревающего Очага проведу с ними.        — Э-э-э… Как говорится, «вопрос понятен, а в чем проблема»?       Я вздохнула.        — Просто… Просто я подумала — каково встречать День Очага в чужом городе одному…       Раздался короткий смешок.        — В упор не вижу сложностей. Напрошусь на пьянку к Филу с Майклом, а может, просто отдохну дома. Я-то его никогда не праздновал, особо ничего не теряю.       Я повернулась к нему.        — Никогда не праздновал День Согревающего Очага? Ах да, ты же… Но ведь у вас есть похожий праздник! Ты же сам говорил!       Человек запрокинул руки за голову. Судя по слабо видимому в свете фонарей силуэту.        — Тут как бы тебе объяснить… У нас целых два праздника, Рождество и Новый Год. Они оба очень похожи на ваш День Очага, даже празднуются почти в один день. Но в нашей стране долго было не принято праздновать Рождество, и все стали отмечать Новый Год вместо него. В других странах празднуют Рождество, оно и по дате ближе к вашему празднику.        — Как странно, — протянула я. — У нас тоже есть день Нового Года, но это просто дата основания Эквестрии как государства и момент смены даты. Особого значения ему не придают.        — Ну вот.        — А как у вас его празднуют, ваш Новый Год? Похоже на наш праздник?        — Как празднуют? Ну, мы тоже ставим и украшаем елку, ты же помнишь, как я удивился, когда ее у тебя увидел… Дарим друг другу подарки.        — Как и мы!        — Ага. Готовим особые блюда — обычно это специальный салат, мандарины, селедка под шубой…        — Под шубой? Это тоже такое блюдо?        — Ага, это такой рыбный салат, просто так называется. Ну вот. Собираемся за столом, включаем одну старую комедию — про человека, который выпил лишнего и случайно уехал в другой город, а там попал в очень похожую на свою собственную квартиру… Потом слушаем праздничный концерт, а когда приближается полночь — его прерывают на поздравление правителя. Потом ровно в полночь, когда бьют часы, мы открываем бутылку шампанского и выпиваем под праздничный тост. Затем выходим на улицу, запускаем фейерверки, делаем снеговиков, играем в снежки…        — Должно быть, это очень весело, — мечтательно произнесла я. — Я хотела бы увидеть ваш праздник когда-нибудь.        Йев’ени рассмеялся.        — Так за чем же дело стало? Ты надолго уезжаешь?        — Дня на три.        — Ну так давай! Как раз к твоему возвращению и отпразднуем!       Я подпрыгнула на диване. Тот жалобно скрипнул пружинами.        — Отличная идея! Йев’ени, ты гений!       Тот снова засмеялся.        — Так ты едешь навестить семью? Они у тебя где-то поблизости, да?        — Да, в Нью-Хейси, это небольшая деревня на материке. Отец работает магом-рудознатцем на рудниках близ Холлоу Шейдс, так что его подолгу не бывает дома. А мама — домохозяйка.        — Понятно, — рассеянно пробормотал Йев’ени.       Я помедлила. Собралась с духом.        — Слушай… Извини, если вопрос покажется неловким. Ты можешь не отвечать, если не хочешь.        — Я даже как-то не представляю, что такого неловкого ты у меня собралась спросить, — проговорил человек недоуменно.       Я повернулась, устроившись на диване поудобнее, мордочкой к нему.        — Знаешь… Ты ведь совсем ничего не рассказываешь про свою жизнь на Земле. Я понимаю, тебе тяжело думать, что ты больше никогда не увидишь друзей с родными… Но, может, будет легче, если проговорить это?       Мне ответило молчание. Йев’ени сидел, опустив подбородок на сцепленные руки.        — Извини, что спросила, — прошептала я.        — Нет, — раздалось в ответ. — Нет. Ты права, Старгейз. Надо пропустить это через себя.       Он тоже повернулся ко мне, спиной опершись на угол спинки и подлокотника.        — Земля… Я вырос в Москве, это государственная столица. У меня есть брат и сводная сестра, оба младшие. Отца не помню — они с мамой расстались, когда мне было пять лет. Я переехал от них в двадцать, хотелось попробовать пожить одному. Снял однушку в Подмосковье… Учился на программера, но на третьем курсе денег стало не хватать, а бюджет не светил. Да и возникло чувство, что это не мое немного… Знаешь, у нас же нет меток, как у вас — приходится пробовать наугад, пока не поймешь…        — У нас тоже не каждый получает кьютимарку в детстве, — пробормотала я. — Обычно лет с восьми до двенадцати, но иногда пони долго ищут себя, прежде чем поймут, в чем талант. Или как истолковать свою кьютимарку…       Йев’ени кивнул.        — Мой случай, наверное. Я устроился на работу в мастерскую, мы как раз собирали и чинили замки — поэтому я и сообразил, как починить твой. Потом через год устроился в торговую фирму, они занимались всякой канцелярской сувениркой на заказ. Проработал там пару лет, приходилось порой вникать во всякое такое — что мы продаем, как оно устроено… Вот там и выяснил про ручки. Нет, мы их собирали из готовых запчастей, но я увлекся, стал читать всякое про марки, про чернила. А очутился у вас — и вспомнилось.       Он помолчал.        — Слушай, — поддавшись импульсу, спросила я. — А у тебя на Земле… был кто-то особенный?        — Особенный? — переспросил Йев’ени недоуменно. — А, ты имеешь в виду, девушка?       Я кивнула.        — Да как тебе сказать… Была одна девчонка из параллели на первом курсе, но как-то ничего серьезного у нас не срослось. Потом… потом уже после переезда познакомился в клубе с Юлькой. Мы встречались года два с чем-то, но под конец поняли, что нас обоих это напрягает, ну и… Знаешь, решили отдохнуть друг от друга.       Он кашлянул.        — Слушай… А у тебя кто-то в этом плане…        — Особенный пони? — теперь, видно, моя очередь переспрашивать.        — Ага, — проговорил Йев’ени.        — Да в принципе что-то похожее… Я встречалась с земнопони из редакции, Фаст Тайпом. Но он перевелся работать в Филлидельфию. Мы пробовали отношения по переписке, но знаешь… оказалось, они не работают, — пожала я плечами. — Мы в его последний приезд поговорили, и оба согласились, что лучше не связывать друг друга обязательствами.        — Понятно, — он хрустнул пальцами. Замолк.        — Ты знаешь, мне действительно легче, — вдруг раздалось после паузы. — Наверно, это и впрямь стоило проговорить. Да и то… Хотя, — он вздрогнул.        — Знаешь, в каком-то смысле… Я словно перебрался в другую страну, откуда нельзя даже послать письмо или написать СМС. Я себе говорю, что у них там все хорошо, пусть я не могу их увидеть. Потом вспоминаю, что там, дома, в ванной осталось… — он резко оборвал себя.        — И то, — выдохнул он после минутного молчания. — Софт Грит кое-что рассказала, потом я поспрашивал Фила. Через два года после моей, — он осекся, резко выдохнул через сжатые зубы, — смерти. Через два года после этого началась пандемия. Появилась новая болезнь. Погибло… миллионы только по официальным цифрам, а Филипп сказал, некоторые подсчеты доходят до десятков миллионов.       Я ощутила, как по шкурке проходит ледяной озноб. Да это же гораздо больше, чем все население Эквестрии!        — А потом, — пробормотал человек почти неразборчиво, — началась война. Не знаю, кто был прав, кто виноват… политики, мать их… Первые выстрелы прозвучали еще при моей жизни, потом все вроде бы поулеглось… А через четыре года от того, как я… в общем, началось по-настоящему большое кровопролитие. С ума сойти. И никто здесь не знает, чем оно закончилось. Погибших после определенного момента просто перестает сюда затягивать. Майкл сказал, есть теория, что там, на Земле… просто не осталось никого, кто бы смотрел сериал про вас.       Я поднялась. Подалась вперед.        — Старгейз? Ты чего… — Йев’ени осекся, когда я обхватила его шею передними ногами. Вздрогнул.       Человеческая рука неуверенно скользнула по моей гриве.        — Что бы я без тебя делал, — произнес он глухо, продолжая поглаживать меня по загривку. — Сошел бы с ума в первые несколько дней, как те несчастные, наверно. Спасибо.        — Все будет хорошо, — пообещала я тихо. Чувствуя, как скользят завитки гривы через его пальцы. Зажмурилась и уткнулась мордочкой ему в плечо.       Йев’ени вздрогнул. Мягко, но настойчиво отстранил меня.        — Что?..        — Нам завтра рано вставать, — каким-то дрогнувшим голосом произнес он. — Слушай, еще чуть-чуть, и мы так на диване и отрубимся.       Я залилась краской.       Хвала Сестрам, мою мордочку не увидеть при таком тусклом освещении.       Глупая пони, ну кто тебя просил лезть в личное пространство иного вида? Знаешь же, что даже в культуре грифонов и минотавров объятьям не придают такого значения, как у нас! Даже простое дружеское объятие может показаться невежливым!       «А точно дружеское?» — прошептал подлый голосок где-то в глубинах мозга.       И от этого я покраснела еще сильнее.       Хватит, глупая пони! Благодари Селестию, что твои мысли никому не известны!       Еще подобного не хватало, чтобы окончательно выбить Йев’ени из колеи! И так удивительно, что он держится молодцом после пережитого!        — К… конечно, — пробормотала я. — Давай. Пора ложиться.