The Flower Shop

      Гермиона в третий раз внимательно оглядела себя, стоя перед зеркалом. Она надела огненно-красное платье, решив пойти без мантии, так как день обещал быть тёплым. Она приняла душ, нанесла макияж и привела в порядок причёску. К половине десятого она была готова. Если бы она собиралась встретиться с Гарри или Роном, то не прикладывала бы столько усилий. Однако она собиралась на встречу ни с Гарри, ни с Роном. Она ждала Виктора — мужчину, чей поцелуй она всё ещё ощущала на своей щеке, мужчину, который заставлял её чувствовать лёгкость во всём теле.       Виктор остановился перед дверью в квартиру Гермионы. Почувствовав, что от волнения он вспотел, а его дыхание сбилось, Виктор позволил себе немного постоять, чтобы успокоиться. Было почти десять часов утра, он пришёл достаточно рано, чтобы его можно было назвать пунктуальным, но не настолько рано, чтобы Гермиона не успела собраться. Он специально избегал её последние дни, чтобы сейчас у них состоялся приятный разговор без неловких пауз. Было столь мучительно находиться вдали от неё все эти дни, что он удивился, что до этого сумел выдержать разлуку длиною в несколько лет.       Он постучался и с нетерпением стал ждать Гермиону. Она открыла дверь, и, когда Виктор увидел её, у него перехватило дыхание. Гермиона была одета в Болгарский красный, и он не мог оторвать от неё глаз, понимая, что его фантазии осуществились. «Заходи. Мне нужно закончить собираться. Я быстро», — пригласила она и быстро убежала в ванную.       Теперь он мог в полной мере восхититься квартирой Гермионы. На полках лежали разные безделушки, которым он не придал значения. Он увидел напёрсток, кухонное полотенце, вырезки из старых газет и, к своему удивлению, рамку с их совместной колдографией. Она была одета в пудрово-голубое платье, а он — в нарядную мантию. Они смотрели друг на друга с такой любовью в глазах, что он с трудом сдержал слёзы. Он рассмеялся, увидев, как молодой Виктор понимающе подмигнул, и мягко улыбнулся, когда Гермиона помахала ему. Тогда она была молода и невинна, ужасы войны ещё не коснулись её. Он вздохнул, понимая, что ничто уже не будет как прежде. Но ему не было грустно, они изменились, и он надеялся, что их отношения тоже изменятся.       Гермиона ещё раз расчесала волосы, почистила зубы, прежде чем нанести светло-красный блеск, и в последний раз взглянула на себя в зеркало. Он не заметил, когда она вошла в гостиную. Он стоял к ней спиной, рассматривая колдографию. Подойдя ближе, она поняла, что это колдография, которую она хранила со Святочного бала. Она покраснела, осознав, что Виктор узнал, что все эти годы она хранила его волшебное фото. Но она знала, что он был тронут. — Это одно из моих любимых воспоминаний, — сказала она чуть дрогнувшим голосом. Он обернулся, держа в руках колдографию. — Дамблдор отдал мне это фото, когда ты уехал. Он сказал, что никогда не видел меня такой счастливой. Он очень тебя любил.       Она понимала, что много болтает, но воспоминание, в котором Дамблдор, протягивая ей колдографию, говорил: «Никогда не прекращай с ним общение, Гермиона. Он один из лучших людей, которых я встречал. А ты можешь допустить ошибку», было одним из её любимых, связанных с директором. — Мне тоже дорого это воспоминание. Я бы хотел, чтобы и у меня была такая колдография, чтобы я мог смотреть на неё в любое время. Но Каркаров не был таким же щедрым, как твой директор, — он вздохнул, возвращая рамку на полку, и вновь взглянул на Гермиону.       Гермиона была вынуждена занять себя сбором вещей. Она убрала свою палочку и кошелёк в сумку и повесила её на плечо. Если бы она не отвлеклась, то так и стояла бы, пялясь на Виктора весь день, и они никуда бы не пошли. Он выглядел великолепно в своём черном наряде. Он стоял суровый, сильный и мужественный. — Я готова, так что, если ты тоже готов, мы можем идти, — мелодично сказала она, и он повёл её гулять по Враце.       Виктор очень хотел взять Гермиону за руку, пока они шли по мощёным улицам древнего города. Они остановились у руин, которые, как объяснил Виктор, до войны были прекрасной библиотекой. «Я часто проводил здесь время, пока, ну, ты знаешь».       Она кивнула, с печалью думая об уничтоженных книгах. Они осматривались в новом книжном магазине, построенном недалеко от руин, и оба покраснели, когда мальчик, направлявшийся в Дурмстранг, попросил Виктора подписать его учебник по квиддичу, а молодая ведьма забегала вокруг Гермионы, умоляя её подписать книгу по зельям. — Я хочу стать героиней, как ты! — девочка лучезарно улыбнулась Гермионе.       Гермиона, знавшая, что в Дурмстранге учились только мальчики, не была уверена, в какую школу направлялась девочка. Она пригладила её непослушные волосы. — Тогда ты должна учиться и усердно работать, как это делала я. Это лучший совет, который я могу дать, — она улыбнулась девочке, которая тут же пообещала всё это выполнить. — Может быть, хотя бы известную ведьму ты послушаешь! — сказала мама девочки, а та, попрощавшись с Гермионой, убежала.       Виктор восхищённо наблюдал, как Гермиона общалась с маленькой девочкой. Она была очень вежливой и ответила на все вопросы, которые та задала. Пока его фанаты хотели получить только его автограф, чтобы похвастаться перед друзьями, фанаты Гермионы хотели получить её советы и наставления, чтобы стать великими волшебниками. — Им всем одновременно повезло и не повезло, — задумчиво произнесла Гермиона, когда они покинули книжный магазин. — Как это? — спросил он, гадая, что она имела в виду. — Война закончилась. У них будет счастливое детство, они смогут спокойно учиться. Захотят ли они играть в квиддич или изучать зелья, у них будет такая возможность. Но они потеряли своих родителей, братьев, сестёр, друзей. Многие остались сиротами, как Гарри, и несмотря на то, что они будут жить, зная, что война закончена, они будут скучать по своим близким.       Виктор взглянул на Гермиону и почувствовал, как его сердце болезненно сжалось при виде боли, отразившейся на её лице. Не раздумывая, он осторожно сжал её руку. — Давай продолжим разговор в моей любимой таверне, — предложил он, указывая на Каменный Котёл.       Она улыбнулась ему, чувствуя, как от его прикосновения кружилась голова. Они зашли в таверну и расположились за столиком в углу. Теперь, когда они сидели с двумя кружками сливочного пива, Виктор был готов больше узнать о том, что было на войне. Он и сам хотел рассказать несколько историй, но знал, что Гермионе, которая едва ли делилась с кем-нибудь своим горем, это было нужнее. — Гермивона, я думаю, нам нужно поговорить о войне. Если ты не хочешь ничего рассказывать, у меня есть несколько историй. Ты сможешь посидеть и послушать. Но мне кажется, лучше поделиться воспоминаниями о тех, кто был тебе дорог.       Он слегка улыбнулся, и она вздохнула, понимая, что он прав. Она осторожно кивнула. Не такого она ожидала от сегодняшнего дня. — Когда война пришла в Болгарию, я вызвался добровольцем. Многие отговаривали меня, но я знал, что поступал правильно. Я остался здесь, в Враце, и защищал людей. Когда пришли Пожиратели Смерти, я защищал детей, таких как те ребята, которых мы видели сегодня. Я спас всех, кроме одного ребёнка.       Глубокая грусть отразилась на его лице, и Гермиона крепко сжала его руку. Он удивлённо посмотрел на неё, затем выражение его лица смягчилось, и он погладил тыльную сторону её ладони большим пальцем. — Его родители были на стороне врага, они думали, что так будет лучше. Мой сокомандник Иван сражался с отцом мальчика, и когда он умирал, то забрал сына с собой. Я спас всех, кроме него, защитил всех, кроме него.       Виктор никогда никому не рассказывал эту историю. Он увидел слезу, скатившуюся по щеке Гермионы, и осторожно стёр её свободной рукой. Теперь она понимала причину застенчивости Ивана, понимала, почему временами замечала тоску в его взгляде. — Ты так много сделал, защитил стольких людей. Тебе не должно быть стыдно, ты должен гордиться собой, — дрожащим голосом сказала Гермиона. Он сжал её ладонь, радуясь, что она им гордилась. — Я горжусь. Я знаю, что сделал всё, что мог. Но всегда буду помнить мальчика, которого не сумел спасти, — он опустил взгляд на их руки, в его голосе звучала печаль.       Гермиона понимала, что теперь настала её очередь говорить, её охватил ужас. Не прошло и года со дня окончания войны, и, несмотря на то, что мир быстро двигался дальше, она не могла справиться с тоской. — Я-я убивала, — прошептала она, опустив взгляд, не в силах смотреть в глаза Виктору. — Я использовала смертельные заклинания множество раз, ранила множество людей. Я видела, как мои друзья жертвовали собой, видела столько смертей. Слишком многие погибли от моей руки, — она вздохнула.       Она помнила почти каждого, кого убила. Смерть искажала черты их лиц. Виктор молчал, ожидая, что она продолжит говорить. — Я знаю, что они были на стороне врага и на войне такое случается, но у них была своя жизнь, свои семьи. Как я могу быть уверена, что не убила невинных людей, которых шантажировал сам знаешь кто. Что если я просто хладнокровная убийца? — признаваясь в своих чувствах, она заговорила быстрее. Она ахнула, когда Виктор оставил невесомый поцелуй на мягкой коже её ладони. — Шшш, Гермивона. Не волнуйся, ты в безопасности, — прошептал он.       Он посмотрел ей в глаза, но, на удивление, в его взгляде ничего не изменилось. Теперь, когда Виктор знал, что она убивала, Гермиона ожидала увидеть презрение в его глазах, но он смотрел на неё с обожанием. — Ты всё та же красивая, умная девушка, которую я встретил в библиотеке много лет назад. Ты можешь думать иначе, но я вижу перед собой девушку, всегда беспокоящуюся о других, всегда стремящуюся к знаниям. Ты спасла нас, Гермивона. Ты, Поттер и Уизли, вы спасли нас от зла. Ты убивала волшебников, но такое случается на войне. Я защищал людей, стараясь спасти всех, кого любил. Ты сражалась, стараясь спасти даже тех, кого не знала, — убеждённо говорил он, желая, чтобы она поверила ему.       Гермиона коротко улыбнулась, и он понял, что сумел помочь ей справиться с чувством вины. Он надеялся, что в будущем поможет ей справиться и с болью.