У всего есть цена

Это могла бы быть обычная операционная, с такими же, как и везде, врачами, оборудованием и студентами — практикантами. Но здесь стояли самые лучшие аппараты, работали самые квалифицированные сотрудники. А всё потому, что это было на Предприятии 3826. В один из, казалось бы, обычных дней, майора Сергея Нечаева привели в это помещение две медицинских сестры, держа его за руки и щебеча что — то вроде «Всё будет хорошо, товарищ» или «Не беспокойтесь». Беспокоиться П — 3 было не о чем. Точнее, почти не о чем. Мужчина в больничной сорочке, бахилах и шапочке с абсолютно равнодушным взглядом прошествовал к операционному столу, сверля его взглядом. На соседнем таком же столе лежало что — то похожее по силуэту на человеческое тело, но Нечаев не смог понять, что это, как не смог понять и того, что, собственно, собирается сделать с ним Дмитрий Сергеевич, но доверие к шефу заглушало все сомнения. Несмотря на военную выправку и всё тот же немигающий, отрешённый и ничего не выражающий взгляд, на душе скребли кошки. — Ложись, сынок. Сеченов жестом указывает на чёрную мягкую поверхность стола, застеленную специальной тканью. Сергей исполняет сказанное и видит перед собой несколько круглых ламп с бьющим в глаза ярким белым светом. Сердце медленно, но громко стучит о рёбра, и Нечаеву кажется, что оно вот — вот выскочит из груди. Он не слышит голосов врачей, стоящих вокруг, писка подключаемых аппаратов жизнеобеспечения, всё так же спокойно реагирует на приближающуюся мужскую руку с наркозной маской. Когда маска оказывается в миллиметре от лица, голубые глаза майора внезапно загораются и умоляюще смотрят вверх. Несмотря на уже поступающий в организм наркоз, Сергей находит в себе силы, чтобы немного пошевелиться и хрипло, жалобно, с как будто угасающей надеждой сказать: — Верните… Её… С этими словами он тянет почти полностью онемевшую руку к Сеченову, словно падает куда — то в пропасть и хочет, надеется, что академик успеет схватить его за руку и спасти. Дальше наступает темнота. *** — Пациент готов к операции — спокойно заключает медсестра и Сеченов, поправляя синюю резиновую перчатку, тихо говорит: — Потерпите, родные… На лбу выступает пот, когда академик делает первый надрез, дабы добраться до модуля «Восход», что установлен в мозге Нечаева. Вот и он. Сеченов аккуратно вынимает модуль из головы майора, на что тот незамедлительно реагирует: давление и частота сердечных сокращений начинают неистово колебаться, не желая расставаться с такой сильной опорой. Несмотря на пульсирующие виски, Дмитрий открывает полимерную капсулу внутри устройства и достаёт оттуда содержимое, помещая его в подобие копировального аппарата, только для полимеров — генератор. Последний минуты три шумит и гудит, в точности повторяя состав полимерных волокон и атомов, а затем выдаёт капсулу с веществом. Её Сеченов вставляет в уже заготовленный корпус для второго мозгового расширителя и выдыхает, несмотря на то, что расслабляться ещё рано. Пришло время последнего этапа — синхронизации модулей. — Подсоединяйте объекты! — хрипло командует мужчина, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Нечаев, несмотря на возвращённый на место имплант, всё ещё нестабилен. Тело его сводит судорогами, считывающие приборы быстро и громко пищат, увеличивая тревожность и напряжённость обстановки. Медсёстры тем временем откидывают полотно со второго стола. На нём — биополимерное тело агента с кодовым именем «Блесна» — Екатерины Нечаевой. Полностью восстановить ни тело, ни мозг не удалось, поэтому пришлось прибегнуть к замене многих его частей с максимальным сохранением настоящих. Помещённый в мозг Кати модуль начинает светиться и пищит, оповещая о запуске системы. Не без помощи аппаратов и интубации появляется её пульс, дыхание, давление. Сергей же при подключении модулей к друг другу будто бы просыпается и начинает звать: — Катю — юша… Ка — тя — а… — Полимерная память… — в глазах Сеченова появляется отчаяние, и за те полсекунды, что он анализирует ситуацию, сердце его успевает сделать сальто триста тридцать раз. Сердцебиение Нечаева становится медленнее. Аппарат тревожно сигнализирует об этом: Пи — ик… Пи — ик… Пи-ик… — Пульс пропадает! — Вводите стабилизаторы! Быстро! Медсёстры не теряют времени и уже вводят нужные вещества через катетеры. Майор приоткрывает глаза на пару секунд, в них светится всё та же надежда, но теперь смешанная с отчаянием. — Ка — атя — а — снова зовёт он уже осипшим, слабым, почти не слышным голосом… — Состояние «Блесны» нормализуется — сообщает медсестра. Но Сеченов смотрит в другую сторону, на обездвиженное, не подающее признаков жизни тело Нечаева. Дыхание и сердцебиение становятся быстрее. На глазах выступают слёзы. — Серёжа… Сынок… Нет… — шепчет академик и замолкает. Тишина в операционной. Её нарушают лишь мерное дыхание уже спящей и начавшей отходить от наркоза Екатерины и громкий, давящий, такой привычный за много лет работы, но такой тяжёлый и печальный, протяжный звук аппарата: «Пи — и — и — и — и — …»