Оффлайн Ведьма

      В тот прекрасный тёплый полдень, хотя времени и было уже чуть больше, я осознала одно: все тайные сговоры, скорее всего, были осуществлены женщинами, запертыми в ограниченном пространстве дольше, чем на полчаса. И мужчины, которые считали себя тайными манипуляторами, вероятно, почивают на лаврах своих же матерей, жён или девушек.       Вначале мы ехали в тишине, даже музыку и радио не включали. Наверное, Нине было всё-таки некомфортно в компании Ведьмы, от которой она требовала приворота её ненаглядного, и дочери Ведьмы, которая буквально выволокла её из кабинета колдуньи. Иначе я не могла объяснить, почему природная болтливость Яйцевой дала сбой.       Марфа Васильевна молчала лишь потому, что, скорее всего, мысленно перебирала список того, что надо было взять с собой, и пыталась убедить себя, что ничего не забыла. Я поняла это по тому, как периодически ловила её отражение в зеркале заднего вида: мать шевелила губами и, кажется, я разобрала слова «свечи» и «глиняные подсвечники». Мания контроля во всей своей неприглядной красоте. Тяжело, наверное, жить так, когда и на секунду не можешь отпустить ситуацию из-за банального страха оказаться невластной над ней.       Я же молчала, потому что думала о Психе. Как ни странно, я переживала из-за него. Дорога — дело такое, случиться может всё, что угодно: от проколотого колеса до перевернувшегося КАМАЗа. И тот факт, что Серёжа мне до сих пор не написал, заставлял меня нервничать. Сложно, что ли, черкануть три слова? «Приехали. Пошёл спать» было бы более чем достаточно.       Но нет, ничего он мне не написал. Так что я, как Ассоль, что ждала Алые паруса, ждала несчастную эсэмэску. Вот вам и вся книжная романтика в рамках современного мира. С одной стороны, технологии многое упростили, а с другой — теперь то, что твой ухажёр не спился к тридцати годам и не создаёт проблем — уже достижение. А уж если на день рождения кавалер притащил букет цветов — можно считать его Богом!       Примерно такие мысли крутились в моей голове, пока я везла мать на работу. В общем, злясь на тишину от Психа, я занималась ментальным обесцениванием мужской половины человечества.       Зачем?       Наверное, ради, так сказать, изощренного удовольствия или же просто от скуки.       Но моё жуть какое интересное занятие, как и тишина в машине, прервались сообщением, пришедшем на мой телефон.       Нина, решившая, что мы с ней на той стадии дружбы, когда можно лазить по телефонам другого человека, или же просто решившая помочь, чтобы не отвлекать меня от дороги, взяла мой телефон из подстаканника и заявила на всю машину:       — Господин «Заочно одобрен» прислал какое-то фото.       Прежде чем я выдала Нине весомое:       — Открывай, — в моей голове пролетели сотни вариантов того, что мог прислать Псих. От плохого до хорошего. Вот тебе и прелести большой фантазии. Или же скорее «больной». Не всегда умение представить ситуацию под разными углами — это хорошо.       Нина, не испытывая ни малейшего стеснения, открыла сообщение и озвучила на весь салон:       — Прежде чем прислать вам фото Алексея Михайловича, спящего в позе эмбриона на детской кроватке, он написал, что доехал без приключений и вырубился сразу, как лёг на подушку.       Вспомнив, как Псих точно так же вырубился в нашу совместную поездку, я усмехнулась. Похоже, это его своеобразная фишка или что-то вроде того.       — О, что-то ещё пишет, — тоном подружки-заговорщицы проворковала Нина, прежде чем я успела надиктовать ей ответ.       В принципе, я ожидала любого сообщения от Психа. Начиная от «пришли мне документы» и заканчивая предложением распять Алёшу-сынка. И, тем не менее, озвученное Ниной послание заставило меня подавиться слюной и закашляться, а Марфу Васильевну тихонечко хмыкнуть сзади. И какой многогранный-то был хмык — в одном звуке целая фраза «я так и знала».       — Ты на этой кровати смотрелась лучше, — выдала Нина, а затем дополнила: — Это тут так написано, я ничего не придумываю.       Вы когда-нибудь испытывали желание выкрутить руль в кювет от смущения?       Я нет.       Но в тот момент, сжав «баранку» посильнее и представив на её месте шею Психа, я решила, что больше никогда не позволю Нине читать сообщения от Психчинского. Потому что если он уже мне пишет, что я смотрюсь на детской кроватке лучше, чем Белозёровский сынок, то чего мне ждать дальше?       Мой мозг в тот момент, наверное, сильно подзавис, потому что я не нашлась с ответом, а Нина всё продолжала читать приходящие от Психа сообщения.       — Хотя он не так плох, как Олег. Но не настолько хорош, чтобы я согласился ещё раз с ним куда-то поехать, — зачитала Яйцева. — Что же такого Алексей Михайлович сделал, что Психич негодует?       Я пожала плечами, обрадовавшись, что Серёжа переключился на что-то адекватное, а не продолжил интернетный флирт.       — О, написал! — просияла Нина. — Он спрашивает, знаете ли вы, как проявляется у человека раздвоение личности и можно ли его отличить от шизофрении. Потому что он не знает, какой диагноз ставить этому брехуну. Возможно, оба.       Нина повернулась ко мне. В её круглых глазах читался немой вопрос. Я вновь пожала плечами и махнула рукой, мол, отдай мне телефон. Нина передала мне его, и я быстро записала голосовое, в котором рассказала, что еду за рулём с полной машиной женщин и предложила вечером созвониться.       Серёжа в ответ прислал стикер, мол, замётано, и я убрала телефон в карман. Вот только тем вечером мы так и не созвонились, потому что я была жуть как занята.       Чем?       Участием в делах, за которые и посадить могут, если хоть кто-то об этом узнает. Слава моим родственникам до десятого колена, что нас не поймали.       Но вернёмся в машину, к Марфе Васильевне и Нине, которая обиженно смотрела на меня, так и не получив новую сплетню для распространения. Хотя какая, к чёрту, сплетня — все и так в курсе, что у Белозёрского сынка проблемы с башкой.       Мы все вновь замолчали. Правда, ненадолго. Всё-таки у Нины имелся какой-то разговорно-болтливый барьер, после пересечения которого она в принципе не может молчать.       — Значит, идея с приметами и проклятиями не очень? — спросила она, и я утвердительно кивнула. — Тогда как насчёт бандитов?       Я замедлилась до черепашьей скорости и просто не смогла больше смотреть на дорогу. Повернув голову к Нине, я спросила:       — Ты сейчас серьёзно?       — Дрия. Глаза на асфальт, — с нотками автомобильной боязни попросила или же скорее приказала мать.       Я повернулась к дороге и поехала дальше по-нормальному, а Нина ответила:       — Так я же не про настоящих.       — А про каких? Игрушечных? — фыркнула я, представив, как толпа оловянных солдатиков, одеты в одежду бандитов из итальянских фильмов про мафию, воруют Нининого отца и пытают его маленькими деревянными пиками. Чем не сюжет для хоррора по мотивам Гулливера и Артура с его лилипутами?       — Почти, — пожала плечами девушка. — Я про аниматоров. У одного моего ухажёра есть своё квест-пространство, и у него там полно актёров и аниматоров. И есть даже одна программа, где надо сбежать от похитителей.       — И как ты себе это представляешь? — с сомнением спросила я. — Сначала твоего отца похищают, а потом похитители такие: «Ой, знаете, не нужны нам деньги, мы эти… альтруисты, так что давайте проведём у вас в саду свадьбу и разойдёмся миром». И твой отец такой: «Да без проблем, ребят». И только они его отпускают, как он идёт в полицию. Твои аниматоры сдают нас, и мы тоже идём в полицию. А потом все вместе ищем тебе жильё, потому что вряд ли твой папа захочет после такого иметь с тобой дело.       — Знаете, — серьёзно протянула Нина, — когда вы так говорите, идея звучит и правда бредово.       Мама на заднем сидении снова хмыкнула.       — Нужно что-то такое, чтобы он не заподозрил нас. А в твоих планах все дороги ведут к нам.       — Девочки, — раздался ироничный мамин голос из-за спины, — что у вас там вообще творится?       Нина, которая, похоже, забыла о существовании моей мамы, аж вздрогнула от её слов. И с неуверенной улыбкой проштрафившегося ребёнка, повернулась к ней. Наверное, действительно испугалась того, что сейчас её будут ругать за то, что она решила поглумиться над собственным отцом.       Не знаю, что Нинка увидела на лице Марфы Васильевны, но она вдруг ни с того, ни с сего, принялась изливать ей душу. Начиная с Никитиной свадьбы и заканчивая папой, который её очень обидел, сначала согласившись, а затем чуть ли не опозорив её перед всеми.       Я слушала рассказ, и от высказанной версии событий у меня вновь начала закипать кровь. Вот же гад непутёвый!       Марфа Васильевна выслушала всё это с каменным лицом, лишь изредка кивая. И когда Нина закончила свою речь пламенной фразой:       — Мы хотим реванша!       Мать моя хмыкнула и выдала:       — Не о том вы, девочки, думаете. Не о том.       — И о чём же нам надо думать? — с ехидцей спросила я, ожидая ответа в духе баб Васи о детях и муже.       Но Марфа Васильевна была куда изобретательней моей бабули.       — О домовом.       В машине повисла поистине гробовая тишина. Как после шутки про покойника, рассказанной на свадьбе. И пока мы с Ниной переваривали услышанное, мама тяжело вздохнула и задумчиво произнесла:       — Я бы предложила вам заключить сделку с домовым, если бы у вас было много времени на то, чтобы довести отца до ручки. Домовые духи — изощренные ребята в плане мелкого пакостничества. И за месяц он бы создал такие условия, что твой отец согласился бы на что угодно, лишь бы избавиться от его внимания.       Мы с Ниной переглянулись. И по тому, каким офигевшим взглядом она на меня посмотрела, я поняла, что в её голове — в той, в которой блуждали мысли о приворотах, бандитах и невестах богов — домовые даже мимо не проходили.       — Но у нас нет времени, — слегка неуверенно ответила она.       — Да, поэтому вам нужно систематически устраивать дома погром, но так, чтобы вас не спалили. А идеально было бы, если бы вы смогли отца ночами слегка придушивать, чтобы он решил, что это его духи душат.       От последних маминых слов меня продрало на хохот, а Нина просто потеряла дар речи. Молчала она примерно минут десять. Вид у неё при этом был такой задумчивый, что, смотри я на неё, а не на дорогу, сразу же принялась бы расспрашивать, о чём она там таком думает.       И пока Яйцева молчала, а я рулила по просёлочной дороге, на которую съехала где-то на середине маминой тирады, мы даже успели доехать до базы отдыха, затерянной на границе леса и речки.       Я как раз парковала свою малышку на забитой под завязку разного рода дорогими машинками парковке, когда Нина вдруг на полном серьёзе выдала:       — Ну, предположим, что устроить незаметно погром мы сможем. Но вот как нам его придушить то, чтобы он не проснулся и не понял, что это мы?       Благо, мы в этот момент никуда не ехали, а то я бы точно во что-нибудь врезалась бы от шока.       — О, — непринуждённо ответила Марфа Васильевна, — убойная доза шикши в чай — и он будет спать, как убитый. А если ещё добавить пару капель настойки из шалфея, то его ждут поистине бредовые сны.       — А он от этого не умрёт? — с опаской спросила Нина.       Мама открыла дверь машины и, махнув рукой, ответила:       — Нет, максимум несварение заработает. Если бы настойку из болиголова налить, тогда инфаркт обеспечен. Но я этого не предлагаю.       — Но у меня нет таких трав.       — А у меня есть, — весомо припечатала Марфа Васильевна и вышла из машины.       Мы с Яйцевой остались в машине одни. Она смотрела на меня долгим внимательным взглядом, явно думая, стоит спрашивать или нет. Но природное любопытство взяло вверх над разумом, и она всё же открыла рот:       — Саш, а почему ты с ней споришь? У неё же есть этот… настой из боли голова.       — Во-первых, не «боли голова», а «болиголов», а, во-вторых, я знаю, где стоит настойка и тоже могу её подлить.       — Высокие отношения, — протянула Нина.       — Не выше твоих, — вторила ей я.       — Что правда, то правда.       Опасливое выражения лица треснуло под натиском уже так хорошо знакомой мне улыбки, и Нина спросила:       — Предположим, мы всё это провернём, но как папа узнает, что именно домовой на него взъелся и что именно ему нужно сделать, чтобы от него избавиться?       — А ты ещё не поняла?       — Нет.       — Нина, тебе ещё учиться и учиться, — покачала я головой, выходя из машины. — Мама же сказала, что донесёт до него эту прекрасную информацию, если мы приведём его к ней в нужной эмоциональной кондиции.       — Она этого не говорила, — ответила Нина, последовав за мной из машины.       На берегу реки было уже по-осеннему прохладно, и Яйцева вздрогнула, когда со стороны налетел пронизывающий ветер.       — Учись читать между строк, Яйцева. Это главное умение женщины.       Стажёрка лишь рассмеялась в ответ. И смех её был скорее предвкушающим, чем просто весёлым. И я поймала себя на мысли, как печально для общества, что в моем окружении нет адекватного человека, способного погасить все абсурдные порывы моей головы.       И да, Псих тоже не подходил на роль сдерживающего рычага.       Мы с Ниной, переглянувшись, забрали из багажника сумки и последовали за Марфой Васильевной к главному входу на базу отдыха. И когда мы с ней влетели в небольшую кибитку охранника, с которым разговаривала мама, напоминали мы взмыленных оруженосцев рыцаря, нежели двух девушек, что утром выбрались на чашечку чая. Хотя, скорее, больше мы были похожи на подмастерьев ведьмы.       И весь вечер мы их и изображали, пока ждали не шибко расторопного, но гиперответственного охранника, которого никто не предупредил о смене программы. Тот, не поверив нам на слово, закрыл нас в кибитке на ключ и понёсся в главный корпус базы к начальству за разрешением. Почему он просто не позвонил, я узнала позже. Видите ли, дядечка утопил свою рацию в реке и боялся сознаться начальнику.       Когда же он вернулся спустя почти пятнадцать минут, весь запыхавшийся и принялся оформлять нам пропускные карточки, на базе отключился свет.       И если я к происходящему относилась вполне прозаично — ну, с кем не бывает? — то Марфу Васильевну, не любившую ждать, в какой-то момент начало потряхивать от злости, и она, просто отодвинув охранника в сторону, прошла через отключившийся турникет, и мы потопали за ней. Ведь так должны вести себя подмастерье? Молча следовать за Великой или что-то вроде того.       Внутри оказалось достаточно стильно и современно. Пешеходные дорожки, что петляли между соснами, собрали из идеально подходящих друг к другу круглых спилов каштана. Характерные тёмные сердцевины мелькали то тут, то там, а некоторые и вовсе напоминали мне своей формой распустившиеся цветы. Хоть я и не являлась знатоком деревьев, но каштановый спил отличить могла, потому что мне им пару лет назад знатно так проели мозг.       Марфа Васильевна ведь дотошно выбирала себе деревянный стол в кабинет. И таскала меня по всем близлежащим лесопилкам в поисках того самого спила. Самое забавное, что после того, как стол ей изготовили, а мой мозг взорвался и воскрес, она просто застелила его скатертью, чтобы воском не закапали. Стол, а не мой мозг.       Так что я испытывала некоторое изощренное удовольствие, ступая по дорожкам к небольшим треугольным домикам, фасады которых полностью остеклили. Тёмные стёкла напоминали зеркала, в которых отражались лес, дорожки и люди.       И последних на базе оказалось жуть как много. Создавалось впечатление, что мамина клиентка собрала на свой день рождения минимум сотню, а то и две человек. И я мысленно помолилась за мамины нервы. Ведь если все они решат погадать, Марфа Васильевна явно чокнется.       Возле одного из домиков нас встретила радостная и слегка поддатая именинница: темноволосая кареглазая пухляшка в спортивном костюме, которая с криком «моя вы спасительница», бросилась обниматься к Марфе Васильевне. И моя мама не была бы собой, если бы не отстранила её.       Но девушку это нисколько не смутило, и она, подхватив нашу Ведьму под локоток, повела её по дорожкам к небольшой поляне, на которой расположился фуршетный стол. По пути рассказывая, как сильно изменилась её жизнь после встречи с Марфой Васильевной и как ей помогли её советы.       Ну а мы, два верных пажа королевы, шли следом. И мы же потом и ставили шатёр. Шикарный шатёр, вручную расписанный звёздами и картами, который я подарила маме на день рождения со своей первой зарплаты в агентстве. Шатёр, который Марфа Васильевна держала в отличном состоянии в отличие от других своих вещей.       Затем мы с Ниной расставляли столы и стулья, стелили скатерть и зажигали свечи, пока Марфа Васильевна разговаривала со своими будущими клиентами, изощрённо напуская на себя вуаль таинственности и какой-то загадочной отстранённости.       И вот уже первый клиент зашёл в шатёр, а мы с Ниной, получив, так сказать, вольную, потопали есть.       Я закинула в рот сырную тарталетку и запустила мысленный счётчик. Уж больно мне хотелось знать, на каком клиенте Марфу Васильевну прорвёт, и она вышвырнет его вон из шатра.

***

      Люди все заходили в шатёр, и спустя какое-то время выходили. Кто-то удручённый, явно услышавший то, чего знать не хотелось, а кто-то, наоборот, радостный. Ну, а кто-то и вовсе уходил, скептически хмуря брови.       Мы с Ниной же продолжали стоять у шведского стола. И пока я запихивала в себя всякого рода бутербродики, стажёрка под моим строгим взглядом пила сок. Разлитый исключительно из распакованного моей рукой пакета яблочного сока.       Нина улыбалась, мол, ну чего вы начинаете, а я лишь мотала головой, когда её худенькая ручка тянулась к бокальчику игристого.       Повторения недавней увеселительной программы мне точно не хотелось. Ведь пьяная Нина хуже чумы. Такая же безжалостная в своей феерии.       Гости же Филатовой, которую я мысленно то и дело почему-то хотела назвать Фирсовой, на все лады обсуждали мою мамулю. Однозначного мнения ни у кого так и не сложилось: кто-то был «за», кто-то — «против». Но отрицать тот факт, что Марфа Васильевна всецело завладела вниманием публики — бессмысленно.       Мы с Ниной даже стали свидетелями одного больно жаркого спора двух поддатых девиц, которые чуть не вцепились друг другу в волосы. Забавно, конечно, было наблюдать как одна кричит:       — Фигня эта твоя ведьма! Моя Аделаида куда лучше!       А другая ей вторит:       — Я закажу у Марфы на тебя порчу! И пусть твоя Аделаида её снимает, раз она такая хорошая.       Жаль, что я не додумалась заснять это на телефон, чтобы потом показать Марфе Васильевне. Вот бы она подивилась. Таких яблок раздора я ещё не видела. Драки из-за девушки — это традиция. Драки из-за парня — дурная норма. Но что такое драки из-за ведьмы, я без понятия.       Благо, девчонок растащили прежде, чем они успели расцарапать друг другу лица.       Марфу Васильевну хватило ровно на тридцать шесть клиентов, на которых ушло почти пять часов. Начав относительно медленно — по человеку на каждые десять минут, — она постепенно ускорялось и в какой-то момент начала принимать клиентов чуть ли не со скоростью звука.       Мы с Яйцевой только диву давались, как гости именинницы мелькали туда-сюда. Глядишь, только зашёл, а тут — бац — и уже выходит.       Но тридцать шестой задержался подольше. На целых пятнадцать минут, которые закончились диким воплем Марфы Васильевны, который пронёсся по все поляне.       — Что ты несёшь? Какой тебе там обряд нужен? Чтоб ты силой мысли контролировал всех от космоса до земли? А личного раба тебе не принести?       — Так в людях же живут черви, и их нужно контролировать! — услышали мы ответный мужской вопль. — Ведь у червей нет разума, и они не понимают, что им делать!       — А ты что, понимаешь? — на повышенных тонах спросила Марфа Васильевна.       — Конечно! Мне так Пётр говорит.       — Какой ещё Пётр?       — Мой друг из нижнего мира!       Так на исходе дня Филатова и все её гости узнали, что среди них имеется сумасшедший.       Марфа Васильевна вывернула хиленького мужчину из шатра, и сама вышла оттуда. Красная и злая, как тысяча маленьких ведьмочек, она протопала к столу и, выхватив у меня из руки бокал с соком, залпом осушила его.       И прежде, чем кто-то успел что-то спросить, в сердцах выдала:       — Идиоты. Сначала лезут, куда не надо, нахватают себе подселенцев, а затем начинают всякую дрянь творить. Черви, видите ли, в людях сидят! — она всплеснула руками и чуть не выронила опустевший бокальчик.       После этой сцены вечер подошёл к концу. Все прибывали в таком шоке, что веселиться уже никому не хотелось. Ведь кто-то считал, что в их компанию затесался шизофреник, а кто-то поверил в историю с подселенцем — духом, что сидит в энергетическом поле человека и нашёптывает разные вещи, от которых жертва медленно, но верно сходит с ума. Что, в принципе, и приводит к первому варианту.       Перепуганная Филатова, чей день рождения обернулся не так, как она того хотела, вскоре подошла к Марфе Васильевне и, передав конвертик с наличкой, тихо спросила:       — А его можно вылечить?       — Кого?       — Моего дядю, — ответила девушка, и так мы узнали, что верящий в червей щупленький мужчина с козлиной бородкой оказался не просто гостем, а ещё и родственником.       Марфа Васильевна пожала плечами, и, откинув длинные рыжие волосы назад, произнесла тоном снисходительного праведника, а вовсе не барыги, почуявшего деньги:       — Наберёшь мне на неделе. Посмотрим, что можно будет сделать.       Ну, а мы с Ниной тем временем собрали мамин шатёр и, упаковав металлические подсвечники по сумкам, проследовали за Марфой Васильевной подальше от базы отдыха и испорченного праздника.       Однако на этом наши занимательные моменты не закончились. Пока я прогревала машину, и мы стояли на парковке, подставив лица прохладному вечернему вздоху, пахнущему тиной, мы стали свидетелями иллюстрации к сказке о рыбаке и рыбке. Правда, рыбаком оказался охранник, а рыбкой — рация, которую он пытался выловить из реки сачком для чистки бассейна.       Не замечая нас, он всё приговаривал:       — Да ловись ты уже, гнида золотая. У меня и так уже в этом месяце ползарплаты штрафами оттяпали. Ещё и тебя я не потяну!       Нам с Ниной настолько запала в душу эта сцена, что мы всю дорогу до Подгорного вспоминали её, повторяя фразу про «золотую гниду» и ржали, как ненормальные, под осуждающими вздохами Марфы Васильевны.       Когда я припарковалась возле родительского дома, папин пикап, как и его парадно-выходное авто уже стояли на своих местах, а окна мерцали приятным жёлтым теплом.       Мы с Яйцевой, как уже повелось, следуя канонам подмастерьев, перетащили сумки великой и ужасной Марфы Васильевны в дом. Где я, слава всем богам, не столкнулась с Княгиней, ведь та преспокойненько храпела в зале, так сказать, уйдя на ранний сон. Жаль, что не на вечный. Баб Вася же в своём излюбленном месте обитания, на кухне, закрывала в банках помидоры.       Мама подозвала Нину, неуверенно мявшуюся у дверей, и они вместе ушли в кабинет. Так сказать, получать травы и сакральные знания. Ну, а так как я получать сакральные знания в принципе не хотела, то ушла к бабуле на кухню.       Так что, пока Нина познавала тонкости магического мира, я просвещалась на тему закрывания помидоров холодным рассолом. В какой-то момент мне начало казаться, что в моей голове на подкорку записывается информация о том, сколько уксуса, лаврушки и сахара нужно добавить. А ещё, конечно же, соли. Куда же нам без неё?       — Запомни, Дрия, соль может быть несолёной, так что рассол нужно всегда пробовать.       — А сахар не сладким, — вторила я баб Васе прописную истину, которую она вдалбливала мне в голову годами, когда просила покупать конкретный сахар от конкретного производителя, а то вдруг банки вздуются.       — И не все то золото, что блестит, — раздался папин голос у меня из-за спины.       Я обернулась. Глава нашей семьи выглядел неприглядно, хотя это не мешало ему лучезарно улыбаться. Грязная футболка со следами пота, светлые джинсы в двух местах порваны, а на коленях зеленеют пятна от травы.       — Ты что делал? — спросила, мысленно проговаривая диалог из рекламы стирального порошка.       — Играл с Принцем, — ответил папа и, пройдя на кухню, принялся мыть руки от грязи.       — Ты выглядишь так, словно не ты с ним играл, а он тобой, — хмыкнула я, изучая его не менее грязную спину.       — Что тоже неплохо, — моим же тоном ответил мне папа. — Ведь пёс уже во всю храпит на веранде, а не пытается стащить штаны с твоей бабушки.       Я во все глаза уставилась на баб Васю и её извечный халат, и она, улыбнувшись, ответила мне:       — Не с меня. Света зачем-то купила себе штаны с бахромой на лампасах. Ну, Принц и принял их за игрушку. Бегал тут за ней кругами и пытался стащить, а она визжала, как бешеная курица. Я думала, у неё того и гляди сердце откажет.       Представив эту картину я улыбнулась и тут же пожалела, что баб Вася не умеет снимать на телефон видео. Я бы такое посмотрела и внукам бы своим показала. С припиской «экспонат буйный, но его гены селекцией сведены на нет».       Папа на слова бабушки не обиделся, хотя вполне мог бы. Повернувшись к нам, он улыбнулся и произнёс:       — Да какая курица? Она скорее напоминала овцу, которую загоняют на пастбище. Это нужно было просто видеть. Она всё ноет, что у неё все болит и ходить она нормально не может, а потом глядишь живчиком бегает по залу и даже на диван запрыгивает. А Принц за ней галопом, завывая, как волк.       В папиной интерпретации это звучало ещё занимательней, и меня таки прорвало на смех.       — Мне пришлось взять его на руки и унести — иначе он не реагировал и не хотел бросать свою добычу. А он весит как мешок цемента, так ещё и вырывается. Вот я из-за него и свалился со ступенек веранды.       — Не разбился? — сквозь смех спросила я.       — Как видишь, здоров. Правда, джинсы порвал, но это не страшно.       — А со штанами что?       Бабушка с заговорщицким видом открыла дверцу под раковиной и достала оттуда нечто напоминающее ярко-розовую половую тряпку.       — Она их сняла и запулила через весь дом. И вид у неё при этом был такой же, как у тебя, когда ты шла сжигать шубу.       Мысль, что мы с Княгиней чем-то похожи, мне не понравилась, и смех как рукой сняло.       Так что я даже обрадовалась, когда как раз в этот момент в дверях кухни показалась задумчивая Нина в компании с уставшей Марфой Васильевной. Мама уверенным чеканным шагом подошла к плите, рядом с которой стоял папа, и, чмокнув его в щёку, зажгла плиту, на которой стоял обычный чайник.       — Тяжёлый день? — спросил Пётр, склонив голову к плечу.       А мама, хмыкнув, ответила:       — Скорее безумный.       — В общем, всё как всегда?       — Да.       А я поймала себя на мысли, что хмыканье — это у нас какая-то семейная черта. Мы все поголовно хмыкали, фыркали, а Дар ещё и плевался. В буквальном смысле. Он когда мелкий был и ему что-то не нравилось, поступал изощренно. Когда все дети в детском саду плакали, он начинал плеваться. У нас даже есть фотография с его новогоднего утренника, где все дети стоят на фоне ёлки и смотрят в камеру, а Дар пытается отнять у кого-то калюк и кривит лицо, готовясь плюнуть. Я же в его возрасте кусалась: у Дара на попе даже есть шрам в форме моих зубов, настолько сильно я его укусила. В своё оправдание могу сказать, что мне тогда было всего лишь два года. Но я уже тогда отучила брата ходить по дому голышом.       Вспомнив о своём Верблюжьем Ископаемом, я спросила:       — А Дар где?       — Так ему после того, как вы уехали, кто-то позвонил, — ответила баб Вася. — И он быстренько собрался и ушёл. Даже ничего не сказал. Девушка, а вы чай будете?       Как только бабуля обратила внимание на Нину, просто так уйти нам было уже нельзя. Стажёрка, конечно же, помялась, но против баб Васи вежливые отказы не работают, только бронебойное «нет», крикнутое с расстояния в километр. Так что неудивительно, что уже через пять минут мы все вместе пили чай с пирожками, а Нина на правах почётной гостьи отвечала бабушке на привычный список вопросов: где работает, на кого учились, замужем ли и планирует ли. В общем и целом, банальнейший разговор, который больше напоминал допрос с пристрастием. Из которого я не узнала ничего нового.       Так что мы с Яйцевой вздохнули с облегчением, когда чай и пирожки закончились, и я смогла увезти нас оттуда под благовидным предлогом, мол, Нину ждут родители дома. Но провожали нас долго, так как с нами потащилась бабушка. И пока я прогревала двигатель, она стояла у машины и рассказывала о том, что скоро нужно будет копать картошку, а то мы в этом году затянули. Я кивала и обещала, что обязательно помогу, только назначьте дату. А про себя молилась, чтобы папа вновь нанял тракториста, который это всё выкопает и ссыплет перед домом, и мне не придётся, как в старые-давние елозить с лопатой по огороду.       — Ладно, бабуль, созвонимся тогда. Поехали мы уже, — устало попрощалась я и, подняв стекло с водительской стороны, тронулась с места.       — У тебя довольно милая семья, — произнесла Нина, когда мы немного отъехали, продолжая махать бабушке на прощание. А баб Вася отвечала ей тем же.       — Если не приглядываться, то так может показаться, — сказала я Нине и протянула ей телефон с открытым приложением навигатора, чтобы она ввела адрес. — Любой человек может казаться милым, пока не начнёшь копаться в его мозгах.       Стажёрка задумчиво кивнула и поставила мой телефон на подставку, чтобы я могла сверяться с маршрутом. Ферма Яйцевых располагалась по юго-восточному краю города, в отдалении от хорошо знакомых мне лесов Подгорного. В той стороне были только холмы и поля, что тянулись на гектары разбегаясь в стороны от маленьких деревень и дороги.       Однако по объездной до них было не далеко — всего-то десять километров от Подгорного и каких-то пять от города, если не кружить по объездным.       Вот только больше за всю поездку мы с Ниной не перекинулись ни словом. Дорога к тому не располагала.       Солнце давно село, а луна, не желая встречаться с нами, пряталась за облаками. Огни встречки, конечно же, разбивали ночной мрак неосвещённой дороги, но поля по обе стороны тонули в непроглядном стелющемся тумане. Осень брала своё, и с каждым днём ощущалась всё больше. Я никогда не была любителем ночных поездок, особенно я не любила ездить в туман или мокрую метель, когда дороги не видно совсем.       А Нина в какой-то момент и вовсе задремала.       Могу сказать, что я вздохнула с облегчением, когда на горизонте показались огни фонарей, освещавших главную и единственную улицу деревни. Основная дорога асфальтированным копьём пронизывала небольшое поселение и неслась дальше, в то время как от неё маленькими ручейками отделялись щебневые узкие дорожки, рассчитанные, что по ним проедет одна машина и ей никогда не придётся столкнуться со встречкой. На одну из таких дорожек мы и свернули. И, проехав до конца улицы, оказались у тяжёлых металлических ворот, на которых красовалась лаконичная табличка, и будки охранника, к которой те примыкали. Нинин отец решил не заморачиваться и просто назвал ферму своей фамилией.       «ИП Яйцев» — вот, что значилось на воротах.       Растолкав пассажирку, которая уже не просто задремала, а вовсю спала, я узнала, что навигатор привёз меня не к дому, а главному входу на ферму, с которого забирали молоко и другие продукты. А пешком до дома от этого самого входа Нине пришлось бы топать почти три километра.       — Извините, — сконфуженно и сонно произнесла она. — Я забыла, что навигатор ведёт сюда, а не домой.       Махнув рукой, чтобы она не парилась, я принялась разворачивать машину в ограниченном пространстве узкой дороги под заинтересованным взглядом сторожа. Надеюсь, он не разглядел тех, кто сидел в машине, и просто принял мою машинку за заплутавшего таксиста.       Со своей задачей я справилась успешно, правда не без мата. Но для меня это уже скорее норма. Так сказать, традиция, чтоб не въехать жопой в дерево.       И теперь уже Нина выступала в качестве штурмана, объясняя мне, куда рулить. Получалось у неё это очень хорошо. Наверное, сказался опыт неоднократных объяснений таксистам.       Если кратко, то, чтобы попасть к Нине домой, нам пришлось вернуться на главную дорогу, выехать из деревни, свернуть на просёлочную и объехать деревню почти по кругу, чтобы оказаться на другом конце поля.       Яркие огни старого, построенного ещё в девяностые, дома, были заметны издали. Три этажа белых понтов. Разноуровневые крыши, огромные окна, несколько входов, парадная лестница со львами, у подножья. Подземный гараж. И башенка. Чёртова круглая башенка.       Огороженный кованым забором, оснащённым системой автоматического открытия ворот. Ниночка достала из своей сумочки пультик и открыла их. И мне пришлось въехать на освещённую территорию. Мне кажется, Нинин отец на свет тратит столько, сколько у меня весь месячный оклад.       Так что да, всё в этом доме, да и вокруг него, начиная от беседок с фонтами и заканчивая гостевым домиком в отдалении, буквально кричало о деньгах, понтах, и желании бросить пыль в глаза. Чтобы все окружающие знали, что у этого человека есть деньги и ему не жалко их тратить. Правда, к сожалению, ничто здесь не кричало о том, что у хозяина дома есть вкус.       — Нин, — позвала я стажёрку, припарковавшись у главного входа, как и положено таксисту, — можно вопрос?       — Если ты хочешь спросить, уверена ли я в том, что мы задумали, то ответ «да».       — Не-е-е, — протянула я, — я про другое.       — Тогда спрашивай, — великодушно махнула рукой она.       — А вы всеми комнатами пользуетесь?       Нина рассмеялась.       — Нет. Папину бильярдную и домашний кинотеатр не открывали уже последние лет пять. После того как мои друзья разгромили их, когда праздновали мой день рождения.       — Ясно, — кивнула я.       Что ж, теперь я знаю, что значит абсурд в высшей из его ипостасей.       Высадив Нину, я развернулась и уехала на приличное расстояние от дома, чтобы меня было не видно. Остановилась на просёлочной дороге, выключила фары. И стала ждать звонка от Яйцевой. Прости-господи, отмашки для аферы.       Как я докатилась до жизни такой?       Ответ очевиден — у меня просто проблемы с головой. Ну или же женская солидарность — это всё-таки психическое отклонение, и его нужно лечить.       Обнадёживало меня лишь то, что проблемы явно не у меня одной — и у Нины котелок протекает.