Подогрев зависимости

      Она выдыхает на него сигаретный дым, пропитанный мятой и чем-то мускусным, и пролетающая выше, за её спиной, электричка добавляет вечеру лирических красок. Воздушная волна разбрасывает листья, полусгнившие газеты, тетрапаковский мусор. Тоже прижимается к лицу, как дым, только зыбко-трепетным ожиданием очередного созвона.       — Вот так и покинешь меня? Не попрощавшись? — Добромила окончательно осмелела вне бордельных стен, и это заставляет мысленно усмехнуться. Она и смотрит на Дженсена так, как будто вот-вот пригласит уединиться. Лучше бы, конечно же, у него на квартире, где её будут трогать лишь по согласию.       Лицо, полные губы, тщетно приукрашенные филлерами, мушка над левым уголком — всё это словно развеивается и собирается заново, пока свет и тень играют. А ещё потому что мысли уходят дальше. К более щекотливому, преобразующему напряжение в яд, который вгоняют в вены. Выдох и сглатывание — Адаму Дженсену нельзя показывать, что он хотя бы немного нетерпелив.       — Я понимаю, что произвожу впечатление девочки недостаточно благопристойной. Но тот поцелуй на балконе… Мне показалось, что тебе даже понравилось.       — Не показалось. У тебя приятные духи.       — И крем для тела. Я всегда стараюсь заботиться о себе и о том, чтобы со мной было всецело хорошо.       Ярко-красное пальто излучает дурман вульгарности и греха. Но Дженсен смотрит на это без попытки сдерживаться. У него полностью развязаны и руки, и разум, и он попросту не хочет доступное; кокетливость не играет на его наваждении, согласно сценарию любого кино со взрослым рейтингом. Есть вещь более важная — там, за высокой каменной оградой, она должна состояться. Пока метро не поглотит в пучины нервности и затхлости, хождение по лабиринту чужой тьмы не продолжится.       — Думаю, для прощания достаточно того билета, что я тебе дал, — он кивает на сумочку, в которую Добромила спрятала своё главное сокровище, — и пожелания счастливого пути.       — Холодный и отчуждённый. А может, просто предпочитающий других женщин? — Обняв себя свободной рукой, Добромила начинает слегка покачиваться. Азартом блестят её тёмные глаза. — Как жаль, что я проиграла кому-то битву и оказалась недостаточно хороша.       — Возможно, предпочитающий. Возможно, даже чересчур сильно привязанный к одному только типажу. Без обид, это мой личный болезненный синдром.       — Опишешь мне его?       Очередная долгая затяжка. Картинная, кинематографичная. В новом потоке дыма теряется нить, помогающая сохранить полное самообладание. Адам чувствует, как наступает на край, а впереди — океан из неизвестной ему субстанции. Отражение загадочного и пугающего космоса, где нет звёзд и возможности спрятаться от самого себя.       — Пожалуй… Я привязан к женщинам, которым на меня всё равно, — сдаётся и получает награду: крупицу сочувствия во всё том же пытливом взгляде. Однако улыбка собеседницы становится шире. Таким, как она, нравится, когда стойкие и несокрушимые мужчины готовы сломаться под малейшим давлением.       — Я не думаю, что кому-то на тебя всё равно, Винс. Ведь если бы это было так, я бы не просила о прощальном поцелуе.       — Учту, когда вновь засомневаюсь в своей привлекательности.       Ухмылка и решительный шаг назад, пусть вальяжный, неспешный. За ним ещё один, после чего Дженсен разворачивается и покидает дворик, а затем слышит, как другая электричка режет пространство своим гладким корпусом.       Пржекажка возвращает приветствие в виде всеобщей волнительности, событийной накалённости — её прекрасно изложат в ближайших новостях. Красный цвет преследует Дженсена через все источники света, но солнцезащитные линзы служат замечательной защитой для слепого постепенного связывания.       — Делара.       Имя ложится на язык приятно. Адам может даже ответить, почему: благозвучная фонетика, идеальное число слогов, ударение на центральную гласную. И всё же, когда ему отвечают, лёгкая дрожь задерживается под ключицами вовсе не поэтому; демонстративное принятие того, что они сегодня не на «вы», воспринимается не менее забавным, чем флирт со стороны Добромилы Новаковой, однако есть в этом что-то и прилипчиво заманчивое. Агент ставит себе цель разобраться.       «…может, интересует до сих пор. Или он нашёл его каким-то другим образом. Информация… как именно ты её получил?»       — От информатора, с которым он должен был встретиться. Я назвался Винсом.       Если реплика Адама проговаривается без запинки и отточено, то вот Делара как будто поначалу не находит слов; всего на секунду, но до чего красноречивую! Почему за ту моментально цепляются.       «Интересно. Я не знала, что ты любишь притворяться кем-то, — нарочитая серьёзность доктору Озен явно не подходит, и Дженсен едва не улыбается вновь: во всю ширь, победоносно. Так бывало у него в старшей школе, когда получалось впечатлять своими спортивными навыками девчонок. — Мне казалось, что ты в точности такой, каким кажешься. Серьёзная ошибка».       — Главное, удалось взять след. Узнаю что-то ещё — скажу.       Фантазия расшалилась, или Делара действительно захотела дать слово напоследок? Она не сразу сбрасывает вызов.       Чувство глубочайшего удовлетворения пропитывает Дженсена с головы до искусственных ног, когда он следует дальнейшим поискам.