Заложник ведьмы

Остаток лета и всю очень Фелан был счастлив. Он жил с Улой, как полагается жить мужу и жене. Она учила его заботиться о волчонке, выкармливать его, отмывать вместо матери. Он исправно исполнял свой долг, нянчился с ним не меньше, чем с ребенком, бегал вместе с ним, когда тот подрос. Фелан кусал волчонка в ответ, когда у того чесались клыки. И тогда волчонок получил свое имя — Клык. И подобные обоюдные кусания стали веселой игрой. Ула наблюдала и смеялась, но все же помогала нянчиться. Общие дни, совместно проведенные ночи, — казалось, что таковой будет вся жизнь. Счастливая жизнь. Но с первым снегом Ула исчезла. Утром Фелан проснулся один. Ее не было ни в доме, ни в чаще. Он исходил весь лес вдоль и поперек. И к ночи он понял, что она пропала. Никто не мог ей угрожать, никто не смог бы ей навредить. А значит, она ушла сама. Ула оставила его. Он продолжал растить волчонка, и к весне то был уже вполне рослый волк. Он считал Фелана за родителя, да и сам Фелан к нему привязался. И Клык стал его другом. Хоть немного он скрашивал одиночество, внезапно охватившее сердце Фелана. И все же Фелан ждал, как любой верный пес ждет своего хозяина. Прошла зима, наступила весна, а вслед за ней пришло новое лето. Незаметно месяцы обратились годами. А Фелан продолжал ждать. Он заботился о лесе, как мог и умел. Стая помогала ему, не бросала. Стая тоже ждала свою хозяйку. Деревенские редко захаживали в лес. Фелан встречал их, требовал причину визита и помогал, если считал это нужным. Или прогонял прочь. Волки помогали, всегда были на страже. Однажды Гейрт зашел в лес, и Фелан вышел ему на встречу. Прожитые годы и потеря внука еще сильнее состарили его. Морщины въелись в смуглое, выжженное солнцем, лицо. А голова сплошь побелела. Ни одного черного волоска седина не оставила. — Чего ты хочешь, старик? — спросил он. — Да вот узнать хотел, как ты поживаешь, — стал юлить старейшина, заложив руки за сгорбленную горем спину. — С чего тебе вдруг стала интересна моя жизнь? Помереть еще не помер. Гейрт вздохнул тяжело и помотал головой. — И все же я старейшина деревни. На моих глазах ты рос, как и иные детки. — И я отчетливо помню, что ты выделял меня среди иных деток. И всегда не любил, — припомнил Фелан. Не нравился ему этот разговор. Не о чем было Гейрту разговаривать с ним. Не было между ними ни любви, ни уважения. Старейшина всегда закрывал глаза на жестокость других детей к маленькому Арлену, и даже негласно поощрял. Знал Фелан и желание Гейрта казнить его, мальчишку, рядом с мамой. Тогда отец вступился. И тоже словно нехотя. Просто нужны ему были рабочие руки под боком. Не было в деревне ни одного человека, что относился бы к Арлену с теплом. И оттого речи Гейрта звучали еще обманчивее. Старик снова тяжко вздохнул. — Прав ты, малец. Никогда я тебя не любил. И мать твою тоже. Оба вы были у меня бельмом на глазу. И все же свои, никуда от вас не денешься. — Оттого ты так легко отдал меня охотникам? — чуть не прорычал Фелан. — Чужакам отдал! Гейрт помолчал, в глаза внимательно посмотрел. — Выбор у меня был невелик. Понимал же, что либо откуплюсь малой кровью, либо всю деревню потеряю. Не дурак я. Чтобы лесная ведьма, да две деревни вместе с собственным лесом сожгла? Не бывать такому. А вот эти ироды могли. Раз две деревни уже спалили, то и нашу могли. Вот и пошел я у них на поводу. Подумал, получат, чего хотят, да и уйдут с миром. И почти получилось, да ты влез, как назло. — Не собирались они с миром уходить. И тебя убить хотели, чтобы… — Имя жены застряло в глотке. Незачем старому знать ее имя. Не заслужил такой чести. — Хотели соврать, что ведьма тебя убила. — Но не убили же, — возразил Гейрт. — Потому что я за тебя вступился. Старейшина опешил и заткнулся. На его морщинистом лице явно читалось удивление. Некоторые морщины разгладились, иные же еще сильнее углубились. Стояли так долго. Верный Клык терся боком о ногу и тыкался мокрым носом в ладонь. — Не веришь мне? — наконец, спросил Фелан. — Верю, — отозвался Гейрт. — Ты никогда не имел привычки врать. Теперь уже Фелан удивился. Чего он точно не ожидал, так это того, что старейшина знал его привычки. Представить такое было сложно. — Ради чего ты пришел? — спросил напрямую Фелан, когда удивление поутихло. Гейрт помолчал, словно обдумывая слова. А потом скорбно изрек. — Отец твой скончался. Похоронили его вчера. Приходи на могилку, коли еще сыновьи чувства у тебя остались. — Не осталось таковых, — отозвался Фелан. Отец умер. Эта новость поскреблась печалью в сердце, но все же туда не проникла. Смерть всегда печальна, но она неизбежна. И отца ему было не жаль. Он давно с ним распрощался, потому и на могилу идти не планировал. — А сам-то отцом стал? — спросил старейшина и ехидно улыбнулся. Наверняка хотел подшутить, но ненароком наступил на самую больную мозоль. — Нет, — ответил Фелан. Он быстро распрощался с Гейртом и велел Клыку вывести старика из леса. Волк вильнул хвостом и послушался. А Фелан побрел обратно в их с Улой дом. Пустота и запах трав были привычны. И все же хотелось иного. Именно сейчас больше всего хотелось ее возвращения. Хотелось сжать ее в объятьях и просто дышать запахом ее волос. Но Улы рядом не было. Клык вернулся скоро. Он как чувствовал, что Фелану особенно сильно нужно чувствовать чужое тепло. И Клык делился своим. Он грел Фелана ночью, ни на шаг от него не отходя. Так проходили и следующие дни. И снова они растянулись в месяцы. Под конец зимы Фелан все-таки решился сходить на могилку отца. Стоило поговорить с ним в последний раз. В этот раз он точно послушает и ничего против не скажет. Не разозлится и не ударит. Не предаст. И он пошел. Вышел на рассвете и добрел до часовни, когда солнце уже порядочно поднялось над горизонтом. По снегу к могилам не ходят, потому он не ожидал увидеть там кого-то еще. И все же увидел. У могилы отца стояла Ула. А за руку она держала маленькую девочку, глазами похожую на него и с копной каштановых волос. И в голове родилась одна единственная мысль. «Не отпущу».