***
Когда он понял, что дама пиковой масти так много значит для него? Чёрт его знает. До событий «Оборотневой чумы», как это единогласно решили называть все, они и виделись не так часто. Да и насколько он знал, никто не владел информацией, где она, что делает…да даже о её существовании не подозревал никто из клонов. Как и остальных Дам, пришедших в Карточный мир, как оказалось, уже позже их восьмерых. Да и когда это стало известно, король Курограда не посчитал их чем-то серьёзным. Какая-то гордость, а может, просто не желание копаться с ними… странно для него. Но, честно говоря, тогда и ситуация была не самая мирная. Хотя, с тем, что есть у них сейчас, это, конечно, не сравнится… …Может, то, что она, наравне с Феликсом и Данте в тот момент, когда он был в упадке здравого смысла, на грани сумашествия, пришла к нему на помощь. Да, пыталась остановить его уже больной паранойей разум, хоть и не совсем тактично или безопасно…напав на него…но пыталась. К тому же, она пыталась поговорить. И честно говоря, первым на неё кинулся именно он. И уже будучи «пойманым», загнаным в угол самим же собой и своей травмой, в которой нет ничьей вины, кроме него, он понял, что пока…рано сходить с ума. Конечно, он чувствовал вину перед всеми, кому успел навредить. Извинился перед всеми…кроме Эммы. Та вообще с ним не разговаривала. Тот не обижался, что его даже не слушают. Слишком это зеркалило его недавнее поведение. Эмма всё это время была занята. Сражалась с оборотнями (ибо, будучи таким же тёмным существом, победить их было проще), помогала оставшимся жителям Вероны, Зонтопии, Сукховати, учила самообороне, тренировала оборотней, сражавшихся с враждебными… делала столько, пока сам Куро восстанавливался и пытался найти выход из всей этой клоаки. Но, несмотря на её молчание, и его беспомощность…она была рядом. Сколько он помнил, она приходила к нему часто. Не было ни дня, чтобы пиковая, итак по горло в заботах об армии, не проверила его. Не подходила близко, не говорила не единого слова. Но всё же. Как будто для неё это было нечто важное. Куромаку не знал, как относиться к этому. Не знал, как это объяснить…хотя, ещё сложнее для него было понимание… что ему это нужно. Чтобы помимо остальных, о нём заботилась и она.***
А сейчас, когда ей невыносимо больно, именно Эмме нужен он. И Маку не мог не быть. В конце концов, во всём происходящем виноват он. Согласился, взял её с собой (так ещё и Данте приволок в случае чего. Как в воду глядел…), в место, кищащее хищными тварями, что когда-то были людьми… Если не кривить душой, то он и считал себя виновником «зачатка» проблемы. В буквальном смысле.***
Не знал Куромаку и сколько времени прошло с поры его восстановления. Но он отчётливо помнил, что их с Эммой отношения развивались если не быстро, то процесс «роста» был заметен. Сначала, конечно, начало положило то, что она перестала обижаться на него, и заговорила с ним. Это уже было достижение. Потом, как и должно быть, они начали работать вместе. Тем более, того требовали обстоятельства в виде появления новых оборотней, опасных для них. Со временем они даже стали походить на друзей. Как минимум, на судьбы друг друга им было далеко не плевать. Они уже не могут сказать, сколько раз за этот год с чем-то они уже предъявили друг другу за беспечность и неосторожность (Маку сам удивлялся, как Эмма смогла его в этом уличить). И именно в такие моменты их «ссор»…проскакивало что-то ещё. Наверно, осознание, «какого чёрта ей/ему вообще есть дело до того, что происходит с ним/ней?» уже пришло. Отношения между этими двумя были странные. Они не говорили ни разу никаких нежностей друг другу, никакого флирта. В их разговорах не было и намёка на «Я люблю тебя»…но они чувствовали, что они не просто друзья и тем более не знакомые. Словам они предпочли наглядную «демонстрацию». Первая такая стала одновременно и признанием в любви, и билетом в жизнь для их ребёнка. Да, именно тогда, толком не будучи и парой, что уж говорить о закреплённом браке, они и зачали его.***
Душераздирающий крик девушки снова привёл мужчину в реальность. Помимо звуков боли, он ощущал и её саму. Эмма схватила его уже обоими руками, что-то выкрикивая, но разобрать он не мог. Куромаку обнял её, наблюдая, как Данте что-то колдует над ней. –Эмма, всё будет хорошо, — сказал Куро, привлекая её внимание, заставляя девушку посмотреть на меня, — ты справишься. Ты сильная, я знаю… –Уже почти…– проговорил Данте, тяжело дыша. Руки его уже были запачканы в крови… Трефовый сразу же вернул свой взгляд на Эмму. Лучше не пугать ни себя, ни её. Девушка умоляюще посмотрела на Куромаку. Она страдала. Он знал, что ей больно, что сил у неё даже на крики, не то, что на сдерживание любых признаков боли уже не осталось… –Если бы ты была слабой, я бы не полюбил тебя, — вздыхая проговорил Маку, желая хоть как-то отвлечь её. Нужно продержаться ещё немного, — И этого ребёнка бы точно не было… Эмма выглядела сейчас… такой, какой Куро уже точно никогда его не видел. Возможно, над таким нелепым, тем более для такого холодного и не склонного к сантиментам человека, признанием стоило бы посмеяться…он был уверен, что в любой бы другой ситуации Эмма бы так и сделала, усмехнувшись и подстебав… Но сейчас… уставшая, физически ослабевшая, но при этом всё такая же стойкая, уверенная в себе…впечатляет. Куро не соврал. Он влюбился. Влюбился в неё. И теперь он уже уверен в этом. И обманывать себя или её не имеет смысла… Ещё один женский вскрик… и через секунду ему вторил ещё один. Такой же звонкий, но уже, как известно, нужный для жизни новорождённому маленькому существу. –Мальчик…– облегчённо выдохнул бубновый король, закутывая младенца в «пелёнку» представляющую кусок от его собственного балахона, ибо больше под рукой он ничего не нашёл. Эмма, еле как соображая, не без помощи Куромаку, дотянулась до малыша, их сына, и взяла его на руки. Данте вышел наружу, услышав обеспокоенный голос Феликса. Надо же его успокоить… –Маку…– прошептала охрипшая девушка, глядя на маленькое чудо в кульке. Краснененький, сморщенный и маленький…но такой родной. Для неё так точно. А ведь до этого она себя даже нянькой не видела. Не то, что матерью. Мужчина ничего не сказал, приобняв её, тоже смотря на маленького сына, который прятал личико от тусклого света на груди Эммы. Такой кроха… Куро, оказывается, ещё можно чем-то удивить… –Я люблю тебя…– три слова, которые Эмма хотела сказать уже очень давно… и которые удалось сказать лишь сейчас. –Я тоже люблю тебя, Эмма…– сказал уже он. Маку чувствовал, что уверен в этом. Как и Эмма. И то, что сейчас было у них на руках– живое доказательство их чувств друг к другу. Плод их любви. Они это знали.