Гора не идет к Магомету... Волдеморт
22 мая 2024 г. в 20:27
Клумбы у парадного входа в коттедж по адресу Тисовая аллея, 4 пестрят позднецветами и источают густой сладковато-пряный аромат, в котором вязнет и истаивает резкая трель звонка. Явившегося на порог визитера здесь в гости не ждали, но ему самому до крайности надоело ждать. И потому восточная мудрость из уст английского философа — на сегодня его девиз.
Под ерничание собственных мыслей он вдавливает пожелтевшую от солнца кнопку и прислушивается к звукам за дверью. Еще год назад, презирая чужие правила, он любые двери отворял небрежным взмахом руки, не дожидаясь ни помощи, ни согласия их хозяев. Но с тех пор многое изменилось. Сейчас он вежливо улыбается открывшей дверь светловолосой женщине и немного склоняет голову.
— Добрый день. Миссис... Дурсль, я полагаю. Могу я увидеть Лили?
— Но... она не... — Бледная, будто бы вылинявшая, Петуния Дурсль совершенно непохожа на родную сестру даже внешне.
— Не волнуйтесь. Я ее знакомый. И в некотором роде, — он подавляет ироничный порыв, — коллега. Я знаю, что в данный момент Лили у вас в гостях.
— В-вы тоже?.. — шепотом начинает она, но осекается.
— Волшебник.
— О... — растерянно выдыхает Петуния.
Признание недостаточный аргумент для доверия? Визитер готов предоставить следующий. Но необходимости больше нет.
— Туни, кто там?
Тоненькая фигурка в светлом проеме по другую сторону коридора и отливающие медью волосы, рассыпавшиеся по плечам. Если объективно, то ничего экстраординарного, но объективно не получается: глоток воздуха кажется слишком большим и поражают благоговейной пустотой мысли.
— Это к тебе, — скованно отирая ладони о платье на животе, оборачивается к ней Петуния.
— Ко мне?
Поистине колдовская зелень в глазах и мягкая кошачья грация. Было время, когда он исступленно искал в ее родословной вейловский след или хотя бы сквибский. Но если они и были, то терялись в веках. И надежда на то, что младшая дочка магглов Эдварда и Мелинды Эванс по крови не их ребенок, не оправдалась. Рыжая бестия сломала его концепции, но даже сожаления на сей счет уже в прошлом.
— Простите, разве мы знакомы?
Не вовремя он задумался. Или загляделся... В любом случае приятное оцепенение пора с себя стряхнуть.
— Знакомы несомненно. Но, как по мне, недостаточно близко. А как думаешь ты, Лили? — Ей улыбается мужчина с невыразительными серыми глазами и россыпью неярких веснушек на круглом лице, которого она вряд ли встречала раньше. Но под скопированной на время оболочкой тот, кого она должна узнать.
— Что?.. — в распахнутых глазах мелькает тень догадки.
И он разводит руками:
— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе...
Лили отшатывается самую малость, чтобы тут же, пристально вглядываясь, приблизиться еще на полшага и выдохнуть:
— О, боже!
— Нет, но твое заблуждение лестно. — Он кроток до театральности.
— Мерлин! — восклицает она, не то с рыданием, не то со смехом и прижимает к лицу лодочкой сложенные ладони. Остаются только пронзительно яркие глаза, в которых изумление мешается с какой-то дикой веселостью и... восторгом.
— И снова мимо. А я надеялся, что угадаешь сразу, — зараженный ее эмоциями, он хмурится, но не таит насмешливой улыбки.
— Это невозможно! — она медленно убирает руки от лица, радуя улыбкой, слегка... нет, изрядно нервной, но все-таки. — Пожалуйста!.. — начинает, сбивается, качает головой. — Я догадалась! Но это же не-воз-можно, — выдыхает она с дробным смешком.
— Лили? — напоминает о себе ее притихшая сестра.
— Туни... Все в порядке. Это... действительно мой знакомый.
— Пройдемся? — Он протягивает ей руку, и она кивает. От соприкосновения ладоней ее пальцы вздрагивают, а за его внешней невозмутимостью скрывается странный душевный трепет.
Сойдя с низкого крыльца в две ступени, он нехотя отпускает ее руку и отстраненно оценивает собственное необъяснимое ликование от встречи. Щедро приправленное горечью и болью ощущение полета и прилива сил. Как наркотик... или жизненный эликсир. Время покажет, а пока он закончит с самоанализом и понаблюдает боковым зрением за ней. Порывистая, честная, она тем не менее умеет выжидать и на этот раз не торопится задавать вопросы. Просто идет рядом и разглядывает низко простертые над головами ветви деревьев, щурится на яркое солнце и искоса поглядывает на него со смесью любопытства, робости и азарта.
— Что-то не так? — спрашивает он и забавляется ее растерянностью. Или делает вид, что забавляется, а на самом деле... Черт возьми, он и сам не знает. Медленно вдыхает уже тронутый дыханием осени воздух. Прохладно.
Лили отвечает не сразу, подбирает слова, а потом вдруг обезоруживающе улыбается.
— Просто странно говорить с одним человеком, а видеть другого.
Подвластные воле Темного лорда чары измененной внешности текут вниз, возвращая его истинный облик. Он выше скопированного маггла и теперь может видеть, как ветер шевелит ее волосы на макушке. От них пахнет вереском и медом или ему это лишь померещилось вдруг?
— Так лучше?
— Привычнее. — Ей хватает смелости съехидничать, но Волдеморта это лишь веселит.
— Могу я узнать... — видимо, ободренная его смехом, Лили решается проявить инициативу, — о целях вашего визита?
— Но разве они не очевидны? — Он приостанавливается.
Смутившись, Лили отводит взгляд. Они медленно продолжают путь.
— Я бы не хотела догадываться, — тихо говорит она, провожая глазами падающий лист, зеленый с желтизной по резному краю.
— Хорошо, — кивает он. — Мне захотелось тебя увидеть. — Фразы получаются рублеными, даже резкими, но, пожалуй, так даже лучше. — Захотелось поговорить с тобой. И я подумал, что мы могли бы пообедать вместе.
Лили останавливается так, будто наткнулась на стену или Петрификус.
— Это уж точно не было очевидно, — бормочет она, часто моргая. — Спасибо, но я не могу.
— Почему?
— Это было бы неправильно. — Она опускает голову, пряча лицо за распущенными волосами.
— Что неправильного в обеде? — требовательно переспрашивает он и встречается с ее болезненно бесстрашным взглядом.
— Вы в самом деле не понимаете?
Волдеморт прищуривается и возвращает ее же довод:
— Я бы не хотел догадываться, — он намерен добиться ответа, но в груди что-то вздрагивает и голос смягчается сам собой.
— Я не хочу обидеть вас своим ответом...
— Но ты же понимаешь, что после таких слов именно молчание станет самым обидным ответом из возможных?
Сверкнув смятенным взглядом, она до хруста сжимает руки в замок.
— Наверное, вы правы. Мне придется сказать, — приоткрыв рот, она беззвучно глубоко вдыхает. — В прошлый раз, в вашей резиденции, вы недвусмысленно дали мне понять, что испытываете ко мне интерес. — Ее щеки заливает трогательный румянец, она сглатывает и мимоходом прикусывает губу. — И логичным будет предположить, что, приглашая меня вместе пообедать, вы рассчитываете на... развитие отношений. Но я не могу вам дать такой надежды. Это было бы неправильно и нечестно с моей стороны.
Договорив, она чуть-чуть выдыхает с чувством выполненного долга и открыто доверчиво смотрит на него широко распахнутыми глазами. Наивная чистая девочка, слишком светлая, чтобы быть с ним, но больше он от нее не отступится. Волдеморт смеется:
— И в этом вся проблема?! Лили, мне нравится твоя откровенность, и я буду откровенным с тобой. Твои предположения логичны и, более того, верны. Но, расставив точки над "i", что нам мешает заключить договор и тем самым устранить все опасения?
— Какой договор? — лепечет она бледнеющими губами, чем вызывает у него невольную усмешку.
— Устный, — насмешливо уточняет Волдеморт, прежде чем продолжить уже серьезнее: — Условимся в том, что твое согласие пообедать со мной — это только согласие пообедать. Ничего более. А все мои чаяния сверх того — лишь моя забота. Ты мне ничего не должна. И если, приняв мое приглашение сейчас, в дальнейшем ты не захочешь меня видеть, я приму это как данность. Без каких-либо претензий. Идет?
— Я даже не знаю... — Охваченная некоей внутренней борьбой, она убирает за ухо прядь волос, и от этого трогательно беззащитного, бесхитростного жеста Волдеморта вдруг окатывает волной дурманящей нежности, заставляющей задержать вдох.
С ним происходит нечто непостижимое, противоречащее всем принципам, которыми он жил ранее. Но раз подавить революцию в своей душе он не смог, то осталось только ее возглавить. И пока память с мазохистским удовольствием оживляет сцену из не слишком далекого прошлого, в которой Темный лорд читает опусы маггловских мозгоправов, сам он с горько-сладкой на вкус иронией признает, что девочка, смущенно отводящая глаза и переступающая с ноги на ногу, не прилагая ни малейших усилий и, судя по всему, даже не имея подобной цели, протащила его волоком через все пять стадий принятия неизбежного и подвела к немыслимому — смирению перед тем, что он никогда не получит желаемого. Но потом явилась в самое сердце его владений и вернула надежду. И больше он не позволит ей ускользнуть.
— Так что? Рискнешь разделить с ужасным темным волшебником его скромную трапезу?
— С ужасным темный волшебником... — повторяет Лили с тихим смехом и отводит взгляд. — Заманчивое предложение.
— Клятвенные заверения вернуть тебя родным пенатам в целости и сохранности, само собой, прилагаются. Итак, да?
— Возможно, — она стреляет глазом вкось, вряд ли осознавая, насколько кокетливо это выглядит.
— Возможно? Опять неопределенность, но почему, Лили? Ты сказала "заманчиво", и в том был не один сарказм, но и изрядная доля правды, не отрицай — я видел.
— Не буду, — усмехается она, глядя под ноги. Он мог бы заглянуть в ее мысли, но предпочитает этого не делать. Есть нечто увлекательное в игре в догадки.
— И риски мы, кажется, обнулили все! Или... нет? — он понижает голос и добавляет вкрадчиво: — Или главный риск не в моих желаниях, а... в твоих?
Она вскидывается и вспыхивает вся разом. Разлетаются по ветру рыжие волосы.
— Вовсе нет! — И взгляд убийственный и яркий, как луч Авады, чем не повод для восхищения.
— Тогда и препятствий нет. Ты согласна?
Лили беззвучно смеется, закусив губу, и перекатывается с пятки на носок и обратно.
— Хорошо, — с вызовом выдает она. — Я согласна, но вы пообещали!
— Конечно, моя прекрасная леди! — Он не скрывает своего триумфа. — Я гарантирую вам полную безопасность и защиту от посягательств кого бы то ни было, включая меня самого. Прошу! — он предлагает ей локоть.
— Прямо сейчас?! — Волна внезапной паники смывает с ее щек румянец.
— Почему нет? Самое время. — И он кивает на здание городской ратуши с часами, которое виднеется в конце аллеи. Они почти дошли до центральной площади.
— У меня есть часа полтора максимум, — звучит беспомощно, почти по-детски.
— Если нам их будет недостаточно, то что помешает продолжить как-нибудь в другой раз? — Краска вновь заливает лицо Лили, но мстительное ликование в душе Темного лорда намертво сплетается с щемящей нежностью, вызывая желание дразнить ее дальше, но дразнить так, чтобы ей это было приятно. В смятении Лили бросает последний взгляд на сворачивающуюся в карусель аллею, и стремительный вихрь аппарации уносит их обоих прочь.
* * *
Воронка аппарации развеивается серым дымом и тихо шепчет голосом Лили: — Где мы? — Он еще чувствует, как в тонкой венке на ее запястье пульсирует безотчетный страх. Но проходит секунда, другая. Лили обводит глазами спокойное, покрытое лишь мелкой рябью море и широкую бухту, и страх сменяется восхищением. Она медленно оборачивается вокруг, продолжая держаться за руку Волдеморта. Бессознательно, конечно, но волнам неги это безразлично. Мелкие камушки хрустят под ее ногами, а ветер доносит отдаленные крики чаек. — Здесь так тепло, — улыбается она и расслабляется, будто оттаивая в самом деле. — Этот городок называется Палиньяро-а-Маре. — Слегка пьянея от морского бриза, мешающегося с запахом ее волос, Волдеморт склоняется к ней, стоя наискосок сбоку и позади. Руки тянутся обнять за плечи, но он только говорит ей на ухо: — Видишь пещеру в скале, выходящую на огороженную террасу? Гротта Палаццо — ресторан двойного назначения с неплохой кухней. Надеюсь, тебе понравится. Крутой скальный выступ, послуживший пунктом аппарации, отделяет от остальной суши глубокая расселина, слишком широкая, чтобы ее перешагнуть или перепрыгнуть. Можно перелететь, но Волдеморт предпочитает материализовать широкие каменные ступени и не спеша сойти по ним, поддерживая спутницу под локоть. А у самой воды он делает шаг вперед, и под его ногой проступает каменный мостик. Лили вскидывает взгляд кверху и нескрываемым наслаждением вдыхает соленый воздух. — Ни за что бы не догадалась, что вы зовете меня на обед в Италию. — Разочарована? — Напротив! — Хорошо, а то я уж подумал, что тебе бы хотелось чего-то более мрачного... — Нет-нет, мне нравится здесь! Пока что... — Пока что, — многозначительно повторяет он. — Ты совершенно не зря осторожничаешь с ответом, ведь впереди у нас темная сырая пещера. По взмаху палочки в вертикальной стене, в которую упирается заколдованный мост, открывается арка. — Осторожничать мне следовало бы раньше, — с неожиданной самоиронией говорит Лили. — А теперь уже что, пещера так пещера. — Она пожимает плечами, и только во взгляде сквозит ее невольный страх. Вместо ответа он слегка сжимает ее узкую ладошку и жестом приглашает внутрь. Лили доверчиво шагает вместе с ним в кромешную тьму, но в тот же миг на ноздреватых известковых стенах вспыхивают факелы и освещают просторный вестибюль, в котором уместилось небольшое круглое озеро и гранитная стойка, за которой угадывается глубокая ниша. Пока Лили пытается что-то или кого-то в ней разглядеть, Волдеморт вычерчивает палочкой пасс над водоемом и, ведя ею на себя, поднимает водную гладь вместе с узкой полоской прилегавшей суши. Переместившись в вертикальную плоскость, озеро затвердевает зеркалом в потемневшей золотой раме. В нем отражается сам Темный лорд и Лили, совершенно не скрывающая восхищенной улыбки. Он перехватывает ее взгляд в зеркале и думает, что скорее проклянет сам себя, чем обманет ее доверие. Когда-нибудь и она это поймет. Но всему свое время, а пока... Иззелено-черная мантия, идеальная в готическом антураже магической части Великобритании, слишком мрачна для итальянского ресторанчика. Хотя при чем тут, к Мордреду, ресторанчик... Просто, силой одного взгляда заставляя собственную мантию обратиться вязкой, немного дымящей смолой и трансформироваться в свинцово-синие брюки и тонкую рубашку лавандового цвета, он рассчитывает произвести нужное впечатление. И, судя по тому, как она смотрит из отражения, расчет абсолютно верен. Кроме того, Лили собирается последовать его примеру. Она извлекает палочку, с полминуты сосредоточенно рассматривает себя в зеркале, наконец принимается колдовать. Первым делом, потертые голубые штаны — джинсы — превращаются в широкие темно-горчичные брюки. На тон светлее них вместо длинной полосатой рубашки на выпуск появляется приталенный пиджак, в остром вырезе которого виднеется край облегающей светло-оливковой майки. Последнее заклинание окутывает туманом любимые магглами башмаки на шнуровке, название которых Волдеморт как-нибудь у нее спросит. Туман рассеивается, оставляя на ее ногах легкие плетеные босоножки с высокими, но устойчивыми каблуками. Лили колдует уверенно и будто бы совершенно без оглядки на стоящего рядом спутника, но закончив и окинув результат оценивающим взглядом, не без самодовольства оборачивается к нему: — Так лучше, правда? — Талантливо, — приглушенно отзывается он, — во всех смыслах. Ей небезразлична его похвала. С немного лукавой улыбкой Лили опускает голову, чтобы спрятать палочку то ли в складке, то ли в кармане брюк, а в следующий миг почти подпрыгивает на месте, напуганная елейным голосом внезапно возникшего за их спинами смуглого мужчины в белом костюме. — Buon pomeriggio, signori! Come posso aiutarla? — Мы бы хотели пообедать, — без намека на дружелюбие говорит Волдеморт, но сотрудника ресторана это не смущает. — О, синьор и bellissima ragazza прибыли к нам из Англии! — перемежая английские и итальянские слова, тараторит он. — Прекрасно! Позвольте я провожу вас в наш ресторан? — Подобострастный поклон, радушный жест, и болтливый итальянец устремляется вглубь пещеры, но оборачивается настолько часто, что шествует практически спиной вперед. Издержки местного менталитета приходится терпеть ради хорошей кухни. — У нас роскошный выбор блюд! Deliziosissimo! — Смачности произношения уже достаточно для замещения перевода, если бы таковой требовался, но ресторанному прислужнику кажется, что этого мало, и для пущего эффекта он еще причмокивает, поднося ко рту собранные вместе пальцы, и, раскрывая их, размахивает рукой, чем вызывает только глубокую неприязнь. К счастью в этом ресторане не все такие. — Ах! Хотя, мне кажется, синьор уже не в первый раз у нас в гостях? — Вот именно, — презрительно обрывает его Волдеморт. — А потому мы обойдемся без сопровождающих. Назойливая услужливость, тем более продиктованная исключительно меркантильными интересами, ему претит. И хоть сочувственная улыбка, которой администратора на ходу одаривает Лили, не ускользнула от его внимания, притворяться черт знает кем он не намерен. Она должна видеть его настоящего, чтобы однажды и выбрать могла его настоящего, а не какую-нибудь фальшивку. К его удовольствию, Лили забывает про обиженного холуя, едва они входят в грот. Природную красоту естественных сводов пещеры раскрывает мягкий свет множества ламп. Белые, без каких-либо узоров, строгие абажуры гармонируют с такими же белыми скатертями и четырехгранными столбиками ограждений. Минимализм, простота и функциональность — то, что Темному лорду нравится в интерьерах. А любые излишества — это вульгарно и пошло. За обширным проемом в полу, который также представляет собой элемент природного рельефа и открывает вид на подземную реку, расположена дальняя часть зала. К ней ведет довольно узкий карниз у стены, с которого можно не только полюбоваться на слегка фосфоресцирующую бирюзовую воду, но и в полной мере ощутить силу ее потоков. С бурлением и рокотом они устремляются в несколько тоннелей, через которые попадают в море. Миновав карниз, Волдеморт останавливается и предлагает Лили выбрать столик. — Какой тебе по душе? Она не заставляет себя уговаривать и, оглядевшись, выбирает место недалеко от края карстовой выемки в неглубокой стеновой нише. Волдеморт отодвигает своей даме стул, с удовлетворением отмечая непринужденность, с которой она принимает ухаживания. Присаживается напротив. В то же мгновение у их столика появляется официант в накрахмаленной рубашке и с черной "бабочкой", здоровается и представляется Алессандро. Говорит он по-английски, но с итальянским воодушевлением. Расторопно раскладывает меню, и предлагает свою помощь в выборе блюда. Вместо ответа Волдеморт пренебрежительно взмахивает рукой, однако официанта это не смущает: — В таком случае не смею мешать. Позволю себе лишь сообщить вам, что в этой части зала можно совершенно свободно пользоваться магией без малейших опасений по поводу Статута. У нас сделано все для удобства наших гостей. А когда я буду вам нужен, просто позвоните в колокольчик! — С этими словами юноша растворяется в воздухе, а секундой позже из того же воздуха выдавливается колокольчик, перевязанный белой атласной лентой, и мягко опускается на стол. Меню в обтянутой коричневой кожей папке гораздо менее интересно, чем действия пассии, за которой под тихий шорох страниц Волдеморт наблюдает краевым зрением. Ее движения немного скованны, но эмоции свободно отражаются на лице. Удивляется содержанию первого разворота:Волшебное меню Обычное меню
Теряется. Самую малость. Касается "волшебного" кончиком палочки, с облегчением и интересом приступает к его изучению, но вскоре хмурится и медленно напряженно выпрямляется. Быстро поворачивает последнюю страницу туда-обратно. — А что, итальянские волшебники едят исключительно то, что шевелится и издает звуки? — спрашивает она, немного сморщив маленький аккуратный нос. — Как мне вернуть?.. Хотя может быть... Финита! О, слава Мерлину, — вздох облегчения знаменует раскрытие списка универсальных блюд. — Дело твое, — смеется Волдеморт, — но, по-моему, ты напрасно отказываешься от поющих устриц. И моргающие тушеные глизни тоже хороши. — Спасибо за рекомендацию, — отвечает она, глядя веселыми глазами, — но я все-таки предпочитаю не настолько разностороннее взаимодействие с едой. В итоге ее выбор — салат с креветками и безалкогольный беллини. — Это все, что тебя привлекло? — Нет, — она вежливо улыбается и уже знакомым необъяснимо-волнующим жестом убирает волосы за ухо, — здесь есть из чего выбрать. Просто, если честно, я не голодна. Неопределенно качнув головой, Волдеморт переводит взгляд на воду подземной реки. Внезапно он не знает, что сказать дальше. Не продумал заранее. И в памяти не находится ничего подходящего. В подернутой туманом времени юности девушки влюблялись в него сами, и максимум, что требовалось — это какой-нибудь необычный комплимент или шутка. В искусстве же тонкого флирта он изощрялся вовсе не для завлекания, а напротив, ради удержания на расстоянии некоторых особо пылких особ вроде Хепзибы. "Ты так очаровательно застенчив, Том..." Тьфу, гадость! Совершенно не к месту вспомнилось... В воде мелькает продолговатая тень. Слишком короткая для змеи. Рыба. Годный объект для концентрации внимания на время, пока разум очищается от омерзительно-склизких воспоминаний. Недопустимо смешивать, пачкать ими образ рыжеволосой кудесницы, сидящей по другую сторону столика, на расстоянии вытянутой руки. Как бы ему хотелось прикоснуться к ее теплу, к тронутой робким румянцем щеке, бархатной коже, губам, на которые он как-то незаметно для себя уже смотрит. Пока она засмотрелась на море, вид на которое открывается с широкой террасы по другую сторону зала, он скользит взглядом по ее лицу. Дотронуться до нее легко. Но боязно. Чего доброго, испугается, вспорхнет, и совсем пока эфемерный мостик симпатии и доверия рухнет. Годы его тщеславной, но тревожной и неопытной молодости остались в прошлом, и с женщинами все стало просто и даже скучно. Ровно до того момента, как в его жизни появилась она. Вот дошло до того, что он, совсем как подросток, мучительно ищет, что ей сказать. А говорить нужно, потому что она почувствовала его взгляд и смотрит в ответ. — Ты знаешь, почему она светится? — выдает он первое, что приходит на ум. — Вода? — Лили моргает, и неоновые отсветы в зелени глаз становятся ярче. — Да. — Я могу только предположить, — начинает она растерянно, но очень быстро в ее голосе и взгляде появляется живой интерес, — что причина в биолюминесценции каких-нибудь микроорганизмов. — Так и есть. Люминесцирующие бактерии... Любопытно, что Аристотель предполагал единую природу биолюминесценции и заклинания Люмос. — Аристотель был волшебником? — Да. А на уроках по истории магии, значит, об этом по-прежнему не говорят? Никогда не понимал почему. Лили пожимает плечами: — Ну, или профессор Бинс переходит к этому вопросу, когда класс уже спит. Они прыскают практически синхронно. — Правдоподобная версия, как-то я сам ее не учел... Неожиданно он перехватывает ее изменившийся, сквозящий изумленным осознанием взгляд. Удивлена тому, что он тоже когда-то сидел за партой, да еще в той же школе? Неловкую паузу прерывает Лили: — Я где-то слышала, что в основе биолюминесценции лежат химические реакции, — говорит она, бросая мимолетный взгляд на официанта, картинно вышедшего из сгустившегося тумана с большим подносом. — Окисление двух органических веществ молекулярным кислородом, — кивает Волдеморт, не обращая внимания на планирующие на стол тарелки. — Для Люмоса же ни одного, ни другого не требуется, так что Аристотель ошибался. — О, вы разбираетесь и в маггловской химии тоже, — с воодушевлением отмечает Лили и о чем-то задумывается. — Ломаю шаблоны? — с усмешкой интересуется он. — Да, очень. — Отрадно слышать. — Интересно, а что все-таки насчет природы магии — кто-нибудь пытался ее постичь? — Кто-нибудь пытался. — Вы?! — предполагает она, сверкнув широко распахнутыми глазами. — Однако вынужден разочаровать, поскольку не преуспел. Теория магии развивается, и она на самом деле гораздо шире, чем можно узнать из общедоступной литературы, однако все ее законы установлены эмпирическим путем. Фундаментальных основ никто не знает, и мои усилия на этом поприще тоже пока безрезультатны. — А вы пробовали использовать маггловские технологии? — почти без колебаний спрашивает она и, кажется, почти не испытывает опасений. — Все, которые доступны моему пониманию, — с готовностью отвечает Волдеморт. — Но проблема в том, что объем знаний, накопленных маггловской наукой, огромен и охватить его целиком одному человеку уже не под силу. Ни магглу, ни волшебнику. Но магглы могут обмениваться опытом, объединять свои познания в разных областях. Маги же слишком малочисленны, чтобы развивать такими же темпами собственную науку, а приобщаться к достижениям магглов нам мешают предрассудки и Статут. Опасно не придавать этому значения и дальше оставаться в добровольной изоляции. Впрочем, мое мнение насчет Статута тебе уже известно. Он замолкает, делая вид, что занят стейком, но на самом деле его терзают сомнения: стоило ли напоминать Лили о том давнем разговоре, которому предшествовало похищение. Да и завершился он не лучшим образом. Но к его радости Лили реагирует спокойно, а после недолгих размышлений говорит и вовсе даже с тенью улыбки на лице: — Я помню, что вы за постепенную отмену Статута. Но, говоря о магглах, вы в тот раз больше акцентировали внимание на пагубности привносимых из их мира гедонистических жизненных установок и некритично заимствованных политических принципов. — Но тогда весь разговор проходил в несколько ином тоне и направлении, — мягко возражает он. — Хотя, пожалуй, я действительно несколько пересмотрел свои приоритеты. Если в то время главную цель я видел в ограждении нас от вредного влияния внешнего мира, то теперь не менее важным мне видится избирательная интеграция с ним. — Звучит... прогрессивно. — И снова милая дерзинка во взгляде. — Если бы у нас вдруг проходили демократические выборы, я бы проголосовала за такую программу. — Что я слышу? — он ехидно прищуривается. — Прекрасная Лили Эванс готова перейти на сторону темных сил? Она находится довольно быстро: — А... что, выборы-таки проходят?! И ваша программа где-то официально опубликована? Он насмешливо дергает бровью: — Пока нет. — В таком случае мой ответ такой же. — Хм... — Волдеморт чуть наклоняет голову и будто бы в раздумьях прижимает большой палец к губам. — А ведь ключевое слово здесь — "пока". — Я была бы рада такому развитию событий, — соглашается она с улыбкой, и одно мгновение они внимательно смотрят в глаза друг другу, но после Лили моргает и отводит взгляд. — Выпьем за это? — предлагает Волдеморт, поднося горлышко узкой темной бутыли к одному из двух пустых бокалов, стоящему к ней ближе. — Но у меня уже есть коктейль, — неуверенно отказывается она, дотрагиваясь до своего стакана. — Ты уже в третий раз, — со значением замечает он, наполняя бокал себе, — отказываешься от предложенного мной вина. Как думаешь, это тянет на вызов?.. — говорит чуть раньше, чем успевает понять, насколько неудачно пошутил, и пожалеть об этом. Взлетают похожие на крылья темно-каштановые брови и широко распахиваются глаза. — Вы верите в это пророчество? — спрашивает она побелевшими губами. Он медленно выдыхает. Отыграть назад не получится без последствий... — Уже нет. — А раньше? — Она болезненно хмурится. — Раньше... Я не считал правильным его игнорировать. — И вы... действительно... хотели?.. — Понять, о чем она пытается спросить, с таким трудом выдавливая из себя слова, несложно. Иногда слова бывают тяжелыми, как камни. И тогда они способны сложиться в непробиваемую стену. Такие слова не должны прозвучать! — Я говорил, что если есть риск, то его необходимо устранить. Я должен был увидеть ребенка, оценить степень угрозы и при необходимости переместить его туда, где из него бы воспитали моего сторонника, а не врага. — Это ложь. Ложь во спасение. Ложь, в которой никто и никогда не сможет уличить и в которую он сам готов поверить, как в правду. Лили кажется лишившейся дара речи, и он добавляет: — Я знал, что мои слова были истолкованы иначе. Но не стал никого разубеждать. Мои люди имели совершенно четкие указания не причинять ребенку вреда и не осмелились бы их нарушить. А всех остальных разубеждать было бы попросту бесполезно. Я же Темный лорд — мне положено быть чудовищем. Лили тем временем отмирает. — Вы хотели забрать Гарри себе, но не сделали этого, потому что не увидели в нем угрозы? — Не совсем так, — он позволяет себе улыбнуться. — Твой сын еще совсем мал, ничего сверхъестественного я в нем не заметил, но и слабым волшебником он точно не будет. Однако я не мог забрать его у тебя, — говорит он с нажимом на последнее слово и чувствует непритворную душевную боль. — Я никогда не сделаю ничего, что заставило бы тебя страдать, Лили. Можешь мне верить. Она кивает. — Но вы сказали, что и в пророчество больше не верите. — Да. Это случилось позже. Решив ничего не предпринимать, я много думал об этом пророчестве и неожиданно обнаружил то, чего раньше почему-то не замечал. Нет ни одной объективной причины, чтобы в него верить. По целому ряду признаков выходит, что это просто, — он пожимает плечами, — мошенничество. Лили вздыхает с видимым облегчением и расцветает улыбкой. — За это в самом деле можно было бы выпить, — говорит она и, опустив глаза, тихо смеется. Он молча наполняет ее бокал на треть. Рано или поздно этот разговор должен был состояться. Может быть, и к лучшему, что в самом начале. Как гора с плеч. Пригубив вино, она некоторое время разглядывает его, покручивая тонкую ножку бокала пальцами. — Могу я задать еще вопрос? — Сколько угодно. — Вы сказали, что не собираетесь причинять вред моему ребенку. Но знаем об этом только вы и я? — Ну почему же? — Он не понимает, к чему она клонит. — Мой ближний круг тоже в курсе. Со стороны моей организации тебе и твоим родным ничего не угрожает, Лили. — Тогда, если ваши люди уже и так в курсе, могу я вас попросить кое о чем? — Если я смогу тебе чем-то помочь — конечно. — Понимаете, — начинает она с горькой усмешкой, — мы скоро два года как сидим под Фиделиусом. Мир моего сына ограничен домом и крохотным участком двора! Книги, телевизор не заменяют жизненного опыта. Я, Джеймс, родители иногда покидаем дом, чтобы сменить обстановку, но Гарри я вывести не могу. Иначе меня обвинят в чудовищной безответственности, на что я ничего не смогу ответить, не вызвав подозрений. Вы можете это как-то изменить? — Ты хочешь, чтобы об отсутствии злонамеренности с моей стороны стало известно Ордену? Чтобы я организовал утечку информации? — Да. Он задумывается. — Организовать утечку несложно, но поверит ли в нее Дамблдор, вот вопрос... Я подумаю, как это лучше сделать, чтобы поверил. — Спасибо! — вмиг преображается она. — Пока не за что. — Вы пообещали. Это практически гарантия, разве нет? Он покачивает головой. — К сожалению, в этом вопросе не все от меня зависит, но я сделаю все возможное. В другой раз он бы не преминул поставить на вид попытку в лесть и манипуляцию, чтобы насладиться ее замешательством, но только не сейчас. Лили говорила не только искренне, но и с надеждой. Смеяться над ней в такой момент — кощунство. Да и в целом ситуация сложилась не та, в которой можно упражняться в сарказме и весело щекотать нервы. Гроза миновала, но оставила после себя пустоту, потому что на ее фоне поблекли все прежние впечатления от этой встречи. Эту пустоту нужно чем-то заполнить. Чем-то богатым на яркие положительные эмоции. Из маггловской части зала раздаются звуки музыки, и улыбка трогает губы задумчивой Лили, когда она поворачивается в ту сторону. Кажется, это хорошая идея. Волдеморт встаёт и, обойдя столик, протягивает руку. — Потанцуем? В своем изумлении она прекрасна. — Да, — хоть и не без сомнения она соглашается. И, что куда важнее, она уступает не страху, а воодушевлению. Ей хочется танцевать. Соприкосновение ладоней посылает по телу волну мурашек, но, тщательно скрывая этот факт от партнерши, Волдеморт с невозмутимым видом подзывает официанта и тихо озвучивает свое желание. Алессандро коротко кланяется и исчезает, чтобы в следующее мгновение появиться рядом с музыкантами и передать заказ. Музыка выбрана верно. Об этом Волдеморту красноречиво говорят колдовские глаза Лили, заблестевшие ярче с первыми же звуками танго. Она занималась бальными танцами с 1969 по 1971, а в последовавшие три года — на летних каникулах. Случайная крупица информации из досье на мать Избранного пригодилась неожиданным образом. Позволяя ощущению успеха задержаться в изгибе губ, Волдеморт кладет руку на талию Лили, и ее дыхание чуть-чуть сбивается. Да, танго — танец тактильный, это он тоже учел при выборе. А гриффиндорское бесстрашие не позволит ей отступить, ведь танго — это по определению танец-вызов. Она его принимает: изящная женская рука ложится на плечо Темного лорда. И хоть щеки ее в этот момент заливает жаркий румянец, глаз Лили не отводит. От ее взгляда гулче становится стук в груди. Шаг, другой, третий, поворот. Она позволяет себя вести, поначалу слишком напряженная, скованная. Он не торопит, дает ей привыкнуть, почувствовать музыку телом, и выбранная тактика себя оправдывает. Лили расслабляется, отдается танцу. Пока только танцу, но всему свое время. Стараясь не пьянеть слишком сильно, Волдеморт предоставляет ей теперь больше свободы. Канву танца определяет он, но остаются вопросы. И Лили с готовностью на них отвечает. В ее движениях появляется смелость, а еще энергия, пылкость, страсть. Дыхание Темного лорда тоже умеет сбоить. Прядь волос падает Лили на лицо, и она резким поворотом головы откидывает их назад, виртуозно вписывая это движение в общий поток. А мерцающий огнем водопад будто бы сам собой собирается в низкий, волнующе небрежный пучок у нее на затылке. Палочкой она не пользовалась и, кажется, сама слегка шокирована тем, что сотворила. Ее магия бурлит в ней и мягкими иголочками покалывает пальцы Темного лорда, сладко ноющие от того, как упруго и гибко двигается ее спина. Ему до одури хочется сжать ее в объятиях, впиться поцелуем в губы, без следа развеять мешающие одежды и сделать своей. И, даже не заглядывая в мысли, он готов поклясться, что ей хочется того же самого. И если он прямо сейчас, не нарушая контакта взглядов, перенесет ее в какое-нибудь более уединенное и удобное место, вполне может быть, что она поддастся, не оттолкнет. Но потом непременно вспомнит кучу всевозможных глупостей, в списке которых первым пунктом идет ходячее недоразумение, за которое она зачем-то выскочила замуж, и убежит прочь сломя голову. А коварного соблазнителя больше к себе не подпустит. Он не может так рисковать, а потому окклюменция ему в помощь. Желания, эмоции, порывы ровно в том количестве, которое он способен держать под контролем. Но томительную негу приятно ощущать в себе и упоительно разжигать в ней. Под финальные аккорды он заходит сзади, а рука скользит кпереди — на живот. Не ниже пупка — он не переходит границы дозволенного пресловутой моралью. Другой рукой с легким поглаживанием ведет по плечу Лили к точеному локтю и дальше, находит кисть. Пальцы смыкаются. Подчиняясь, практически в одном слитом движении с ним Лили изгибается, вскидывая и поворачивая голову. Они замирают, едва не соприкасаясь лицами. Полмгновения длится несостоявшийся, но обжегший обоих поцелуй. После чего так же синхронно и плавно они отстраняются друг от друга. Скользнув взглядом по тонкой шее, нежным ключицам и небольшим округлым грудям, он перетекает в одну сторону. Лили ускользает в другую, отходит на расстояние вытянутых рук, но пальцев не отнимает. Рисует дорожку шагов и останавливается вместе с последним звуком мелодии. Их танец завершен... многоточием. Он подшагивает ближе и, поднеся ее руку к губам, целует кончики пальцев, от чего Лили слегка вздрагивает, но убежать не стремится. Его маленькая победа. — Спасибо за танец, — вполголоса благодарит он. — И вам тоже, это было... — Тут Лили отводит взгляд и договаривает с очаровательно смущенной улыбкой: — Восхитительно. Окутавшая их тишина просыпается сначала редкими, но постепенно густеющими аплодисментами, попутно разрушая и все волшебство момента. Волдеморт раздосадованно вздыхает и, едва взглянув на на рукоплещущих посетителей ресторана, усмехается: — Похоже, мы произвели впечатление, — и уже самому себе добавляет: "Дожился". Но, по крайней мере, оно того стоило. — А я про них забыла, — тихо хихикает Лили, приподнимая плечи. — Я тоже, — тая самодовольство, хмыкает он и предлагает ей локоть, чтобы вместе вернуться к столику. Пока она с видимым наслаждением утоляет жажду дождавшимся своего часа безалкогольным беллини, он смотрит на морскую гладь и, негромко постукивая пальцами по столу, размышляет, подходящий ли сейчас момент или лучше повременить. В конце концов решается: — Знаешь, я хотел бы тебя кое о чем попросить. Не пугайся так, это совсем не страшно, — насмешливо уточняет он, глядя в округлившиеся зеленые омуты. — Ну, если не страшно, — приходя в себя, Лили кивает и подносит к губам салфетку, за которой безуспешно пытается спрятать шальную улыбку. — Я заметил, что, обращаясь ко мне, ты используешь исключительно местоимение. Мы могли бы это как-нибудь изменить? — А как мне к вам обращаться? — спрашивает она, смущаясь, и, похоже, путается в хитросплетении охвативших ее эмоций. Хороший вопрос. — Знаешь... — Прислушавшись к себе, он признает: — Мне было бы интересно узнать, какой вариант тебе самой более всего по душе. Лили вскидывает брови. — Хорошо... Можно мне немного подумать? — говорит она, поводя глазами кверху, немного задерживает там взгляд, чтобы затем опустить его к тарелке нетронутого салата. — Честно говоря, мне совершенно не нравится ваше про... Псевдоним! Он смеется, и она заслоняет глаза рукой. — Простите, — и смотрит лукаво сквозь щелочку между пальцев. — Продолжай. — Так вот... — Она выдыхает. — Дальше. Я слышала, что ваши люди обращаются к вам "мой лорд", но я не из их числа, поэтому мне этот вариант не подходит. — Веселость стирается с ее лица, и смотрит храбрая пассия с опаской. Он торопится ее подбодрить: — И мне бы этого не хотелось. Дальше? Сверкнув глазами, она шумно вздыхает. — Остается имя?! — Оно тебе известно? — Да. Его это неожиданно радует. — Хорошо. Что скажешь о нем? — Я знаю, что у вас их два. — И? — он с улыбкой приподнимает брови. — Марволо, — произносит Лили с приятным для него волнением. Непродолжительную паузу с избытком заполняет блеск широко распахнутых глаз, оттененных темными густыми ресницами. — Это имя необычное и хорошо звучит, но оно слишком старинное. Вызывает ассоциации с мудрым, суровым старцем. Вам оно не совсем подходит. — Вот как? Она виновато поводит плечами. — Поэтому мне больше нравится первое, но, насколько я знаю, вы его не любите, поэтому... — Ты считаешь, оно мне подходит? — Как ни странно, он не ощущает в этот момент ни раздражения, ни досады. Только искренний интерес. — Да, — почему-то стесняясь, подтверждает она. — Оно современное. Возможно, кому-то может показаться, что оно слишком простое и не соответствует вашему статусу. Но разве ваш статус держится на звучном имени? Я не отношусь к числу ваших сторонников, но это не мешает мне видеть, что вы не тот человек, который нуждается в громком имени. Вы сами делаете его таким. Не сочтите за лесть, я просто действительно так думаю. — Верю. — Испытывая неподобающее Темному лорду удовольствие от похвалы, он сдержанно улыбается и, пожалуй, в самом деле верит. Во всяком случае, врать ради лести она точно не склонна. — Что ж, если ты так думаешь, можешь... Сколько лет он никому не говорил подобного? Целую вечность. — Можешь называть меня Том, — договаривает он и цепко всматривается в ее лицо. — Мне бы хотелось услышать это прямо сейчас. Ее губы вздрагивают, приоткрываясь. — Хорошо. Если вы не возражаете, я буду обращаться к вам по имени... Том. Тело отзывается теплом и сонмом мурашек. Черт возьми, это всего лишь его имя. Нелюбимое к тому же, если не сказать — ненавистное. Но только не теперь, когда оно произнесено ею. Слетевшее с ее губ, оно не только не режет слух, но неожиданно поднимает настроение. Конечно, все дело в ней. Лили нравится обращаться к нему по имени. Она смущена, взволнована, но вместе с тем охвачена веселым задором. Он ей определенно небезразличен. И если ей так нравится, то, конечно же, он не возражает. И даже плевать на то, что это имя унаследовано от папаши-маггла. В конце концов, на имена не существует прав собственности. А раз так, то он только рад сделать для Лили исключение. Но сказать ей об этом ему мешают внезапно вспыхнувшие между ними цифры Темпуса. Это значит, что он должен доставить ее к дому в ближайшие пять минут. — ...если бы у нас был еще, скажем, час, я мог показать тебе Палиньяро-а-Маре. Здесь есть на что посмотреть. Она с сожалением качает головой и говорит, что должна возвращаться. Ну что же, он попытался. Подписанный росчерком волшебной палочки счет улетает в Гринготтс, а они аппарируют в садик при доме Дурслей.* * *
— Спасибо за прекрасно проведенное время. — На солнце ее волосы тепло бликуют, а в голосе неожиданно сквозит печаль. — Я был бы рад повторить. — Не стоит. — Почему? Тебе неприятно мое общество? — Вовсе нет. — Она смотрит куда-то мимо его плеча. — В этом то и проблема. — Не понимаю. — Разве? — Наконец она решается посмотреть в глаза. — Мне кажется, это очевидно. — Очевидность слишком ненадежный признак, чтобы на него полагаться, — вырывается у него с раздраженным вздохом. — Поэтому я рискну озвучить то, что, как мне кажется, представляется очевидным тебе, но абсолютно не является таковым для меня. Проблема в том, что ты замужем и боишься согрешить против супружеской верности. Но я же не любовницей моей предлагаю стать, а просто общение. Пятна мучительного стыда проступают на ее щеках. — Меня тянет к вам, а значит, это лишь вопрос времени. Вы обещали, что примете любое мое решение. — Умоляющий взгляд внезапно ранит. — Пожалуйста! — Я обещал, что, если ты не захочешь меня больше видеть, я не буду настаивать. Так ты не хочешь?.. — Я не должна. — Это не одно и то же. — Эта игра слов похожа на не совсем честную уловку. — Черт! С досады сжав кулаки, он отходит от нее на несколько шагов, но возвращается. Хватает за тонкое запястье, стараясь не сжать его слишком сильно. — Хорошо, давай так. Я дам тебе слово, что не стану соблазнять тебя и не позволю тебе соблазнить меня ровно до тех пор, пока ты прямым текстом не дашь понять, что готова послать своего благоверного ко всем чертям! — Примерно с середины раздраженной тирады Лили вдруг начинает находить в его словах что-то веселое. Эффект неожиданный, но он разряжает обстановку. И потому завершающие фразы звучат уже существенно мягче: — И вести разговоры с целью подвести тебя к такому решению я тоже не буду. Так ты согласна? Лили улыбается, но кусает губы и неопределенно покачивает головой. — Тебе ведь интересно со мной? Я мог бы показать тебе... разные места, достойные внимания. Возможно, поделиться тем, что знаю... Мы могли бы... например, обсуждать точки соприкосновения науки и магии, да и вообще наших двух миров. Я уже говорил, что мой интерес к тебе простирается гораздо шире банального плотского влечения. А в разговорах и прогулках ничего предосудительного нет, верно? Ты вышла замуж, но это же не какое-то страшное преступление, чтобы в наказание лишать себя даже самых безобидных радостей жизни? Наградой за красноречие становится ее смех и лучистый взгляд. — Вы настоящий змей-искуситель... Том.
